– Ты сделал мне лучший на свете подарок, – не унимается Алиса. – Ты дал мне разрешение и предоставил средства для работы в одиночку, а не в команде. Мне не пришлось сгибаться под тяжестью иерархии и отвлекаться на соперничество, без которого не обходится ни в одном научном коллективе.
Он пожимает плечами.
– Ты работаешь одна, я – нет. Мне полагается отчитываться. Вчера президент Легитимус сказал мне: «Мне не нужны проблемы с твоими экстравагантными проектами». Приближается кампания по его переизбранию, и твоя непопулярность в массмедиа внушает ему страх за собственный имидж. Он не хочет терять голоса при опросах, ведь большинство считает, что ты вознамерилась уничтожить человечество на деньги налогоплательщиков. – Уэллс вздыхает. – А еще он спросил, каково мое мнение о прогрессе твоего весьма… противоречивого проекта.
– Прогресс налицо, Бенджамин. Мне нужно всего-навсего немного времени. Когда я решу, что результат уже можно предъявить, ты первым об этом узнаешь.
Министр резко меняет тон.
– Ты меня не поняла: после этого инцидента у нас не остается времени. Мне срочно надо побывать у тебя в лаборатории, чтобы растолковать потом президенту, чего ты добилась.
– Еще рано! – возражает Алиса.
– Если ты меня туда не пустишь, то я больше не смогу тебя финансировать.
Она смотрит ему в глаза.
– Это угроза?
Он выдерживает ее взгляд. Она, раздраженно сопя, отворачивается.
– Как хочешь. Приходи. Кто платит, тот заказывает музыку. Но предупреждаю, тебе может не понравиться…
– В Национальный музей естественной истории, пожалуйста, – приказывает министр своему водителю.
За стеклами бегут умытые дождем парижские улицы. Провожая взглядом городской пейзаж, Алиса произносит со вздохом:
– Ох как не понравится…
Они шагают по галерее «Эволюция».
Чучела выставлены здесь в затылок друг другу, начиная с самых мелких и кончая самыми внушительными. Можно подумать, эволюция не ведает иного критерия, кроме размера.
Вместо глаз у чучел животных стеклянные шарики, отчего у всех до одного пустой неподвижный взгляд.
Алиса Каммерер ведет Бенджамина Уэллса по лабиринтам огромного здания. Они спускаются в подвал с замысловатыми коридорами.
В воздухе летает пыль. Министр чихает.
– Сюда мало кто заглядывает, – объясняет Алиса. – Кстати, ты так и не объяснил мне, как вы сумели определить личность журналиста.
– Ты про Диего Мартинеза? Охрана нашла на полу его смартфон, к тому же он попал в объективы камер видеонаблюдения. Он не надел ни капюшона, ни маски.
Бенджамин останавливается, достает свой мобильный и показывает Алисе видео с журналистом, шныряющим по коридорам музея.
– Сторож не сразу на него среагировал, вот он и успел скрыться.
Они идут дальше и останавливаются перед дверью с номером 103. Караульный узнает министра, отдает честь и впускает его вместе со спутницей.
– Хорошо еще, что Диего Мартинез действовал аккуратно и не испортил замок, – говорит ученая. – Следов взлома не осталось.
– Я ознакомился с его уголовным прошлым. Он – бывший взломщик, переквалифицировавшийся в журналиста – охотника за сенсациями.
– Какой он, этот твой папарацци? Лучше, чтобы я смогла его опознать, если он за мной увяжется.
Бенджамин опять достает смартфон и показывает фотографии криминалистической идентификации Диего Мартинеза, сделанные перед первой его тюремной отсидкой: одна анфас, две в профиль. На щеке у Диего длинный шрам в форме буквы Y. Из-за испанских имени и фамилии и тюремных снимков Алиса готова усмотреть в нем сходство с колумбийским королем наркоторговли Пабло Эскобаром.
Она достает из кармана ключ, отпирает дверь и зажигает в лаборатории свет. На широком столе посреди комнаты красуется толстая папка с надписью «МЕТАМОРФОЗА».
Алиса отпирает еще одну дверь, ведущую в коридор с тремя дверями: A, D, N.
– Поглядим, что там у тебя за эксперименты… – бормочет Бенджамин.
Алиса открывает дверь комнаты N и включает свет. Бенджамин таращит глаза на стеклянный куб с водой в три метра высотой, полный синеватых водорослей, и опасливо приближается к нему.
Тут же из-за стеблей появляется существо, которое министр сначала принимает за обезьяну. Правда, обезьяна довольно странная: во рту у нее форель.
Уэллс невольно шарахается, потом берет себя в руки. Примат упирается ладонями с перепонками в стенку аквариума. У него гладкая блестящая кожа синевато-серого цвета. Он широко улыбается, выпускает из зубов рыбину и дружески подмигивает.
– Полюбуйся на результат своего финансирования, – предлагает Алиса.
Потрясенный Бенджамин Уэллс не сводит глаз с аквариума.
– Это то самое чудище, которое видел журналист?
– Это не чудище, а помесь обезьяны и дельфина. Пока что я окрестила его по-научному Macacus aquarius, но на самом деле его зовут Эжен, в переводе с греческого это значит «с хорошими задатками».
Она поворачивается к гибриду и приветливо машет ему рукой.
– Привет, Эжен.
