Утешаю себя. Вслух.
– Всё-таки, живём в лучшем из миров.
– Ну… вашими бы устами…
Кадровик смущённо улыбается.
…стряхиваю с себя сонное оцепенение, замечтался… а что тут ещё делать, когда сидишь над этими расчётами, как проклятый…
Поднимаюсь на вершину башни. Здесь можно побыть наедине с собой. И со всем миром. Отсюда видно Плато, и огромный мегаполис, раскинувшийся по Плато от края до края. На юге и на севере Плато обрывается в бездну, в небытие, может, там есть какие-то другие времена и миры, не видимые нами. Не знаю. Не видел.
К востоку плато переходит в склон, на нём видны дымные фабрики, обломки транзисторов, электронных ламп, каких-то первых искусственных спутников. Дымные пожары войн, новое поколение уже и не знает, что это за войны. Отлетавшие своё кукурузники. Какие-то допотопные вундервафли времён непонятно чего.
В ясную погоду можно увидеть кусочек девятнадцатого века – там, по склону, можно заметить, как пыхтит по рельсам какой-нибудь первый паровозишко, чумазые парни кидают уголь в ненасытную глотку печки…
На западе плато переходит в склон. Склон, уходящий резко вниз. Дым пожарищ. Грохот атомных взрывов. Синие всполохи, теперь-то я знаю, что это за всполохи. Ещё какие-то вспышки непонятно чего.
В ясную погоду можно увидеть…
Да ничего там нельзя увидеть. Ни в ясную, ни в какую. Склон, уходящий резко вниз. В темноту.
Отсюда же, с башни, видна крыша Дворца Народов, где люди власти когда-то подписывали договор, что дальше не пойдём. Туда, на склон. Дальше две тыщи пятнадцатого. Историческое место и всё такое.
Севернее…
– К вам мальчик.
– Чего?
Оторопело смотрю на прыщавого лаборанта, какой чёрт его сюда занёс.
– Какой мальчик… сынуля мой, что ли?
Тот разводит руками:
– Откуда я знаю, как ваш сынуля выглядит?
Я уже сам не знаю, как мой сынуля выглядит, полтора раза его видел…
– Ну… пусть зайдёт.
– Пропуск ему выписать?
Вот, блин…
– Ну, выпишите…
– Тогда паспорт ваш нужен…
Кусаю губы… знать бы ещё, на кого я выписываю пропуск…
Он заходит, легко так, как к себе домой, смотрю на него, чувствую, что встреча не предвещает ничего хорошего…
– Ну, привет…
…Минька, или как тебя там.
– А… здрассте, – усаживается в кресло, как у себя дома, ну правильно, папочка его скоро весь мир купит…
– Это… папа вам передать велел…
Лёшка, или как его там, протягивает мне пухлый конверт. Мысленно отмечаю про себя, что конверт надорван с края, как бы Васька или как его там, из конвертика уже не пощипал. Ну, да и ладно, дарёному коню зубы не смотрят…
– Спасибо большое.
Хочу добавить, как раз кстати, с работы турнули, сынуля девятый класс кончает, алименты платить, и… ладно, кому это всё интересно…
Пацанёнок не уходит. Сидит. Как у себя дома. Ну что, что тебе ещё надо, чаем тебя, что ли, должен поить… с конфетами? Я вообще-то сам домой идти хотел, если ты не в курсе…
– Ну, чего такое?
Он смотрит на меня в упор, ёрзает на кресле, хочет что-то сказать, что он там задумал… Только не надо, пожалуйста, а можно я телескоп посмотрю, а можно я вон ту ручечку покручу, а где у вас машина такая, которая…
Пошёл вон.
– Я это…
– Ну, чего?
– Там… на склоне… когда мы… я видел.
Гром среди ясного неба.
Вот этого я и боялся. Нет, ещё надеялся на что-то, что пацанёнок умный окажется, да где они умные-то… Ещё надеялся, хватит у него умишка не ляпнуть, что я там, на склоне, человека подстрелил. Я вообще его убивать не хотел, если уж на то пошло, я же не знал, что штука эта синими лучами выстрелит. Да что не хотел, да, хотел, он сам хорош, напал, и вообще, законная самозащита, и вообще…
И вообще…
Протягиваю пацанёнку конверт.
– На. Тебе.
– Не-е, это вам папа просил…
– Ну а я тебе дарю.
– Да не-е… мне папа каждый день по столько…
Чуть не давлюсь собственным языком. Мда-аа, чтобы такого задобрить, это квартиру продать надо и самого себя на органы…
– Я видел, – повторяет мальчишка.
Так и хочется сказать ему, дурище ты, дурище, я тебе жизнь спасал, а ты…
– Вы же тоже… видели, да?
Кусаю губы.
– Ну… что ты хочешь… чтобы ты молчал?
– А чё молчать-то?
– А то… будто сам не знаешь.
– А что… про это говорить нельзя… что мы видели?
– Нет, конечно.
– А чё будет?
– То и будет… тюрьма мне будет, вот что…
– Как-кая тюрьма? За то, что там другая вершина, вам тюрьма будет?
И снова гром среди ясного неба.
– Какая ещё… другая вершина?
Другая вершина, другая вершина…
Начинаю припоминать. Ну да. Там. На склоне. Когда воздух свистел от пуль, и земля ощеривалась взрывами. Когда вжимался в снег, когда…
Там-то и увидел.
В тумане.
