не приходило в голову. Стоял, тяжело дыша и выпуская пар изо рта. Зато сказал Троуг.
— Знаешь, Серега. Мы часто ведем себя как мудаки. Однако одни это осознают, а другие нет.
И он побрел вслед за Рис. Не подал руки, не похлопал по плечу, даже не махнул на прощание.
— Да и пошли вы! — крикнул в крепкую спину Троугу. Рис уже скрылась из виду.
С другой стороны показалась фигура в черном. Страж прошел мимо, сделав вид, что меня не существует. Словно не заметил перебранки. Думаю, скажи он хоть слово, чтобы я вел себя тихо, это бы стало последней каплей. Но он промолчал. А я остался совсем один, в темноте. Темнота была снаружи и внутри.
Злость постепенно отступала, оставляя после себя обугленные куски души. Нет, так не должно быть. Я не могу позволить Ликам окончательно поработить меня. Иначе буду жить лишь от одной вспышки гнева к другой. Охотник, мудрый и опытный Охотник не зря писал об этом. Я должен все контролировать.
И еще этот долбаный меч. Каждый раз, когда беру его, хочется пустить клинок в дело. Кажется, что он жаждет крови. Как же все оказалось непросто. У меня в руках была необыкновенная мощь, за которую стоило заплатить не менее дорогую цену. Я одновременно силен и слаб как никогда.
По щекам текли горячие слезы, что скатывались к подбородку и там уже замерзали. Тело словно одеревенело. После выплеска огромного количества адреналина накатила апатия. Я стоял на темной улице общины и чувствовал себя одиноким. Наверное, как никогда в жизни.
Глава 4
Хорошо возвращаться туда, где тебя кто-то ждет. Видимо, для этого и заводят собак, кошек, попугаев и прочую живность. Чтобы создать иллюзию, что ты кому-то нужен. Тебя кто-то ждет. А за миску сухого корма или почесывание за ухом — уже не так важно. Ты не один.
Поэтому, когда я услышал шкворчание сковородки на кухне, то зашмыгал носом. Сентиментальным стал в последнее время. Да и настроение скачет, будто у наркомана — разгон от сюсюканий до «убью-покалечу-уничтожу» быстрее, чем у «Бугатти» до сотки. Над этим тоже надо работать. Да, черт возьми, над всем надо работать.
— О, хозяин, как дела?
— Средней паршивости. Ты ничего не сломал, пока меня не было?
— Обижаешь. Я уже почти неделю, как ты это, значитца, выпивать начал, чин-чинарем. Ни одного инцеста…
— Эксцесса, — поправил я его.
А сам вспомнил табличку, которую обычно вешают на предприятиях — столько-то дней без происшествий. Надо тоже такую заиметь. Неделя для Лаптя срок серьезный. Соответственно, скоро обязательно что-то случится. К бабке не ходи.
— Дарья Михайловна не придет?
— Нет, у нее другие планы.
— А этот… корл который, будь он неладен?
— Тоже нет.
— Ну и то хорошо. А то видел у него ножищи? И топчется, главное, топчется. Будто конь безумный. Видите ли, не снимает он обувь. Не привык. Коли живешь в хлеву, твое дело. А зачем же в чужой монастырь со своим уставом ходить?
— Ладно, ладно, завелся тоже мне, — разулся я и повесил плащ на вешалку, — есть чего приготовил?
— Ты уж извини, я так, на скорую руку, чем бог послал. Щи с кислой капустой, да котлеты и толченая картошка.
Ел я без особого аппетита. Обновление работало, хотя все же казалось, что организм чистился недостаточно быстро. Голову чуть-чуть отпустило, но общее состояние оставалось неважнецким. Потому суп я влил в себя почти насильно, заставляя нутро начать нормально работать. С похмелья — именно то, что надо. Правильно говорят, что аппетит приходит во время еды.
Желудок, поняв, что его больше не собираются насиловать водкой и пивом, нажал кнопочку «вкл» и стал требовать еще еды. Поэтому божественные котлеты Лаптя, такие нежные, что таяли во рту, улетели в один присест. Домовой протянул тарелку с добавкой, положил голову на ладошку и стал наблюдать за мной, одновременно комментируя свой кулинарный талант.
— Я просто немного хлеба добавляю. Перекручу с мясом, яйцо туда, да делать больше почти ничего не надо.
Болтал Лапоть без умолку, а вместе с тем взгляд был настороженный. Как у собаки, что по запаху не может сразу признать хозяина после долгой разлуки. Я и раньше не особо страдал тактичностью, а в последнее время и вовсе избавился от необходимости ходить вокруг да около.
— Чего смотришь, как Ленин на буржуазию?
— Гнев тебя душит, хозяин. Копишь ты его в себе, выхода не даешь, а потом он сам прорывается. Так и сгореть недолго.
Я сдавил зубы, чтобы не нагрубить. Поиграл желваками и оскалился искусственной улыбкой.
— Тебе-то откуда знать, чего я чувствую?
— Так хозяин и домовой невидимыми узами связаны. Вроде как родственники единокровные.
— Допустим. И что ты предлагаешь? Самоконтроль и все такое?
— Скажешь тоже. Копят в себе, копят, а потом от грудной жабы помирают. «Мужчины не плачут» и прочая дребедень, — спрыгнул со стула Лапоть, — гнев надо выплескивать. Раньше в лес забредали, куда поглубже, да орали дурниной. Так, что волки под себя ходить начинали.
