Я приветствовала силу, которая была мне такой родной и любимой; силу, что так долго спала на самом дне моего сердца и которая точно так же тосковала по мне как частице себе подобной. Теплой волной энергия прошлась по моему телу и, должно быть, откликнулась сиянием в моих глазах, потому как девушка напротив меня испуганно вздрогнула.
— Кто вы? — прошептала она, пытаясь заглянуть в мои глаза.
— Почему вы все время это спрашиваете, — хмыкнула я, — можно подумать, мое имя что-то тебе скажет? Давай, девонька, не будем терять время даром, — глубоко вздохнув, я накрыла ладонью ее предплечье и клеймо на нем.
Магия, что сплеталась в клеймо на ее предплечье, проникала не только в тело, но и, как я уже сказала, в саму энергетическую сущность девушки. Словно волна, моя сила проникла в ее тело, окатив ее жизненной энергией, которая не знала преград на своем пути, — она выталкивала из тела все, что было неестественным, вредоносным и неправильным. Мои… нет, наши силы были и впрямь похожи на стихию, которая могла как приласкать, так и навредить. Потому я тщательно контролировала этот поток, подмечая малейшие изменения в организме женщины. Подозреваю, после такого контакта девушка проживет долгую жизнь, не омраченную болезнями и хворями. Если только нас не поймают в ближайшее время. Я направила поток к клейму, беспрепятственно проникая в саму его структуру, точно это и впрямь опухоль, которую необходимо разрушить на структурном уровне. Раньше мне не хватало сил, чтобы сделать нечто подобное с собой, но сейчас я точно плавила его изнутри. Девушка не испытывала боли, я контролировала это. В ее состоянии это было бы очень опасно. Зато таким штурмовым методом удалось избавиться не только от клейма, но и от последствий лекарств, что давали ей последние дни.
Мне казалось, что мир вокруг замер и растворился. Единение с собственным даром и энергией, что так долго спала во мне, кружили голову. Мне хотелось слиться с ней, отбросить все горести и невзгоды и просто стать одним целым с этой силой, такой родной, теплой, манящей. Лишь чудом мне удавалось сохранять сознание и относительную ясность мышления, иначе я не бралась предугадать, чем все это могло закончиться. И как только клеймо было разрушено, невероятным усилием воли я отступила. Казалось, я заставила отступить ураган, который не желал так просто утихать. Девушка смотрела на меня во все глаза. Во взгляде ее читалось восхищение и благоговение, а я едва стояла на ногах, из последних сил усмиряя то, что так просто выпустила в этот мир. Мне не было больно физически. Но моя душа рыдала. Она хотела большего. Больше свободы и воли. Сила во мне желала этого, и я сама тянулась к ней.
Прежде такого никогда не происходило, что же изменилось сейчас?
— Как вам это удалось? — с придыханием спросила та, что назвала себя Мэйр.
Я же проигнорировала ее вопрос, сосредоточившись на собственных ощущениях и борьбе с самой собой. Следовало быть осторожнее. Должно быть, слишком интенсивно я вливала свои силы? Быть может, потому, что впервые я столь осознанно впускала и принимала в себя это?
— Хорошая девочка, мелковата, но так рожать попроще будет, — кое-как сказала я вместо ответа, чем в принципе переключила внимание женщины на ее еще не рожденное дитя.
— Девочка? — улыбнулась Мэйр и, судя по мечтательному взгляду, перешла куда-то в мир фантазий о недалеком будущем.
— Следующая, — обратилась я ко внимательно следившим за нами женщинам. — Ну, че замерли? Ты, — указала я пальцем на девушку с темными волосами и кожей, что стояла ближе всего к нам.
— Тали, — пискнула она.
— Я не спрашиваю, как тебя зовут. Шуруй сюда, да поживее, у меня уже в спину вступило на одном месте стоять. Думаешь, только беременным тяжело? Станешь старой, будешь думать, что уж лучше беременной. Шуруй, говорю, сюда, пока я не подошел! — многозначительно посмотрев на свой посох, порекомендовала я.
Стоило мне немного прикрикнуть, как девушка тут же потупила взор и посеменила ко мне крошечными шажками. Это была походка рабыни, которая повинуется своему господину. Так этих девочек учили ходить с самого детства. Должно быть, они умели это еще до того, как научились говорить. И мне, человеку, который был родом из совершенно иной эпохи, было дико видеть подобное, а ведь это стало уже неотъемлемой частью жизни этих людей. Ты можешь снять цепи, но ты не можешь научить быть свободным.
— Дай мне руку, — твердо сказала я, вовремя смекнув, что чем мягче с ними разговаривать, тем несговорчивее они становятся.
С каждой из оставшихся пятью женщин я повторила то, что сделала с первой. И с каждым разом мне становилось все тяжелее сдерживать себя. Все сильнее сбивалось мое дыхание, все острее я чувствовала потребность слиться с силой, что переполняла меня. И, когда она отступала, каким-то чудом повинуясь моей воле, я чувствовала острую тоску и потребность чего-то большего. Под конец я не чувствовала себя уставшей, но эмоционально была истощена. Глубокая тоска, горькая и совершенно необъяснимая, плескалась на дне моей души. Мне было сложно стоять, хотелось лечь, закрыть глаза и не видеть и не слышать никого и ничего вокруг. Но это было из разряда несбыточных мечтаний. Потому я лишь вдохнула глубоко, привычно задвинула свои нелепые переживания куда подальше и сказала:
— Мэйр, возьми меня за руку, а другую дай Тали. Я хочу, чтобы, как только мы выйдем за эту дверь, каждая из вас держала за руку ту, что идет впереди. Как хотите, но не смейте разжимать рук. Только попробуйте отпустить — и я вас так взгрею, мало не покажется, усекли?