Не на горизонте, а где-то дальше, дальше, там, где кончалась сама бесконечность. Светилось что-то в тумане, высоко-высоко, выше нашего плато, огни какого-то города – там, там. Впереди. Так впереди, что я понять не мог, где это впереди находится. Тогда и мысли не было, что там может быть другое возвышение, другое плато, да не смешите меня, какое возвышение после такой бойни, после такого падения цивилизации – в пропасть…
Теперь припоминаю.
Вершина.
Ну да.
Как насмешка над здравым смыслом.
Вершина.
– А телескоп у вас есть?
Тэ-экс, начинается. Сначала телескоп ему, потом крутилку ему, которая модели планет крутит, потом ещё эту штуку ему, которая звёзды показывает и светится, потом космический корабль ему, и на Луну…
Хочу сказать нет, не могу, где это видано, чтобы не было…
Надеваю на себя маску строгого дяди:
– Есть, но детям мы ничего не даём.
– Тогда… может, вы сами?
– Чего сам?
– Ну, это… на вершину посмотрите?
– Смотрел я на вершину.
– Да не-ет… вы в телескоп на неё гляньте, чего там…
Хочу огрызнуться, что телескоп – чтобы смотреть туда, в звёзды, тут же осекаюсь, кто сказал, что в звёзды, в какие звёзды, куда хочешь, туда и смотри…
Смотрю на телескоп, маленький, страшненький, из каких-то там германий-японий, каждый винтик этой штуки стоит больше, чем вся эта обсерватория. С телескопом не работал никогда, кто бы меня пустил, просто показали, как величайшую из святынь, только что не приказали приложиться лбом к полу, о великий…
Осторожно нажимаю рычаг, ме-е-е-едленно поворачиваю купол, чтобы окошко смотрело на запад. Пацанёнок вздрагивает, я тоже первый раз так и подскочил, когда завертелось…
Выдвигаю телескоп. Бережно. Бережно. Умная машина, сама знает, куда выдвигаться, на что смотреть. Что-то мерзёхонько похрустывает, гос-ди прости, нежели сломал… нет, вроде обошлось…
УВЕЛИЧЕНИЕ ×100.
Смотрю. Ничего не вижу, серая дымка, серый туман…
УВЕЛИЧЕНИЕ ×200.
Пустота. Какая-то особенная пустота, будто издевается надо мной.
– А можно я… – верещание под рукой, чёрт, я уже и забыл про мальца…
– А неможно… говорю тебе, детям не даём…
Мальчишка в ответ шепчет какую-то пошлятину насчёт детям не даём, обиделся… Ну ещё бы, папочка ему в хорошие времена Луну с неба только так доставал, только чадушко захочет, а тут на тебе, злой дядя телескопом не даёт побаловаться… Злому дяде самому завтра бошку отпилят, если узнают…
УВЕЛИЧЕНИЕ ×300.
Ну же…
Спохватываюсь.
Бью себя по лбу, что есть силы, идиотище я, идиотище, заслонку-то кто открывать должен…
Открываю заслонку.
Навожу резкость, пла-авно-плавно, ме-едленно-медленно, вижу…
Сжимается сердце.
Вот теперь никакой ошибки быть не может.
Вершина.
Там.
А на вершине…
…там…
Город.
Не город – огромный мегаполис, не мегаполис – гигаполис, насколько хватает глаз. Высотки… нет, не высотки, что-то лёгкое, воздушное, полупрозрачное, что-то появляется, исчезает, приходит из ниоткуда, уходит в никуда. Трассы, которые закручиваются на самих себя, изгибаются как будто не только в пространстве, но и во времени. Что-то не то пролетает в небе, не то скользит по небу, цепляясь за пустоту.
Где-то там, там.
На огромной высоте, перед которым наше Плато – жалкая кочка.
Где-то там. По ту сторону тёмных бездн и тёмных войн.
– А можно я, можно я-а-а?
– Мы детям ничего не да…
– …так нече-естно…
Понимаю, что так и, правда, нечестно.
– Ну, смотри, тихохонько только… поломаешь, век потом не распла…
Тут же осекаюсь. Он-то расплатится, можете не сомневаться. Папочке позвонит, и…
Ладно, не о том речь.
Парень буквально присасывается к телескопу, кажется, стальной тубус сейчас хрустнет под побелевшими пальцами. Ну, куда ты его так вертишь, куд-да вертишь, это тебе карусель, что ли…
– Вау, крутяа-ак…
– Да уж, крутяк…
– Он по ней ка-ак даст из пушки, а она от него на самолёте…
Вздрагиваю. Не понимаю, серьёзно он, или так, меня подразнить. Отпихиваем друг друга от телескопа, как дети, дай я, нет, дай я…
– Вон, дядька этот, видели, да? Он в неё палил…
Не вижу никакого дядьки. То есть, много вижу дядек, который из них – не знаю.
Город, который запутался сам в себе.
Город, который плюнул на все законы пространства и времени. Какие-то порталы. Миры. Измерения. Дамочка в чём-то эфирном, призрачном, щёлкает пальцами, в воздухе мелькает изобилие картинок, она выбирает что-то на призрачном экране, перед ней открывается одна картинка за другой… выбирает какую-то тряпку, даже не поймёшь, на какое место эта тряпка надевается, щёлкает на ввод…
Мысленно киваю: у нас тоже такое есть… закажи-ка с одного клика… потом тётки толпятся на почте с необъятными посылками, хрен через них пробьёшься за квартиру заплатить…
О чём я…
Ну да…
Экран расступается, в воздухе перед дамочкой зависает аккуратный свёрток. На экране надпись на каком-то понавороченном новоязе: если не заберёте в течение тридцати секунд, товар уйдёт обратно…