Обезьяно-дельфин улыбается еще шире, обнажая острые зубы, как будто с желанием произвести хорошее впечатление.
Чтобы успокоить министра, Алиса спешит объяснить:
– Здесь все держится на записи генетических кодов примата и китообразного. Повар бы выразился так: успех или неудача моего блюда зависят от рецепта и от дозировки ингредиентов. Здесь ингредиенты – это кончики цепочек ДНК.
Ошеломленный Бенджамин Уэллс вглядывается в водяную обезьяну, явно радующуюся новому лицу и всячески это демонстрирующую.
– Я не знал, что ты…
– Добилась успеха? – договаривает за него Алиса.
– Согласись, это поразительно! То есть я хочу сказать, что… Словом, я не ожидал, что ты так быстро добьешься результатов.
– Ну, не так уж быстро…
– Сколько лет твоему Эжену?
– Три года, он еще ребенок.
Бенджамин вздрагивает от удивления.
– Ты хочешь сказать, что целых три года скрывала от меня своих… живых гибридов?
– Я хотела убедиться в жизнеспособности Эжена, прежде чем показывать его тебе, – оправдывается молодая женщина. – Представь, ты приходишь, а здесь труп…
Обезьяно-дельфин продолжает делать приветственные жесты в сторону министра. Определенно, новый человек его сильно заинтересовал.
– Это еще не все. Пошли дальше.
Они переходят в комнату за дверью с буквой D. Там министр науки тоже видит огромный стеклянный куб, но уже не с водой, а с бурой землей.
– Это что, огород для Эжена?
Алиса трижды стучит по стеклу, земля в кубе приходит в движение. Появляется лицо, наполовину заросшее черной шерстью. Уэллс снова невольно отшатывается. Поборов первоначальный шок, он подходит к стеклянному кубу и разглядывает сидящее там существо. Видно, что это тоже примат, только глазки и ушки у него маленькие, почти невидимые. Зато нос гораздо длиннее, чем у шимпанзе, с подвижным розовым пятачком. Волосы над верхней губой светлее и образуют усы, рот приоткрыт и обнажает два длинных резца, как у бобра или у белки.
Плеч у существа нет, почти от головы растут огромные розовые кисти, пальцы продолжены широкими толстыми ногтями, больше похожими на когти.
Орудуя кистями, как лопатами, существо пробивается сквозь бурую землю и прижимается боком к стеклу.
– Он буравит землю с той же легкостью, с какой обезьяно-дельфин перемещается в воде при помощи своих перепонок! Поразительно…
Никогда еще Бенджамин не испытывал такого изумления.
– А этот как называется?
– Macacus terrarius. Для меня это Мария-Антуанетта.
– То есть она – дама. Кто же родители твоей Марии-Антуанетты?
– Самец-бабуин и самка крота. – Алиса тычет пальцем в клыки существа. – Длинные резцы позволяют ей резать корни и даже более твердую древесную ткань. При помощи своих широких лап с когтями она перемещается в рыхлой земле, как в полужидкой грязи.
Она поворачивается к министру.
– Мы можем идти дальше?
Уэллс утвердительно кивает. Они выходят, Алиса открывает последнюю дверь, помеченную буквой А. За ней высится просторная вольера с огромным деревом в центре. На его ветке висит удлиненный светло-бежевый плод, который министр сперва принимает за банан-переросток.
Алиса свистит, плод вибрирует и раскрывается, внутри него белеет лицо. Министр видит крылья, вернее, тонкую полупрозрачную мембрану, которой соединены длинные фаланги этой невиданной обезьяны.
– Знакомься, Macacus aerius, помесь гиббона – наверняка ты их знаешь, это прыгучие обезьяны, обитатели высоких крон – и летучей мыши.
– У него нет рук? – удивленно спрашивает Бенджамин.
– Намекаешь, что он подобен ангелу? Иметь и руки, и крылья нелогично. У млекопитающих четыре конечности, а не шесть, то есть ты видишь его передние конечности, превратившиеся в крылья, как у птиц.
Странное существо порхает пару секунд по вольере, но в ней слишком тесно, и ему приходится задержаться перед гостями.
– Я экспериментировала с крыльями альбатроса, но перья оказались неразрешимой проблемой.
Бенджамин не сводит глаз с гиббона – летучей мыши; на его вкус, это вылитый вампир из фильма ужасов вроде «Дракулы», разница только в том, что у него почти полностью белый окрас.
– Самец или самка? – выдавливает он.
– Жозефина у нас самка, видишь шесть сосков у нее на туловище?
Пользуясь близостью существа, министр тщательно его разглядывает. Ему бросается в глаза удлиненная морда, круглые черные глаза навыкате и особенно широкие остроконечные уши с бороздками внутри.
– Можешь с ней поболтать, у нее тончайший слух, она улавливает тишайший шепот.
– Ну, что же… Бонжур, Жозефина.
В ответ существо издает негромкие крики, что-то среднее между обезьяньим бурчанием и птичьим чириканьем.
– Что ответила мне твоя Жозефина?
– Что она голодна. Я установила для нее дозатор сухого корма, но она предпочитает целые фрукты. Покорми ее, если хочешь.
Алиса указывает на ящик с зелеными яблоками. Министр берет одно и просовывает между белыми прутьями клетки. Жозефина ловко хватает яблоко зубами и помогает себе длинными пальцами задних конечностей: держит его и с довольным видом жует.