Шестеро женщин нестройно закивали, но выполнили то, что я им сказала, беспрекословно. Так мы превратились в единую живую цепь, а моя сила устремилась от одной девушки к другой, окутывая их тела в своеобразный кокон из энергии, что делала их частью единого целого вместе со мной. Теперь самым главным для меня было удержать этот кокон и дать понять магии, что защищала это место, что все мы — это один организм, не живой и не мертвый организм первородного.
Думаю, со стороны выглядели мы презабавно. Один дед и шесть баб, точно четырехлетние малыши, взявшись за руки, шуруют по темной лестнице. Оставалось только запеть какую-нибудь веселую песенку о дружбе, так было бы и вовсе забавно. Слава Двуликому, ни одной из нас это так и не пришло в голову. Ну, одной пришло, но я сдерживалась…
Я тщательно просматривала Даром каждый этаж, мимо которого мы проходили на предмет присутствия живых. Аланиты, конечно, там были, но как-то старались держаться вдали от лестницы для рабов. Должно быть, она казалась для них совершенно неинтересной в это время суток, и поблизости от нее не располагалось ничего важного для них. Что ж, мне это было только на руку. Когда мы были уже на первом этаже, одна из женщин запнулась о подол своего платья и едва не упала, резко дернув на себя Тали, Мэйр и, как следствие, меня.
— Держите ее за руку, — тут же зашипела я, — не смейте отпускать!
Девушка замешкалась, пытаясь подняться, но, слава Лурес, рук не отпустила.
«Когда все закончится, поеду в Торсен: буду пить, играть в карты, проверну с десяточек афер и, может быть, открою свой игральный дом. И лет двадцать не буду тусовать там, где хоть кто-нибудь беременный или больной», — мысленно пообещала я себе, уговаривая себя быть понимающей и терпимой.
— Все, идем дальше и смотрим под ноги, — тихо сказала я, открывая дверь на первый этаж.
Совсем скоро мы оказались в закрытой на ремонт мертвецкой. То, что я собиралась сделать далее, было рискованно, но выбора особенно не было. Это давало нам хотя бы немного времени. Хотя бы немного…
Я отпустила руку Мэйр, так как опасность того, что нас засекут, была тогда, когда мы переходили из одного помещения в другое, так как каждая комната находилась в своеобразном пузыре из заклятий. Когда я проходила сквозь «стенки» каждого такого «пузыря», могла сработать защита. Но когда я была внутри, то система меня уже не воспринимала.
— Знаете, что это за место? — спросила я.
Девушки помотали головами.
«Слава тебе, Двуликий, — подумала я и добавила: — И тебе, Айд, слава, что эти дамы выросли дремучими и недалекими!»
— Обычно в этих шкафах хранят овощи и фрукты для работников центра, — кивнула я на холодильные установки для трупов, — но сейчас тут ремонт, и ими никто не пользуется. Уже почти рассвет. Выбираться на улицу очень опасно. Вы полежите тут немного, я помогу вам уснуть так, что это будет безопасно для вас и ваших детей, а уже ночью мы найдем способ выбраться, хорошо?
Шесть девушек смотрели на меня с таким выражением во взгляде, точно они были коровки, которые смотрят на своего пастуха. Полное отсутствие понимания происходящего, немного страшно, но пастуху же виднее, он-то точно знает, что делать, значит, пойдем туда, куда он скажет.
— Ну вот и отлично, — кивнула я.
— Мы сможем дышать внутри? — поинтересовалась Мэйр, пожалуй, самая прозорливая из всех.
— Да, — твердо ответила я, промолчав о том, что это будет не так уж и необходимо.
ГЛАВА 13
Сидя на каменном полу мертвецкой, я устало откинула голову на прохладную белоснежную стену за своей спиной. Я очень устала. Ввести шесть беременных женщин в состояние между жизнью и смертью, сделать это так, чтобы обезопасить не только их, но и детей внутри, было непросто, мягко говоря. Еще сложнее было запихать их в морозилку. Ну, тут я сама виновата. Первой была Тали. И, стоило мне закрыть за ней дверцу камеры, как пять оставшихся на свободе беременных дам запаниковали. Не надо было закрывать дверь при них. Но хорошая мысль приходит уже после того, как ты сделал все возможное, чтобы облажаться.
И так мое «стадо» стало испуганно сбиваться в кучу в противоположном углу комнаты. Стоило мне к ним приблизиться, как они улепетывали в противоположный угол. Угрозы действовать перестали. Даже Мэйр, которая была оставлена в сознании для того, чтобы урезонить остальных, как наиболее вменяемая, носилась вместе с остальными по кругу мертвецкой. Когда мы во второй раз обошли помещение по периметру, я поняла, что по-хорошему уговорить ни одну из них не получится. Еще немного, и они начнут орать, что их убивают. Пришлось усыплять всех и сразу. А вот после началась самая веселая часть моей операции по спасению невинных жертв. Надо было затащить каждую на предназначенную ей полку. Как я это смогла сделать, я до сих пор понять не могу. Но все мышцы в моем теле сейчас синхронно дергались и отказывались поднимать меня с пола. Это был бунт.