И еще разные весенние новости. Появились скромные маленькие желтые цветки гусиного лука. Вечером крупные ветвистые комарики стали виться над крышей веранды. Пробудился самый распространенный жук-коровка — семиточка. За день в саду снег сошел полностью. Лишь по тенистым углам осталось два маленьких сугроба.
Через открытую форточку домика доносится необыкновенное птичье пение. Выскакиваю наружу. Звуки песни со стороны оврага, поросшего деревьями, сильные, зычные, какие-то флейтовые, удивительно мелодичные и приятные. Иногда песня прерывается длинной паузой. Мне очень красивой показалась песня. Наверное, она нравится и тому, для кого предназначена. Если так, то что-то есть общее в восприятии красивого между такими далекими существами, как птица и человек. Наскоро оделся, помчался к оврагу. Прилавки еще больше покрылись короткой травой, стали бархатисто-зелеными. А дальше за ними, сверкая на солнце, высятся громадные горы в белых снегах и ледниках, и ниже их — сиреневая полоска еловых лесов. Там совсем зима, и до весны далеко. Вот и овраг. Здесь я и увидал певца — черного дрозда! Так вот кто ты, такой талантливый!
Дрозд заметил меня, замолк. Не нравится ему свидетель вдохновенной песни. Тогда я отошел подальше, присел на камень. Кто-то громко зажужжал рядом: на крошечный цветок сел неутомимый труженик — шмель, перезимовавшая самочка. Проснулась от зимней спячки! Ей предстоит немало хлопот: найти место для гнезда, оборудовать его, вывести первых дочерей-помощниц, основать семью.
Возле отвесного обрыва оврага вьются галки. Они очень озабочены, обеспокоены семейными делами, подыскивают в обрыве норы, присматриваются к нам.
На ветвях карагача уселись три, окрашенные в нежные светло-коричневые и голубые тона, египетские горлинки. И здесь извечная трагедия: одна горлинка лишняя, и две из них выясняют отношения, напыжившись, подскакивают друг к другу, стукаются боками.
На земле копошатся красные с черными полосками клопы солдатики. Их очень много. Видимо, поблизости была зимовка. Солдатики на зиму любят собираться в большие скопления. И, видимо, не напрасно. Весною не надо тратить время на поиски друг друга, легче справлять брачные заботы. Появился жук-майка, большой, черно-синий, с громадным брюшком и коротенькими, неспособными к полету крыльями. В её брюшке несколько тысяч яичек. Такая плодовитость не случайна. Выйдя из яичек, крошечные желтые личинки где-нибудь пристроятся на цветке, чтобы прицепиться к лохматой шубке пчелы и на ней добраться до её гнезда — кладовой с медом и цветнем. Здесь личинка, уничтожив детку пчелки, и проведет свое детство, пока не станет жуком. Но как мало будет удачников из нескольких тысяч потомков грузной матери!
Пока разглядывал майку, рядом с моей ногой шевельнулся свежий холмик земли и чуть подвинулся в сторону! Оказывается, подземный житель лёссовых холмов и неутомимый землекоп слепушонка отправился в подземное путешествие и по пути выстроил целую шеренгу холмиков земли.
Когда солнце склонилось к западу, мелкие былинки и кустики засверкали паутинками, отражая солнечные лучи. Сколько их здесь, невидимых дорожек, протянутых паучками-странниками! Все опутано тончайшими нитями-невидимками. Мы не подозреваем, какое величайшее множество в природе разнообразных пауков. И у каждого свое место в мире живых существ, свои нравы и обычаи, и, конечно, своя особенная предначертанная издавна роль. Уберите пауков, и произойдет хаос: появится множество насекомых и среди них немало вредных для хозяйственной деятельности человека.
Еще на земле засверкала серебристой ленточкой дорожка. Это след улитки. Осторожно между травинок пробирается сенокосец, несуразный, длинноногий. Он, типично ночной житель, боится солнца и яркого света. Но что поделаешь, когда ночи холодны, иней опускается на землю, и не терпится вместе со всеми пробудиться весною, хотя бы и на непривычном ярком свету. Еще по земле бегают шустрые чешуйчатницы. Они влаголюбивы. Придет лето, наступит сушь и зной, и чешуйчатницы — эти низшие бескрылые насекомые, — скроются в щелках, заснут до самой осени.
Копошатся совсем крошечные ногохвостки. Притронешься к такой, и хвост, подогнутый под тело и защемленный кончиком в особом приспособлении, освободится и, распрямившись, как пружинка, подбросит крошку в невероятно длинный скачок. Кто-то тяжело полетел мимо меня. Успел взмахнуть рукою, поймал. На ладони небольшой черный с красной грудкой навозничек, а рядом с ним будто в панике мечется из стороны в строну красная точечка. Взглянул через лупу, узнал клещика краснотелку. Недолго он маялся, наткнулся на жучка, мгновенно забрался на него, устроился на груди между ног, притих, успокоился. Клещик, оказывается, путешествовал на живом самолетике. В природе очень многие маленькие насекомые и клещики, движимые могучим инстинктом расселения, цепляются к крупным насекомым и отправляются вместе с ними в дальние страны.
