Б. Б.) И там, где рационально-демократические и утопические стремления пользуются имеющим огромный авторитет среди рабочих именем Маркса (вот где зарыта собака всей «рецепции». — Б. Б.), они ссылаются на него неправомерно. Замечательно то, что эти теории опираются не на марксистскую экономическую и социальную теорию (которая составляет ядро его творчества), а на гораздо менее развитое и лишь мимоходом трактуемое понимание государства» (Мейзелю конечно нетерпима мысль о том, что вся марксистская «экономическая и социальная теория» увенчивается «учением о государстве» и обосновывает его. — Б. Б.)[12].
Тактика врага лишний раз подтверждает глубокую правоту подчеркивания т. Сталиным значения учения о пролетарской диктатуре как главного в ленинизме. Мейзель, «рецепируя» марксизм, выхолащивает учение о государстве для того, чтобы притти к прямым антисоциалистическим выводам. Он говорит то, что делают социал-демократы.
Рассмотренный нами маневр буржуазных социологов является весьма характерным для того периода в развитии послевоенного империализма, когда главным рычагом буржуазной государственности была социал-демократия, когда на нее была возложена главная тяжесть борьбы за спасение капиталистического строя. Такое положение вещей потребовало усиления буржуазией своего левого фланга. Выражением этого в области идеологии служит между прочим и указанная переброска сил на левый фланг, укрепление буржуазией своего левого крыла основными кадрамрь Вместе с тем этот процесс выражал стремление к более тесному срастанию открыто буржуазных идеологов с социал-демократическими «теоретиками», желание теснее сработаться, стремление ликвидировать также и в теоретической области «сектантскую обособленность марксистов»[13], подобно тому, как эта обособленность и прежняя отчужденность была благодаря «деятельности» Эбертов, Шейдеманов, Мюллеров и Гильфердингов окончательно преодолена в политической и экономической областях. И социал-демократы вполне оправдали ожидания буржуазии. Теоретики не отставали от практиков. Стремление к сближению, к более тесной сработанности отнюдь не было односторонним процессом, а взаимным тяготением. Социал-демократические теоретики из кожи лезли, стараясь убедить буржуазных ученых не чуждаться «марксизма». М. Адлер (мы умышленно берем «левого» социал-фашиста) чрезвычайно озабочен вопросом (который уже сам по себе свидетельствует, чго перед нами господин, ничего общего с марксизмом не имеющий): «Почему значение марксизма не является общепризнанным?»[14]. Он пишет целую главу (III), в которой старается найти всяческие оправдательные мотивы тому, что до сих пор так часто «неверно» понимали марксизм, и возлагает всю вину за это на Маркса и Энгельса. Адлер хочет убедить буржуазных теоретиков в невинности и безвредности для них марксизма, в том, что «марксизм» не следует рассматривать как «партийное учение, защищающее интересы пролетариата»[15]. «Мы уже видели, — сокрушается он, — что официальная наука из-за этой политической стороны марксизма долгое время вообще не принимала во внимание теоретических работ Маркса и Энгельса. Маркс был для них не ученым и исследователем, а нечестивым создателем организованной угрозы всей (буржуазной. — Б. Б.) культуре и развитию, таинственным вождем Интернационала, великим сеятелем смуты и разжигателем, добропорядочных самих по себе, рабочих… Для многих ученых… тесная связь у Маркса теории с социалистической политикой и с идеей социальной революции оставалась тем пунктом, который препятствовал им понять подлинную теоретическую сущность марксизма (хороша подлинная сущность марксизма без социализма и учения о пролетарской революции! — Б. Б.). Для очень многих, в других отношениях вовсе не односторонних, буржуазных ученых («в других отношениях», — т. е. в том, что не касается основных вопросов классовой борьбы? — Б. Б.) марксистская литература просто потому до сих пор оставалась неизвестной величиной, что для них достаточно, чтобы книга появилась в социалистическом издательстве, чтобы ее, как «социалистическую», вообще уже не читать»[16]. Смысл сих достаточно циничных речей ясен: «Буржуазные ученые, не чуждайтесь нашего «марксизма»; не все, что издается социалистами, социалистично, не все, что называется марксизмом, защищает интересы пролетариата и борется за пролетарскую революцию». Подобные обращения выражаются нетеоретическими лакеями гораздо короче: «Чего изволите?»
