— Согласился бы задержаться еще на часок?
— Я-то да, Павел, но моя жена вовсе не хочет быть сержантской вдовой. Сам знаешь, какое наследство ей достанется, если я отброшу копыта. Не хватит даже на туристскую поездку по «Орбису».
— И все таки, Франек, заскочим на момент в «Протон», а потом я отвезу тебя домой.
— Да ты сам едва живой. Успокойся.
— Едешь со мной?
— А что мне делать? Еду.
Мы уже выходили, когда зазвонил телефон. Я не хотел поднимать трубку, но подумал, что это может касаться дела Зомбека.
Раздался тихий, слегка хрипловатый голос.
— Капитан Вуйчик?
— Угадали.
— Это вы расследуете убийство бедняги кассира? С завода» Протон»?
— Кто говорит?
— Друг. Не тратьте даром время. Вы ничего не найдете.
— Хотите поспорить? Ставлю четвертную.
— Потеряете, жалко четвертной. Человек, который так удружил кассиру, уже уехал из Польши. Вы его не найдете.
— И вас это беспокоит? Почему?
— Это совершенно особое дело. В него никто не посвящен, так что можете успокоиться. Личные счеты, еще довоенные.
Я услышал, как сержант в соседней комнате проверяет, откуда говорит мой собеседник. Нужно было по возможности затянуть разговор.
— Охотно воспользуюсь вашим советом. Однако мне нужно знать известные подробности, чтобы добиваться прекращения следствия.
— Оно и так будет прекращено, жалко вашего времени.
— С вами можно увидеться? Гарантирую полную тайну.
— Нельзя. Я вам звоню из жалости. Один раз мне пришлось быть свидетелем по другому делу, и я сыт этим на всю жизнь. Поэтому запомните: это убийство из личных побуждений. Убийца — иностранец, и уже выехал из Польши с группой заграничных туристов. И не проверяйте, откуда я звоню… Говорю из автомата, послушайте моего совета.
«Жалостливый» собеседник повесил трубку.
У меня не было ни малейшего желания проверять его версию: она была враньем от начала до конца. Кроме одного факта: смерти Эмиля Зомбека.
Перед входом в кино «Сирена», чуть в стороне от билетера, стоит мужчина в непромокаемом плаще.
Скучающий билетер проверяет и обрывает билеты. Торопясь, проходят несколько десятков человек, через пару минут начнется сеанс.
К кинотеатру снова приближается группа людей. Мужчина, стоящий возле билетера, внимательно всматривается в их лица. Замечает человека в куртке в рыжую полоску, который лезет в карман за билетом. Мужчина в дождевике опережает его…
— Извините.
— В чем дело?
— Вас зовут Мартин Пакош?
— Да. А вы кто?
Оба отходят в сторону, чтобы не мешать билетеру.
— Вы работали когда-то на заводе «Протон»?
— Работал. Но оттуда меня выжил один тип. А к чему это вам? У меня билет, я должен…
— Я именно по этому делу, — отвечает мужчина в плаще, — я из милиции. Пройдемте со мной.
— Но я…
— Речь идет о мелочи, вы должны нам помочь.
— Может я лучше приду к вам завтра? Сегодня мне хотелось бы сходить в кино, этот фильм идет последний День. И у меня есть билет…
— Мы вам заплатим за билет, — говорит мужчина в плаще.
Они садятся в стоящий рядом с кинотеатром автомобиль…
Мы въезжаем во двор завода «Протон». Снова те же ворота и вид на огромную, сплошь застроенную территорию, на железобетонный скелет нового цеха, который начали сооружать совсем недавно. Снова тот же коридор и железная дверь в конце его. Отверстие, вырезанное сварщиком, уже закрыто толстыми сосновыми досками, сильно пахнущими смолой. Они прибиты к другим таким же доскам, уложенным поперек с другой стороны отверстия.
Я сорвал клочок бумаги с трудноразличимой печатью, приклеенный между дверью и косяком, повернул ключи в обоих замках. Мы вошли в темную комнату. Я зажег свет.
— В этом сейфе, — сказал я сержанту, — запаса воздуха хватает на час, максимум на час и пятнадцать минут. Так считают эксперты.
— Зомбек долго умирал.
— Не очень. Он не думал об этом и скорее всего кричал, бился о стенку. И множество отчаянных усилий потратил на то, чтобы оттуда выбраться. Ножом откручивал винты, сидя в самом неудобном положении. Уставал, быстро расходовал воздух.
Я снял пиджак и уселся перед столом, все еще накрытым газетой.
— Франек, выйди, встань за дверью и постучи.
Сержант сделал так, как я его просил. Постучал.
— Кто там? — спросил я.
— Откройте, мне нужно с вами поговорить.
— Но кто это?
— Вы что, меня не узнаете? — ответил сержант, играющий роль человека, о котором мы ничего не знали. — Я только на минутку, есть кое-что важное.
Ясно одно: если дело действительно происходило таким образом, то кассир, имея перед собой миллион семьсот тысяч злотых, не мог открыть дверь.
— Уходите, — сказал я. — Готовлю зарплату и никого не впущу.
Сержант, которого увлекла эта игра, приоткрыл дверь и спросил:
— А если бы я тебе сказал, что стучит директор Колаж или главный бухгалтер? Что тогда?
— Тогда бы открыл. Только в этом случае.
— А если бы нужно было впустить кого-нибудь чужого, не начальство?
— Спрятал бы сначала деньги в сейф. Только тогда мог бы открыть.
