Конечно, это снизит поступление ресурсов. Но дерево мне уже идёт «планово», да и железную шахту феечки обнаружили, остаётся её захватить. Конечно, с камнем дела хуже, и надо мне его много… но деньги нужны сильнее.
Фома отсалютовал и отправился к своим подчинённым. Я же, приказав еретикам и оборотню готовиться к походу, пошёл будить феечек.
Впрочем, когда я вошёл в тронный зал, оказалось, феечки уже проснулись и весело гоняли по залу крохотный комок шерсти с зубастой пастью, живо напомнивший мне героя фильма «Лангольеры», только уменьшившегося и обросшего шерстью. Смятый плед был отброшен в угол. Комок шерсти ловко маневрировал в воздухе, уклоняясь от радостно пищащих феечек.
– Что тут у вас творится? – спросил я.
– Я… – Иша виновато потупила глаза, – я спала, и мне снился… Вот… А потом я проснулась… А он всё равно есть! Такой милый! Можно мы его себе оставим?
– Оставляйте, – вздохнул я, сообразив, что именно произошло. – Но боюсь, что часов через десять он вернётся к себе домой.
– Ура! – закричала феечка, кажется, совершенно пропустив мимо очаровательных ушек вторую часть моего высказывания. – Пушистик!!!
Меховой комочек спрятал зубы, сжался и отлетел в верхний дальний угол зала. Видимо, он осознал, что затискивания ему не избежать. А если не повезёт и у феечек найдётся хоть одна ленточка… Накаркал. Ленточка немедленно нашлась.
Так что, когда мы выступили, над нашей походной колонной реяли феечки и пушистик, получивший гордое имя Ланголинг, на розовом поводке, завязанном в бантик.
Однако перед выходом я обратился к Джонасу и его коллеге Вальтеру, попросив их булавы. Мне было интересно, что получилось из заклинаемых мной предметов вооружения. Н-да. Священная булава полностью утратила волшебные свойства, став снова обычным начальным оружием. А вот аура ужаса превратилась в сгустившуюся ауру ужаса. Теперь булава отнимала у носителя не 2, а 6 единиц устойчивости к откату, делая для него колдовство практически невозможным. Зато и страх на того, кто не смог его преодолеть, то есть того, у кого ментальная выносливость была меньше 22 (моей силы магии на момент создания заклятия), накладывал штраф не в 2, а в 4 единицы урона и отнимал единицу морали. Правда, радиус этой ауры был настолько крохотным, что всё вышесказанное относилось только к тому, кто атаковал носителя булавы в ближнем бою, либо подвергался атаке этой самой булавой. Но и так неплохо получилось. Для незамеченного в колдовстве еретика минусы зачарованной булавы будут несущественны, а вот аура ужаса может спасти жизнь. Как построенная кузница произведёт новую партию булав, надо будет попробовать ещё раз. Аж самому любопытно, что получится.
До балки наша колонна, сопровождаемая порхающими и весело болтающими феечками, дошла спокойно. Зато, когда мы стали спускаться по склону, мне по спине будто провели холодной и мокрой тряпкой.
– Всем смотреть в оба! – крикнул я. – Что-то у меня нехорошие предчувствия.
– Не бойтесь, милорд, – улыбнулся Фабрис. – Мы справимся. Волки у нас тут водятся разве что степные, ме…
Оборотень резко замолчал, потому что на дорогу вышел, неторопливо отряхиваясь от нацепившихся колючек, «мелкий степной волк». Мелкий. Совсем мелкий. Стоя на четырёх лапах он был мне чуть меньше, чем по пояс. А с большинством феечек – одного роста. «Ездовой волк-сеголеток», – в некотором офигении прочитал я.
Видимо, волчонок, точно так же, как и мы, не ожидал такой встречи. Поэтому замер на месте, вместо того чтобы немедленно атаковать или отступать. Так что отреагировать я успел первым.
– Парни! Стену щитов! – скомандовал я, зажигая «командный» бафф. – Девочки…
То ли волчонок просто никогда не встречался с двуногими, которые не бежали при виде его грозной пасти, то ли инстинкт самосохранения в ездовых волках был изжит как деталь ненужная и вредная, но вместо того, чтобы отступить, он прыгнул. К счастью, одна из воительниц успела не только просунуть своё копьё между двумя парнями, но и упереть пятку копья в землю и наступить на неё, удерживая древко двумя руками. Охотничье копьё, которыми были вооружены все воительницы, вошло в широкую волчью грудь по самую крестовину[47]. Может, в казармах еретиков копья ладили ну очень крепко, а может, просто кости упали как надо, но древко затрещало, заскрипело и выдержало. И тут же на замершего, остановленного в прыжке волка обрушился первый удар булавы.
– Фейки! Не стрелять! – крикнул я феечкам, уже готовившимся атаковать сеголетка залпом «Стрел Хаоса». – Фабрис! Ко мне!
Оборотень, как, впрочем, и феечки, недоумевающе посмотрел на меня.
– Это – щенок. Где-то здесь его папа и мама… И, боюсь, мы скоро узнаем, где именно.
Между тем волчонок пятился, пытаясь сняться с длинного, откованного в форме лаврового листа наконечника рогатины. Но воительница не позволяла ему этого, и как только волчонок делал шаг назад, она делала шаг вперёд.