— Если дома начну кричать, меня в дурку увезут, — расправился я с последней котлетой.
— Так необязательно голосить. У человека много всяких путей есть. Про Ищущего вообще молчу. Щас…
Он заметался по кухне, гремя шкафами, потом метнулся в зал, пронесся вихрем по стенке и вернулся с трофеями. Точнее со стопкой пыльных тарелок.
— Вот.
— Крутяк. Гости к нам придут, что ли? Только ты помой это добро, а еще лучше выбрось. Тут половина старых и треснутых.
— Так для нашего дела хорошо подходят, — он поставил стопку на стол и протянул мне одну тарелку, — держи… А теперь бей.
— В смысле?
— Разбей ее. Ну давай, что стоишь как истукан? В жизни таких тупых не видел.
Второй раз меня просить было не нужно. Машина с названием «Необузданная злость» завелась с полоборота. Я бросил тарелку, с опозданием подумав, что это наверное, керамическая посуда бабушки. И как-то нехорошо с ней так обращаться. Однако Сережа Дементьев ушел в астрал и больше не имел власти над бушующим телом.
За первой тарелкой полетела вторая, потом третья, четвертая. Кухня заполнилась множеством мелких острых осколков, отскакивающих от шкафов и холодильника. Парочка даже отлетела в меня и оцарапала кожу. А вулкан гнева продолжал выплескивать свою магму. На девятой тарелке я остановился.
Дышал быстро, словно пробежал на скорость стометровку. Волосы на коже встали дыбом, в крови бурлил адреналин. Однако удивительное дело — злость, бушевавшая внутри, уносилась прочь подобно щепке в горной реке. Я замер, прислушиваясь к ощущениям, а потом удивленно спросил.
— Это как?
— Вот так! — ответил Лапоть, подбирая осколки. — В твоем случае, гнев как гной. Его надобно выплескивать, а не копить.
— Лапоть, иди сюда чертяка, это же выход, — обнял я растерявшегося от резкого проявления моих чувств домового.
— Выход. Только тарелок не напасешься.
— Нет, просто все дело в том, что мне надо перенаправлять свою злость. Ты прав, выплескивать ее. Сломать что-нибудь, разрушить или…
Лапоть настороженно поглядел на меня. Очень так нехорошо. Как командующий части на вороватого прапорщика. Я не стал ему ничего объяснять. Потому что, если все выгорит, у меня получится без ущерба для себя и окружающих друзей пользоваться ликами и мечом.
Я умылся и в самом хорошем расположении духа пошел разбирать диван. Игровое будущее виделось не в таком мрачном свете. Единственное — не давала покоя моя обычная, человеческая жизнь, которая в последнее время стала еще сложнее. Смс от Юли с пожеланием спокойной ночи свело на нет все старания Лаптя. Я вновь погрузился в меланхолическую задумчивость. С той лишь разницей, что пока не хотел никого убить.
Закончил с домашними хлопотами на кухне Лапоть. Отгремел сковородками, убирая недоеденное в холодильник, накормил мусорное ведро разбитыми тарелками, подмел полы. После забрался на антресоль, где устроил себе нечто вроде топчана из моих старых вещей, и довольно скоро засопел. Мне оставалось ему лишь завидовать. Из головы не шли мрачные мысли по поводу близких людей. История с Лилькой не должна повториться. Я обязан сделать их жизнь максимально безопасной.
В итоге за ночь практически не удалось сомкнуть глаз. Подремал пару часов и проснулся совершенно разбитый и злой. Однако с определенным планом на сегодняшний день. Во-первых, сразу включил ноут и посмотрел ближайший фитнес-клуб с боксерской грушей. Лапоть прав, бить тарелки — накладно. А вот колотить мешок, набитый мелкой резиновой крошкой или песком — самое то. Ближайший и, судя по фотографиям, наиболее крутой зал оказался на улице Щербакова. Значит, нам туда дорога.
Вместо завтрака выпил два стакана воды. На что домовой неодобрительно покачал волосатой головой и демонстративно выбросил приготовленные блины. Я нахмурился, понимая, что начинаю испытывать определенное неудовольствие домовым. Значит, пора уже выходить. Схватил собранный заранее рюкзак со спортивными вещами и вышел.
Как только сел в вызванное такси, все начало раздражать. Неудобные кресла, запах крепких дешевых сигарет и пота, глупая песня про то, как девчонка кого-то любит, а он ее нет, звучащая из трещащих боковых колонок. Выместить злость было нельзя — поэтому я несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь успокоить подкатывающий взрыв своего внутреннего вулкана. Вышло не сказать, чтобы изумительно, однако хоть как-то. И тут я понял еще одну важную вещь.
Помимо «выплеска» необходимо было научиться концентрации. Чтобы остаться вменяемым человеком между этими самыми «выплесками». Процесс сложный и невероятно трудоемкий. Впрочем, как и любая работа над собой. Удивительно, но эта простая мысль придала мне определенной решимости.
По пути в фитнес мы остановились возле аптеки, и я прикупил пару эластичных бинтов. Понадобятся при занятиях. А когда по приезду расплатился и вышел из машины, немного оробел. Я сроду не ходил в разные «качалки», залы и фитнес-центры. И не только потому, что ленивая сволочь (хотя поэтому тоже). Мне всегда было немного неловко своего тщедушного тела. Кто ж знал, что под зачарованным обликом задохлика скрывается могучий корл? Впрочем, обыватели до сих пор не догадываются.