— Однако Зомбек не спрятал деньги… и открыл. Сам открыл. В замках не обнаружено никаких царапин.
— Другой комплект ключей был в сейфе у Колажа.
— Да, — повторил сержант, — У директора был другой комплект. Он первый раз в кои веки достал его из сейфа, чтобы открыть эту дверь. Думал, что Зомбек заснул или потерял сознание, но не хотел напрасно тревожить милицию. По крайней мере, он так объяснил.
— Но все же, кому открыл Зомбек? Принимаем за аксиому, что он это сделал сам. Набросил на деньги газету и открыл. Скорее, знакомому или товарищу. Кому-то своему, потому что иначе спрятал бы деньги как следует.
— У него не было в «Протоне» ни хороших знакомых, ни товарищей.
— А если какой-то внезаводской друг?
— Похоже, что так. Но как этот друг сюда прошел? Охрана в проходной его не впускала. Наши люди детально обследовали стену вокруг завода — через нее не перебраться без высокой лестницы или веревки. Но никаких следов не обнаружено.
Зазвонил телефон.
Центральный пульт соединил нас с управлением милиции. Дежурный офицер доложил, что задержан Мартин Пакош.
— Поедем? — спросил сержант.
— Обязательно поедем, но не сейчас. Пакош под хорошим присмотром, может и подождать. Даже должен.
Я открыл сейф, вынул тяжелые полки и прислонил их к стене. Затем с трудом влез внутрь железного ящика и уселся в такую же позу, в какой нашли Эмиля Зомбека. Притянул к себе дверь и через минуту открыл ее толчком плеча.
— Франек, — спросил я, — что бы ты сделал, если бы тебя заперли в таком гробу?
— Задохнулся бы. Точно так же, как Зомбек.
— Но о чем бы ты при этом думал?
— Как выбраться.
— И пробовал бы открутить винты? Правда, если бы знал устройство сейфа и то, что под внутренней плитой находятся ригели замков. Убедился бы, что вывинтить невозможно. Что тогда? О чем бы думал? О ком?
Сержант непонимающе смотрел на меня. Я все еще согнувшись сидел в сейфе.
— О ближайших неулаженных делах… И наверное, о человеке, который меня туда запихнул.
— И тогда захотел бы по крайней мере сделать так, чтобы потом узнали, кто тебя убил? Подумай, Франек.
— Конечно. Написал бы фамилию убийцы на какой-нибудь бумажке.
— Пиджак Зомбека остался на стуле, а в кармане его брюк нашли только платок. У него был еще нож, которым он откручивал винты. Франек, дай-ка мне фонарик.
Я осветил внутренние стенки сейфа. Над моей головой, в том месте, где лежала рука задушенного кассира, была видна еле заметная, нацарапанная, наверное, тем сломанным ножиком надпись: «МАР». Четвертая буква была неразборчива и не закончена.
Я вылез из сейфа и показал надпись сержанту. Потом позвонил в управление и вызвал фотографа.
Значит, когда кассир понял, что ему не справиться с несколькими десятками винтов, он, уже задыхаясь, решил написать имя убийцы. Начал царапать на стенке сейфа, но сил закончить имя или фамилию не хватило. Нож выпал, а рука осталась лежать на стене около этих трех букв «МАР».
Квартира дворника Макуха.
При обмывании какой-то сделки хозяин выпил больше обычного. Теперь он сидит за столом, левой рукой подпирая голову, а в правой держит глиняный кувшинчик с кислым молоком.
— Осторожней, отец, льешь на стол, — говорит Галина.
— Плевать, — отвечает Макух, — Мой стол, и молоко тоже мое.
— Но мне не плевать на стирку!
— Тебе что, может, отец не нравится?
Галина с минуту смотрит в затуманенные глаза Макуха.
— Когда пьет не нравится.
— На свои пью. Или не позволишь?
Макух ставит кувшин в сторону, смотрит немного осмысленнее.
— Галина, сюда приходили из милиции, взяли меня в понятые.
— Ты уже говорил.
— Один их них хочет с тобой поговорить. Сказал, чтобы ты ждала. Только никаких хиханек! Ох, не люблю милиции, но ты должна их дождаться.
— Когда?
— Как приедут. А ты думала, когда? И что, к дьяволу, случилось с этим Зомбеком? Чего они от него хотят? О, черт… Слишком много выпил. Что же с этим Зомбеком, ума не приложу…
— Он вчера не вернулся с работы и не ночевал дома.
— Не ночевал дома? Это значит… Галина, он сбежал с деньгами. Говорю тебе: сиганул куда-то и с концами, ей-богу.
— Не говори так, отец, Зомбек этого никогда бы не сделал. Кто угодно, только не Зомбек. Он жил, как святой Франтишек.
— Да, — смеется Макух, — С Фальконовой, или как ее там.
— По крайней мере с одной, а не как ты, — отрезает Галина и уходит в кухню.
— Не учи отца, я знаю свое…
Макух наклоняет голову, прислушивается. Потом поворачивается в сторону кухни и орет:
— Кто-то стучит, сходи посмотри. Да шевелись ты!
Нам открыла гибкая молодая девушка хрупкого сложения. У нее были худые стройные ноги. В лице сквозило что-то детское и вместе с тем диковатое — наверное, благодаря удлиненным зеленым, слегка прищуренным глазам. Я догадался, что это Галина, дочка Макуха. Клос посмотрел на нее с одобрением.