— С кровью, пожалуйста, — попросила я официантку. — Прямо кроваво-красный.
— Хищница, — восхитился Барон.
— Да, это я.
Каждый из нас выпил по два бокала вина, и я спросила:
— Знаешь, что мы должны были сделать?
— Заказать бутылку?
— У меня никогда не получается спланировать это заранее.
— У меня тоже, — улыбнулся он мне.
«Давай просто поладим, — подумала я. — Все, что мы должны сделать, — просто поладить».
Мы пошли ко мне, поскольку, по его словам, в его квартире царил полный хаос. Он был в шляпе, в рубашке из шамбре, в шортах и лоферах, у него была легкая походка. Я — в черном платье, свободном и летнем, я чувствовала себя привлекательной и интеллектуально насыщенной после дня, посвященного искусству. А еще я была пьяна. Дома нас ждал бурбон, я сообщила об этом Барону, пока мы шли, и он назвал меня девушкой его мечты. Он сказал буквально следующее:
— Мне кажется, ты — дар, посланный мне с небес.
Я очень громко смеялась, но мне было так приятно.
Когда мы зашли в мою квартиру, он осмотрел ее и одобрительно кивнул — предметы искусства, полки с книгами, сковородки и кастрюли, живописно свисающие с крюков, — а я тем временем, пошатываясь, осторожно разлила бурбон по бокалам. Мы чокнулись и быстро выпили.
— Это так волнительно, — сказал он. — Я так волнуюсь.
Я решительно сняла с себя платье и остановилась перед ним обнаженная.
— Мне нравится твоя фигура, — вновь восхитился он. — Бедра супер. — Он снова одобрительно кивнул.
Я осознала, что отчаянно нуждаюсь в его одобрении. Этот мужчина, который был женат, мужчина, который приходился кому-то отцом, сейчас принадлежал мне.
Он снял шляпу, затем рубашку, затем шорты. Кожа его была бледной и гладкой, и я догадалась, что он сбрил лобковые волосы.
— Ты что?.. — спросила я, указывая на его гениталии.
— Я думал, что так нужно, — оробел он. — Я прочел об этом в «Джей Кей»[10].
— Честно говоря, такого я еще не видела, — призналась я.
— Кажется, я зашел слишком далеко. Волосы с груди я убрал воском. Было больно, — пожаловался он.
— Я тоже так делаю, но только здесь, — указала я на промежность.
— Тебе идет, — похвалил он.
За признаниями последовал поцелуй, он оказался на мне, все произошло очень быстро — итак, начали. Он поставил меня на четвереньки на диване и принялся вколачиваться в меня сзади. Недалеко оказалось зеркало, и я заметила, что он любуется собой, любуется выражением своего лица. В этот момент я как будто не существовала. Вскоре мы сменили позу, а потом еще раз, и еще, и еще, и еще.
— Мы можем вернуться? — спросила я.
— А? Что? — выдохнул он, надел очки и посмотрел на меня.
— Мне больше нравилось то, что мы делали до этого, примерно десять минут назад.
— Подожди, — вздохнул он и остановился, чтобы протереть очки моими трусами, лежавшими рядом.
После этого мы приняли предыдущую позу и стали двигаться очень медленно — это было великолепно, но затем он ускорился, заработал тазом быстрее и жестче, и мне показалось, что он пытается убить меня своим членом.
— Помедленнее, детка, — попросила я Барона.
— Не могу, я скоро кончу, не останавливай меня, — ответил он.
И я не останавливала его, ведь он впервые трахал кого-то, кроме своей жены, за последние двенадцать лет, это случилось со мной, и я хотела, чтобы у него остались обо мне наилучшие воспоминания. Я позволила ему вдалбливаться в себя еще около минуты, пока он не достиг оргазма с таким громким криком, что его наверняка было слышно на улице, и он так гордился собой, что почти сразу же я начала его ненавидеть и одновременно хотеть еще больше.
Я кончила с его помощью, испытав некий оргазм в миноре, а потом мы сидели за моим кухонным столом, обнаженные, ели голубику, которая успела созреть с того момента, как я купила ее и оставила на окне под лучами солнца. Я радостно болтала, поедая ягоды. Я всегда такая дурашливая после секса. В какой-то момент я поняла, что он перестал есть и просто наблюдает за тем, как я ее поглощаю. В конце концов я опустошила всю миску, после чего откинулась на спинку стула.
— Что? — удивилась я.
— Мне пора идти, извини, — сказал он.
Барон оделся. Я, все еще голая, сидела и смотрела, как он уходит.
— Я странно себя веду? — спросил он.
— Не знаю. Разве?
Потом он ушел, не оставив после себя никаких следов, кроме светло-синего отпечатка пальцев выше локтя, появившегося там, где он слишком сильно сдавил мою руку.