Еретики – это всё-таки солдаты, а не крестьяне-ополченцы. Работать группой против одного они умели. Ещё два копья окончательно лишили волчонка подвижности, и с этого момента он был обречён. Всё же без орка-всадника ездовой волк не был полноценным четвёртым рангом, да и сеголеток – не взрослый волк, так что удары дубин и наконечники копий постепенно делали своё дело, снижая здоровье животного. Собственно, оно было уже в красной зоне[48], и я надеялся, что этот бой мы проведём без потерь, когда один из еретиков покатился по земле, сбитый ударом действительно огромного тела. «А вот и мамочка», – подумал я.
К счастью, добить жертву волчица не сумела. Перед её мордой сверкнуло лезвие боевого топора, которым взмахнул Фабрис. Она отскочила, и этого хватило еретикам, чтобы выстроить стену щитов. Две девушки попытались было повторить прошедший с волчонком фокус, поймав прыгающую волчицу на копьё… Но я здраво оценил их шансы удержать эту тушу, которая была в холке с меня и возвышалась над большинством еретиков (признаться, при генерации персонажа я себе слегка польстил), и перенаправил их на добивание сеголетка. Бафф «Воодушевление» поднял мораль еретиков, упавшую было при виде чудовища. А как только откат прошёл, на них же легла «Удача». Она им сегодня точно понадобится.
Я посмотрел на мечущегося перед щитоносцами зверя. «Ездовая волчица. Проклята. Искалечена».Последние две надписи вместе со значками нескольких дебаффов внушали некоторую надежду на успех этой авантюры.
Метания волчицы приобрели некоторый узнаваемый рисунок. Если бы у неё на спине сидел орк, размахивающий тяжёлым топором, думаю, он сумел бы зацепить одного-двух моих людей и открыть дорогу для рывка волчицы. Но орка не было, а без него зверюга только теряла время.
Видимо, один из еретиков устал. Его рука опустилась, и нижний угол щита ушёл влево, открывая колено… совсем чуть-чуть, но этого хватило. Огромная морда стремительно рванулась вперёд, отпихнула щит дальше в сторону, и острые зубы вцепились в ногу над коленом.
Но за этот успех волчице пришлось дорого заплатить. В момент, когда тяжёлая булава врезалась в склонённую голову зверюги, над Джонасом вспыхнула яркая радуга удачи, обрушив на волчицу сразу несколько дебаффов: «Оглушение», «Кровотечение», «Ослеплена на левый глаз»… А когда вскрикнувшая почти по-человечески волчица попыталась отскочить, на её левый бок, со ставшей уязвимой, ослеплённой стороны, обрушился топор Фабриса, превратив изначально висевший над ней дебафф «Перелом рёбер» в «Тяжёлый перелом со смещением». Теперь ещё один удар туда же – и есть шанс, что рёбра пробьют лёгкое.
Тем не менее волчица смогла вырваться из окружения. Правда, это стоило ей просевших морали и урона. Всё-таки преодолеть сгустившуюся ауру ужаса она не могла. К тому же за нашими спинами взвизгнул сеголеток, и капнувший опыт возвестил окончание той части схватки.
Взвывшая волчица совершила длинный прыжок и скрылась за деревьями. Правда, над её головой я заметил мелькнувшую среди ветвей тень, а на карте в моей книге зелёная отметка двигалась в том направлении, куда убежала волчица. Надеюсь, Ариса не сглупит и не даст себя поймать.
– В погоню? – спросил Фабрис, оттирая лезвие топора сорванным у дороги лопухом.
– Нет, – помотал я головой. – Надо дать ребятам прийти в себя. Для большинства из них это первый реальный бой. Да и… – я посмотрел на Пьена, с тяжёлым вздохом поднимающегося с колен от оставшегося лежать неподвижно тела, – павшего надо похоронить.
Я подошёл к лежащему еретику. Стало видно, что клыки ездовой волчицы разорвали ему бедренную артерию, и несчастный умер от потери крови прежде, чем Пьен успел что-либо сделать.
Вскоре на поляне неподалёку от дороги воздвиглась ещё одна восьмиконечная звезда. На неё поглядывали со страхом, но и с гордостью.
– Фабрис, – обратился я к оборотню. – А как так получилось, что «простой деревенский парень» разговаривает полными и сложными предложениями, да ещё и столь пафосно, зато совсем не употребляет характерных для этой местности просторечий?
Тот усмехнулся.
– Отсутствие просторечий объясняется просто… – Он скорчил жалобную рожицу, что при его габаритах смотрелось скорее угрожающе. – «Сами мы не местные…» – Он вернулся к своей нормальной улыбке. – Отец с матерью перебрались сюда, ещё когда я был совсем несмышлёным младенцем. Иногда у меня даже возникало искушение помечтать, что он был дворянином, бежавшим в Дикие земли от преследований более сильного аристократа или вследствие участия в каком-то провалившемся заговоре… разумеется, праведном и справедливом. Но ни отец, ни мать никогда не отвечали на мои вопросы об этом. Впрочем, отрицать мои измышления они также не торопились. Так что о своём происхождении я не могу сказать ничего. Просто не знаю. Однако упомянутые размышления распалили во мне нешуточные амбиции, и, выучившись у матери читать и считать, а у отца – махать топором, я отправился добывать себе чести, славы и богатства.