Охарактеризованная на вышеприведенных примерах расстановка антимарксистских сил представляет собой вчерашний день борьбы буржуазных идеологов против марксизма. Мировой экономический кризис, приведший к окончанию частичной капиталистической стабилизации, и новый подъем революционного движения пролетариата потребовали перегруппировки контрреволюционных сил, усиления правого фланга, перенесения центра тяжести на правый рычаг. Культивируемые социал-демократией демократически-парламентски-пацифистски-стабилизационные иллюзии должны были уступить место фашизму, а социал-демократия — превратиться в необходимый придаток к нему — в социал-фашизм. Социал-демократический метод борьбы против пролетариата и его идеологии из главной формы удержания господства буржуазии превратился в подсобный метод, не переставая вследствие этого быть вреднейшим методом, главным препятствием в борьбе пролетариата за социальное освобождение. Этот процесс перестройки сил буржуазии, начавшийся в Германии с отставки Мюллера, достиг полного развития в пинке, которым буржуазия выкинула из прусского правительства Брауна и Ко. В новых условиях социал-демократия полезнее на задворках, чем у парадного подъезда.
«Влияние социал-демократии держалось на социальных реформах. Общий кризис капитализма, обостренный мировым экономическим кризисом, повлекший за собой бешеную атаку капитала на жизненный уровень масс, положил конец полосе социальных реформ. Социал-демократия была партией капиталистической стабилизации; конец капиталистической стабилизации взорвал и эту основу под ее ногами. Социал-демократия защищала «демократию», противопоставляя ее методам пролетарской диктатуры, но «демократия» переросла в ряде капиталистических стран в фашизм[17]. 20 июля показало, что социал-демократия, открывшая дорогу фашизму, уступила ему место без всякой тени сопротивления».
Политической передвижке в буржуазном лагере, естественно, соответствовала и иная расстановка сил в сфере идеологии, смена форм теоретической борьбы. Для нынешнего периода характерно не заигрывание с марксизмом а 1а Мейзель — Брейзиг, а открытая травля «культурного большевизма», провозглашенная в манифестах фон-Папена и «Стального шлема».
Не следует однако ни упрощенно представлять борьбу фашизма против марксизма, ни преувеличивать различие между фашистскими и социал-демократическими методами идеологической борьбы, представлять это различие в виде коренной противоположности. С одной стороны, фашисты в своей пропаганде в рабочей среде отнюдь не чуждаются демагогических маневров. С другой, — социал-демократические методы превратились в социал-фашистские, подверглись преобразованию в соответствии с общей фашизацией буржуазии. Нельзя говорить о методе фальсификации марксизма как исключительном методе социал-фашистской борьбы против марксизма, а лишь как о ее преимущественном методе, и точно так же открытая борьба против теоретических основ пролетарского революционного движения является преимущественным, но вовсе не монопольным методом фашистов. Точно так же как фашизм и буржуазная демократия не противоположны друг другу, а являются двумя формами диктатуры буржуазии, и методы фашистской и социал-фашистской борьбы против марксистской теории, при всем их внешнем различии, отнюдь не являются противоположными по существу.
Явления, аналогичные политическим фактам заигрывания фашистов с реформистскими союзами и рейхсбаннером и поблажкам социал-фашистам, вроде решения верховного германского государственного суда о прусском кабинете, мы наблюдаем и в области идеологии. Наряду с основной формой фашистской борьбы против марксизма (и вовсе не в ущерб ей) имеют место и маневры фашистов по отношению к марксистски мыслящим пролетариям, попытки заигрывать в известной мере с марксистской фразеологией с целью проложить путь для перехода от марксизма к фашизму, вовлечь воспитанных в марксистской традиции рабочих в сферу фашистского влияния и облегчить социал-фашистам осуществление их стремления — окончательно разделаться с «марксистской» фразеологией.
Яркий образец теоретической попытки состряпать формулу перехода от «марксизма» к фашизму, проложить мост, который связал бы quasi-марксистское вчера социал-демократических «теоретиков» с их откровенно фашистским завтра, представляют собой «работы» фашистского социолога Ганса Фрейера.
Воззрения Ганса Фрейера, примыкающего к кружку фашистской интеллигенции «Tatkreis», наглядно демонстрируют, куда растет социал-фашистская идеология. Эти воззрения показывают неизбежный завтрашний день социал-фашистских теоретиков. Они показывают, к чему ведет пиэтет к марксизму па словах, сочетающийся с отказом от него на деле, отношение к марксизму как к почтенной реликвии.
Социологические декламации Фрейера являются теоретическим обоснованием фашистской политики Шлейхеров и Грегоров Штрассеров, обоснованием «третьего фронта» концентрации всех фашистских сил и прямого включения реформистских профсоюзов (Лейпарт, Тарнов) и реихсбаннера (Гельтерман) в действующую армию фашизма. Ганс Фрейер делает открыто фашистские выводы: он призывает к революции