Ему было трудно понимать, что говорят некоторые из его работников, особенно в первое время после приезда в Ньюкасл. Сложнее всего приходилось с уроженцами низовий реки. А один говорил так, что оставалось лишь объясняться с ним через переводчика. Временами Дэна раздражало, что речь рабочих становилась для него почти такой же непонятной, как иностранный язык: они говорили очень быстро и использовали массу диалектических выражений. Только позднее, когда Дэн стал прислушиваться к речи этой девушки, говор рабочих перестал быть для него китайской грамотой.
– Бен поступил очень плохо. Ты совершенно права, все могло кончиться ужасно. Понимаю, как ты рассердилась…
– Я не сердилась.
– Правда?
– Да.
– Ты хочешь сказать, что шлепала его и при этом не сердилась на мальчика, то есть сделала это хладнокровно?
– Пожалуй, что так, сэр. Я обещала, что задам ему трепку, потому что он пихал мне в постель всё, что попало. Вот только с кроликом у него ничего не вышло, но лишь из-за того, что тот не хотел сидеть смирно.
– Ты говоришь, он притащил тебе в кровать кролика? – Глаза Дэна широко раскрылись от удивления, но ему удалось сохранить серьезное выражение лица.
– Точно, сэр, но я ума не приложу, как он умудрился втащить его ко мне по приставной лестнице.
Это было верхом всего. Дэн склонил голову, в его глазах зажглись веселые огоньки. Смех рвался наружу, он сдерживал его из последних сил. Мужчина ярко представил себе картину: Бен вместе с верными пажами волочит кролика по крутой лестнице.
Дэн поднял голову, услышав сдавленный смех, девушка зажимала себе рот рукой, глаза ее весело искрились.
– Ох, сэр, он такой проказник, от него не знаешь, что ожидать. Вечера не проходит, чтобы я не нашла в постели что-нибудь. Я буквально под потолок подпрыгиваю. Вчера, например, он подсунул мне связку листьев остролиста, а они похожи на клубок змей.
Дэн снова опустил голову, а Рут плотнее прижала ладонь ко рту. Так они боролись со смехом.
Наконец, хозяин вытер выступившие от смеха слезы.
– Бен сам влезает по этой лестнице? – спросил он, стараясь говорить серьезно.
– О да, сэр. Он залетает туда, как пушинка. Мне кажется, он давно уже это проделывает, поэтому лазит вверх и вниз проворнее меня.
Дэн поднялся и заговорил, изо всех сил стараясь сдерживать улыбку.
– Ну, вот что, Рут, хозяйка готова дать тебе еще один шанс, только не переусердствуй с воспитанием мальчишек.
Рут глубоко вздохнула, отчего ее грудь округлилась еще больше.
– Хорошо, сэр, я буду стараться, – вежливо закивала она. – И думаю, что он не станет снова так проказничать. Я его переборола. Он теперь знает, что шалости ему с рук не сойдут. Вам говорила хозяйка, что он стал меня защищать? Хотя он еще такой маленький, скажу вам, честно, сэр, мне не верится, что ему еще нет и пяти. А вот надо же, стал за меня заступаться, сказал, что не хочет, чтобы я уходила. Я даже немного испугалась. Нет, сэр, думаю, теперь мы с ним поладим.
– Надеюсь, что так и будет, – ответил Дэн. – Да, вот еще что, хозяйка хочет, чтобы ты… – Как ему сказать ей, чтобы она не говорила таких слов, какие выдала сегодня днем, у Барбары даже язык не повернулся их повторить. Отец рассказал ему обо всем, а Барбара только заметила, что Рут выражается очень гнусно. – Я вот что имею в виду: хозяйка хочет, чтобы ты следила за своей речью, когда дети рядом. Ты же знаешь: они все запоминают, а потом любят повторять услышанное перед гостями. Ты меня понимаешь?
С минуту она пристально смотрела на него.
– Да, сэр, понимаю, я постараюсь.
– Вот и молодец. А теперь иди спать, у тебя выдался длинный день и ты устала.
– Спасибо, большое вам спасибо, сэр.
Уже у самой двери Дэн обернулся и спросил:
– Рут, а почему отец приходит за твоим жалованием утром в воскресенье? Почему бы тебе не отдавать ему деньги в свой выходной?
Она улыбнулась грустно и глубокомысленно.
– Он не выдержит две недели. Ему сразу денежки подавай. Но не в этом главное. Он хочет быть уверен, что я хожу на мессу.
– На мессу?
– Да, когда я к вам нанималась, то сказала хозяйке, что она может сократить мой выходной, но каждое воскресенье я буду ходить на мессу.
– Конечно, я помню, – мягко улыбнулся Дэн. – А что тебя заставляют ходить на мессу?
– Дело не в том, нравится мне это или нет, – спокойно улыбнулась она в ответ. – Просто так надо, как говорят: «Приходится, когда черт гонит», а иначе, как выражается мой отец, придется провести всю остальную жизнь после смерти в аду.
– Спокойной ночи, Рут, – поторопился произнести Дэн.
– Спокойной ночи, сэр, и большое вам спасибо.
Дэн поднимался по лестнице, прикусив губу, чтобы не улыбнуться. «Приходится, когда черт гонит, иначе придется всю жизнь после смерти провести в аду». Он нашел высказывание занятным и сначала хотел повторить его Барбаре, но передумал, решив, что жена не оценит.
