Уоррен засмеялся. Ему было чуть за пятьдесят, он держался мягко, спокойно. Он сохранил все волосы, которые уже седели на висках, и был богат, как и его племянник, который женился на моей подруге Индиго. Уоррен сообщил, что недавно вступил в клуб пешего туризма.
— Мы путешествовали с женой, потом я занимался этим один, но иногда мне хочется разделить это увлечение с другими людьми, — сказал он.
У него были загорелые худые руки. Еще он рассказал, что шесть месяцев назад завел собаку и каждое утро гуляет с ней в парке. Осознание того, что дома его ждет собака, помогло ему преодолеть тяжелые времена.
— Я рада, что у тебя есть собака, — ответила я.
Мы ели устрицы, собранные тем же утром, открытые перед подачей. Пили отличное шампанское, настоящее, из Франции, и поднимали бокалы один за другим. Курт потерял галстук и обнял Карен. Он поцеловал ее в щеку, они что-то шептали друг другу на ухо. Явно что-то задумали. За Олимпийскими горами[5] садилось солнце и ослепляло нас ярким светом.
— Никогда не видела ничего подобного, — вздохнула я. Нечасто я выезжала за пределы Нью-Йорка.
— Я вижу это каждый день, но не перестаю восхищаться, — произнес Уоррен.
Курт и Карен объявили, что они решили притворяться парой весь этот вечер. Вот будет прикол, не правда ли? Если они сделают вид, что давно знакомы и встречаются уже шесть месяцев, а здесь у них романтическое свидание.
— Мы познакомились в боулинг-клубе, — придумывал Курт.
— Нет, во время каякинга, — поправила его Карен.
— Ах да, точно, каякинг, — подхватил Курт.
— На прошлой неделе он впервые ужинал с моей мамой, и она в восторге от него, — сказала Карен.
— И мне она понравилась. Разве можно остаться равнодушным к такой обаятельной женщине?
Карен ликовала.
— Конечно, мы не должны были сидеть за этим столиком, — сказала она. — Просто не осталось других мест. Но это ошибка.
Монахиня на пенсии непонимающе посмотрела на них.
— А почему вы не должны были сидеть за этим столиком?
— Потому что мы не одиноки, — ответила Карен. — Мы вместе, и мы пара.
— Не понимаю, — сказала монахиня.
— И не пытайся. — Я похлопала ее по руке.
Курт и Карен проходили по залу, обнимая друг друга, притворяясь, что они влюблены. Курт представил кому-то Карен как свою ВП.
— Что такое ВП? — спросил меня Уоррен.
— Вторая половинка, — ответила я.
Уоррен глубоко вздохнул и схватился за край стола обеими руками.
— Ох, Уоррен! — воскликнула я.
— Я и не думал, что выход в свет окажется таким сложным, — произнес он.
— Все зависит от твоего восприятия, не усложняй, — сказала я. — Пойдем потанцуем.
Я действовала импульсивно. Не люблю танцевать. Но могу сказать, что он хорошо держался. Он устойчивый мужчина. Он мог бы вести.
Мы выбрали медленный танец под кавер песни «Like A Rolling Stone» Дилана. Каждый раз, когда солист пел «How does it feel?», толпа вторила ему. На другом конце танцпола Карен и Курт выкрикивали эту фразу друг другу в лицо. Индиго и ее муж Тодд подошли к нам. Индиго выглядела потрясающе, я сказала ей об этом, мы обнялись и стали танцевать вместе.
— Разве это не лучшая вечеринка в мире? — спросила она.
— Она эпичная, — ответила я. — Космическая.
— Тебе хватило шампанского?
— Да, все прекрасно.
— Я рада, что ты танцуешь с Уорреном, — сказала она. — Я знала, что вы поладите.
— С чего ты взяла?
— Ты легко находишь общий язык с травмированными мужчинами. — Она наклонилась ближе. — Ты добрее, чем думаешь.
Тодд схватил ее, и они отдалились прежде, чем я успела возразить ей. Я наблюдала за невестой в рваных шелках: ее кольцо сияло ярче всех звезд на небе.
Позже мы с Уорреном остались одни за столом и вытянули ноги, положив их на стулья. Напротив нас стояли огромные вазы с мороженым, политым сиропом. Я попросила его отдать мне свою вишенку, он был не против, и я жадно ее съела. Он рассказал мне об одной из трех компаний, которыми владел. Карен и Курт приостановились возле нас. Она держала в руке бутылку шампанского. Это была ее бутылка, и я хотела бы посмотреть на того, кто попытается ее забрать.
— Как все прошло? — спросила я. — Все купились на вашу историю?
— Пару раз спалились, — признал Курт.
— Но было же весело! — воскликнула Карен. — Разве нет?
Курт кивнул. Он выглядел так, словно уже начал спускаться с небес на землю.
— А сейчас мы возвращаемся обратно в отель! — выкрикнула Карен. — Мы с Карлом.
— Куртом, — произнес Курт. Он помрачнел.
— Что?
— Меня зовут Курт, не Карл.
— Я это и имела в виду — Курт, — сказала она. — О господи! Извини. Ты же знаешь, что я помню твое имя?
Мы с Уорреном молча наблюдали за ними. Курт и Карен ушли вдвоем.
— Что бы ты сделал на месте Курта? — спросила я Уоррена.