На цветках гусиного лука усиленно работают неутомимые труженицы — домашние пчелы, — а среди них дикие одиночные пчелки галикты, мегахилы, андрены. И вдруг засверкала фиолетовыми крыльями с отблеском вороненого металла большущая темно-синяя пчела ксилокопа. Пробудилась от зимней спячки, выбралась из ячеек, выточенных в древесине полусгнившего ствола дерева. Она как всегда занята, ни на кого не обращает внимания, сама по себе!
Пока я сидел на камне, поглядывая вокруг, встречая и провожая глазами маленьких обитателей предгорных холмов, черный дрозд успокоился и вновь принялся старательно исполнять чудесную флейтовую арию, и я, заслушавшись, забыл обо всем окружающем, будто впал в небытие. Но из низины в горы пролетел вертолет и все погасил своим громким гулом.
Отправился на прилавки. Ночами здесь были заморозки, и утром еще не видно маленьких шестиногих жителей. Солнце пригревает, тает промерзшая за ночь земля, в воздухе запевают жаворонки, в кустах кричат дрозды, на кустик таволги уселась овсянка и залилась трелью. Увидела меня, испугалась, спряталась. Появляются крупные чернотелки-бляпсы. Потревоженные, останавливаются, задрав кверху брюшко. На его кончике повисла маленькая капелька коричневой и очень дурно пахнущей жидкости. Поза зенитного орудия продолжается долго, около десяти минут, хотя никому не нужен вонючка! Другие жуки чернотелки, не обладая столь мощным средством защиты от врагов, подражают жуку-вонючке, точно так же задирают кверху брюшко.
Над цветами гусиного лука загудели домашние пчелы: начался сбор нектара и перги. Мед с гусиного лука — отличнейший. Возле ручья на цветах мать-и-мачехи появились бабочки крапивницы и павлиний глаз. Расправив в стороны крылья с глазчатыми пятнами, греются, поднявшись высоко в воздух, гонятся друг за другом. Летают навознички. Иногда высоко над землей пролетает семиточечная коровка. Рыжие муравьи принялись за свои дела с неуёмной энергией. Многие сверкают лакированными поясками на полных брюшках, еще с осени заполненных пищевыми веществами. Скоро они похудеют: появятся маленькие личинки, и их придётся кормить отрыжками. Добычи же вокруг мало, еще не выросла трава, не зазеленели кустарники, и спят насекомые.
Энергичные муравьи тапиномы все выше и выше надстраивают свои непрочные земляные холмики и усиленно греют потомство. Всюду, везде, куда ни взглянешь, видны тапиномы-разведчики.
Пробудились и прыткие муравьи. А в одном муравейнике вместе с ними выполз наружу погреться и муравей «рабовладелец» — амазонка. Есть такой же муравейник замечательных муравьев-амазонок и в моем саду. Я им очень дорожу, защитил оградкой из толстой проволоки, чтобы случайно на него не наступить. У муравья-амазонки длинные тонкие и острые, как кинжал, челюсти. Ими они могут только драться да тащить куколок, отнятых в гнездах других муравьев, чаще всего прытких формик. Из куколок потом выходят муравьи-помощники. Они и занимаются всеми делами: строят муравейник, ходят за добычей, кормят муравьев-амазонок, воспитывают их личинок. Сами амазонки — профессиональные грабители, даже не умеют есть, если их не покормят и, оставленные рядом с едой, гибнут от голода.
На холмах откопались суслики, перекликаются тоненькими посвистами. Опять похолодало, и скворцы остыли к своим родительским заботам, шатаются стайками. Но рано утром все на своих местах у гнезд. Каждая парочка подтверждает права на занятый скворечник.
Крокусы и ирисы отошли. На смену им пришли чудесные красные красавцы тюльпаны. Миллионами лет растение совершенствовалось в красоте только ради того, чтобы привлечь к себе крошечных насекомых, вознаграждая их нектаром и пыльцой за участие в своих брачных делах. Теперь эта красота обрекает их на гибель. На тюльпаны еще с большим рвением набрасываются горожане — любители цветков.
В будний день тихо. Не слышно голосов дачников, стуков молотков. И вдруг раздалось громкое шипение, а потом знакомый и мелодичный возглас: «Худо — тут!». На коньке крыши, кокетливо расправляя свой убор «индейца», сидел удод. Почистил длинный клюв и улетел. Кто он, наш или чужой? Главная добыча этой птицы — насекомые, обитающие в земле да в подстилке. Для этого и необходим длинный клюв. Но он пригоден только когда оттает земля. Не раньше!
На черной весенней земле сада неожиданно появилось множество клочков бумажек. Откуда они? Но раздумывать было нечего. Пришлось их собрать, сжечь. Уж очень они портили вид участка. На следующий день я был поражен: на земле снова белели бумажки. Неужели кто-то подшучивает надо мною? Но кто, зачем? Соседи были хорошие, доброжелательные, преданные земле дачники. Таинственное появление бумажек вскоре разъяснилось. Оказывается, их приносили скворцы. С этой необычной ношей птицы садились на провода электропередачи, пересекавшие участок, и большей частью роняли их на землю. Или, быть может, здесь, перед скворечником, внимательно оценивая добытый строительный материал, браковали его. Я уехал на неделю в город с опасением, что, возвратясь, застану сад, подобный свалке.