Когда Дэн вошел в спальню, Барбара уже спала. Тихонько подойдя к кровати, он взглянул на нее. За девять лет его любовь не стала чем-то привычным. Жена по-прежнему волновала его и заставляла сердце биться сильнее, словно он был женихом, с трепетом ждущим брачной ночи. Он повернулся и пошел в другую комнату переодеваться ко сну.
Сверху донеслось мерное поскрипывание половиц. «Должно быть, Рут пошла в детскую, чтобы взглянуть перед сном на детей, – подумал он. – Она славная девушка. Мальчикам с ней будет хорошо, она сладит с Беном. И станет первой, кому это удалось». И еще Дэн почувствовал, что эта юная девушка сможет дать Бену материнскую любовь, в которой он так нуждался, а вместе с любовью придет и разумная строгость.
Глава 2
Письмо пришло три дня спустя. К счастью, почту принесли после того, как Дэн уехал к себе на склад. Ему нравилось жить вдали от города. Единственным неудобством он считал позднюю доставку почты. Живя на Болтон-сквер, он мог изучать ее за завтраком, сейчас же почта приходила не раньше девяти.
Уложив письма на поднос, Ада Хаулитт принесла их Барбаре, которая уже закончила завтракать и допивала чай, размышляя, чем бы ей заняться утром. Днем у нее был намечен визит в Дневную школу мисс Фергюсон. Она была рекомендована Барбаре, как лучшая школа для детей пятилетнего возраста. Они с Дэном оказались единодушны в том, что мальчиков лучше определить в детский сад, чем предоставлять заниматься с ними гувернантке. Но мотивы этого соглашения у них были разные. Дэн уважал и ценил Бриджи, отдавая должное ее опыту и умению. Он признавал также, что ее наставления были для него в свое время очень полезны, но тем не менее в душе считал: им с Джоном повезло, так как они достаточно рано освободились от ее опеки.
Бриджи превосходно справлялась с воспитанием девочек, но для мальчиков, по мнению Дэна, подход должен был быть иным: более жестоким и целенаправленным.
В свою очередь Барбара преследовала личные мотивы. Отправив детей в школу, она рассчитывала больше времени уделить себе. Значительная часть дня оказывалась у нее свободной, можно было спокойно поразмышлять о жизни, она подумывала даже о том, чтобы вернуться к своим прежним увлечениям: музыке, живописи, вышиванию. Да мало ли еще чем можно было заняться, имея на то время.
Но будет ли у нее желание? Этот вопрос задавала себе Барбара, когда перед ней появился поднос с письмами.
– Спасибо, Ада, можешь убирать со стола. – Она встала, собрала письма и направилась в гостиную.
Там у окна стоял небольшой письменный стол, за которым она писала письма и разбиралась с домашней бухгалтерией. Барбара села и взглянула на письмо, лежавшее сверху. Без сомнения, оно от Бриджи. Барбара не знала никого другого с таким же каллиграфическим почерком. Она отложила его в сторону. Следующее послание адресовано Дэну, на штемпеле стояло: Манчестер. Скорее всего, его прислал Джон. И еще три предназначались Дэниелу Беншему, эсквайру. Последнее письмо адресовалось ей. Барбара задумчиво повертела его в руках и взглянула на штемпель: Ньюкасл. Открыв конверт, она достала небольшой листок почтовой бумаги. Стоило ей его развернуть, как рука судорожно потянулась к горлу: «Барбара, Барбара», – шептала первая строка.
Она закрыла глаза, стараясь прогнать внезапно появившуюся туманную пелену. Потом медленно подняла веки и впилась в неровные строчки. Прочитав письмо до конца, женщина почувствовала, будто родилась заново.
Прошу, будь ко мне снисходительна, умоляю тебя. Я разыскивал тебя со дня нашей встречи. Помнишь, когда я убежал? Но поверь мне, ты должна мне поверить, я сделал это не потому, что не хотел тебя видеть. Напротив, я не переставал думать о тебе с того трагического дня на ферме. Барбара, теперь я знаю, что во всем моя вина. Я смалодушничал, а мне следовало настоять на своем и всем им сказать, что мне действительно было нужно. Теперь уже слишком поздно. Я это понимаю, но хочу, чтобы ты знала: в тот день я умчался от тебя, потому что боялся смотреть тебе в лицо. Как только я свернул за угол, мне стало ясно, что я опять бегу от действительности. Я вернулся, но тебя уже не застал. С тех пор я пытался найти тебя. Наконец, мне повезло, я увидел фамилию Беншем на вывеске, и в тот же день мне удалось проследить за Бриджи, когда она ехала к вам на окраину.
Барбара, прошедшие несколько лет я жил во тьме безумия, а встреча с тобой напрочь лишила меня рассудка. Я смогу жить дальше, только если ты простишь меня. Знаю, что у тебя трое детей, а я – отец единственной семилетней дочери, которую люблю всем сердцем. Если бы не она, я давно бы бросил ферму и уехал. Но я нужен ей и потому остаюсь.
Позволь мне хоть раз увидеться с тобой. Один-единственный раз, это все, о чем я прошу. Ты получишь письмо в среду. За вашим домом начинается дорога, что ведет к небольшому лесу. Буду ждать тебя там в пятницу с полудня до четырех часов. Барбара, прошу, приходи.