— Я отвел бы эту девчонку обратно в отель, уложил ее в кровать, потом вернулся бы в свою комнату и подрочил, — ответил он.
— Скорее всего, она вырубится до того, как между ними что-то произойдет, — сказала я. — А даже если и нет, то что?
— Думаю, я старомоден, — произнес Уоррен.
— Правда? — удивилась я. — Тем не менее ты не стар, если это то, что ты имел в виду. Ты заблуждаешься.
Я положила ладонь на его руку в полной уверенности, что моя улыбка взволнует его. И задумалась о том, что такое доброта. Я погладила его по руке. Вечер становился прохладным. Группа объявила последнюю песню.
— Я хорошо провел время с тобой, — сказал он.
— Я тоже, — ответила я, — мы могли бы продолжить этот вечер. Будет легко и весело. Ты можешь пойти ко мне, или я — к тебе. — Я продолжала гладить его по руке. — Честное слово, я не пьяна.
— Наверное, я дурак, раз отказываюсь от подобного предложения прекрасной молодой девушки, но это не для меня, я не такой. Я не говорю, что ты не должна это предлагать, но также не могу сказать, что поддерживаю это. Все, что я увидел сегодня вечером, кажется мне неправильным.
Я отдернула руку.
Он продолжил:
— Я прожил с ней двадцать девять лет. Мы поженились сразу после колледжа. Это была женщина, рядом с которой я хотел умереть. У меня никогда не было свиданий на стороне, случайных связей или чего-то подобного. Не представляю себе, как вы все это делаете. И не представляю себе, как сам смогу этим заниматься. Разве тебе не одиноко?
— Уоррен, пожалуйста, не будь таким ужасным.
— Мне жаль, — произнес он, сделал паузу, а потом повысил голос: — Нет, мне не жаль. Ты хотела секса со мной, хотя едва меня знаешь. Мы знакомы всего три часа.
— Уоррен, извини. Я была неправа. Ты все-таки действительно старый.
Я сбежала со слезами на глазах. Уходя с вечеринки, я встретила Индиго.
— Это был великолепный вечер, — сказала я, утирая слезы. — Просто я поддалась эмоциям. Я так рада за тебя.
Мы обнялись, и я запрыгнула в машину, которая ждала меня снаружи, чтобы доставить в отель. Внутри оказались Карен и Курт, и, когда я села, они перестали целоваться.
— Ты можешь найти себе кого-нибудь получше, — сказала я им, еще не определившись, к кому именно обращаюсь.
Шарлотта
В 2003 году, когда я переезжала в ту квартиру с видом на крошечный Эмпайр-стейт-билдинг, я с трудом насобирала денег на агентские, гарантийный взнос и первые месяцы аренды, но я справилась, и это был триумф. Однако на мебель уже не хватило. У меня были матрас, маленький кухонный стол, на самом деле ломберный, два стула — вот и все. И я стала исследовать окрестные мусорные свалки. В двух кварталах, за домом престарелых, я нашла приличный книжный шкаф из настоящего дерева, без царапин. Я представила себе, что он связан со смертью: женщина ушла из жизни ночью, ее дети перебирают фарфор, украшения, семейные фотоальбомы со снимками сепией. Нужен ли кому-нибудь этот книжный шкаф? Нет. Я водрузила его себе на спину и двинулась домой, останавливаясь каждые тридцать секунд, чтобы передохнуть. Он оказался высоким, почти до потолка моей квартиры. Я протерла его от пыли, а потом покрасила в белый цвет. Закончив, я вытерла руки о джинсы и улыбнулась. Через день шкаф высох, я передвинула его к задней стенке, положила в него все свои альбомы с рисунками, рассортировав по цвету. После я пригласила маму посмотреть на свое новое жилище.
Первое, что она заметила, войдя в квартиру, — это белоснежный книжный шкаф, и спросила, где я взяла его. Я сказала правду.
— Выглядит мило, — подытожила она.
— Нужно проделать то же самое еще десять раз, и тогда квартира будет полностью обставлена мебелью, — сказала я и тут же пожалела об этом: я не хотела, чтобы мама чувствовала себя плохо из-за того, что мои дела так обстоят, даже несмотря на то, что мы всю жизнь находились на грани нищеты.
Она присела за кухонный стол. Я налила вино в баночки из-под джема. Несколько минут она жаловалась на одиночество и говорила, как ей не хватает моего отца. Моя мать вдовеет уже пятнадцать лет, но до сих пор любит поплакаться об этом, как только ее личная жизнь становится скучноватой. Прежде чем уйти, она сказала:
— Я могу отдать тебе кое-какую мебель.
— Мам, все в порядке, — ответила я.
— Нет, правда, у меня есть кое-что для тебя.
Я даже не знала, о чем речь. «Кое-что»? Да она ничего не нажила за свою жизнь, и я снова отказалась. Тогда, рассердившись, она заявила:
— Я могу отдать своей дочери мебель для ее нового дома, если захочу.
В конце концов я согласилась на то, что она пришлет курьера с этой мебелью. После того как она ушла, я допила остатки вина в одиночестве.
Через несколько дней возле моего дома появился фургончик. Я вышла на улицу, чтобы помочь водителю перенести то, что он привез. Он был жилистый, подвижный, со сдержанной, волнующей и странной энергетикой. Волосы его вились мелкими кудряшками. Он представился как Алонзо.
— Я друг твоей матери, — сказал он.