На следующий день он с помощью эсэмэс извинился за то, что трахнул меня и ушел, и я простила его. Мы созвонились и немного посмеялись над нашим сексом. Он признался, что во время разговора у него встал, а я — что стала мокрой. Потом он попрощался: привели его ребенка.
— Как все прошло? — первым делом спросила Нина в понедельник утром.
— Он испугался и сбежал после секса, — ответила я.
— Ну ладно, — пожала плечами Нина.
«Как все прошло?» — поинтересовалась в сообщении Деб.
«Он и правда очень милый!» — написала я.
«Он тебе нравится?» — спросила Деб.
Я не ответила.
Мы с Бароном несколько дней перебрасывались эсэмэсками о том, что нужно снова увидеться. Мы не строили никаких конкретных планов, просто предлагали друг другу: «Давай пересечемся на днях».
Через неделю я встретила его на улице. Он шел с дочкой, в одной руке сжимал ее ладонь, в другой нес пакет с продуктами, из которого торчали зеленые стебли моркови. У нее за спиной висел рюкзак в синий цветочек. Ее мать, наверное, была испанского происхождения. Красивая маленькая девочка. Барон заметил меня еще за квартал, помахал мне рукой, а потом перешел на другую сторону улицы.
«Как ты посмел?» — написала я ему позже.
«Ты же говорила, что ненавидишь детей», — ответил он.
В это сложно поверить, но у нас до сих пор иногда случается секс. С течением времени я возненавидела его еще больше, как и он меня. Иногда в постели мы бываем жестоки друг с другом. Становимся язвительными и напористыми. Я хочу его, несмотря на это. Или из-за этого. Был ли у нас шанс пробудить лучшее друг в друге? Была ли хоть малейшая возможность? Могли ли мы выбрать иной путь? Когда я вспоминаю все наши встречи, то задаюсь вопросом, в какой момент вместо того, чтобы двигаться прямо, мы свернули налево или направо, в кучу грязи, в которой оба застряли.
Однажды я увидела его с другой женщиной. Было воскресенье, я завтракала одна в кафе, а перед тем читала газету в парке. В чашке оставалась последняя капля кофе, сладкая и молочная. День был солнечный. Через час я собиралась звонить маме, еще через час — брату и его жене, чтобы спросить, как здоровье их ребенка. По воскресеньям я более настоящая, чем в другие дни.
Потом он вошел в кафе вместе с ней. Оба — в поношенных футболках и шортах, у нее на голове беспорядок. Выглядели они очень буднично, и было заметно, что им комфортно друг с другом. В кафе не оказалось свободных мест. Я поняла, что он заметил меня и предложил своей спутнице поискать другое кафе, а она ответила:
— Но вот же свободный столик.
Она плюхнулась на стул возле меня, вся такая наивная, только что после секса. А мне был нужен всего-навсего омлет, а не повод для покушения на убийство. Я подала знак, чтобы мне принесли счет. При этом махала официанту так, будто находилась в глуши на обочине дороги со спущенным колесом. «Помогите, — сигналила я. — Помогите мне».
— Привет, — поздоровался Барон.
— Ну уж нет, — отрезала я.
Женщина посмотрела на нас обоих. Черт с ним, со счетом. Я бросила на стол двадцатку и ушла. Пусть он объясняется с ней насчет меня.
Однажды он сказал:
— Я не могу больше с тобой встречаться. Я разрушаю свою жизнь, занимаясь этой херней.
Однажды он попытался рассказать мне о своей дочери. Ее звали Хлоя. Я попросила его заткнуться.
— Тебе не удастся поговорить со мной о ней, — заявила я.
И он больше никогда о ней не упоминал.
Сигрид
Однажды, когда мне было двадцать пять, я отправилась из Чикаго в Нью-Йорк, чтобы навестить брата Дэвида. Ему исполнилось двадцать девять, и он теперь играл в другой группе, дела у которой шли очень хорошо, лучше, чем просто хорошо, но еще не великолепно. Он пока не мог уйти со своей ужасной дневной работы. Но я считала его самым крутым человеком в мире. До того он играл в трех разных группах. И даже несмотря на то, что мы жили далеко друг от друга, я отчаянно хотела стать частью его мира.
Все члены группы были молодыми и привлекательными, поэтому о них писали во множестве журналов, и не просто в колонках с рецензиями. Печатали их снимки с модных фотосессий, где они демонстрировали весенние коллекции, а через несколько месяцев и осенние коллекции. Во время одной из фотосессий мой брат познакомился с женщиной по имени Грета, редактором журнала, на несколько лет старше его. У нее были блестящие белокурые волосы, одевалась она в то, что дизайнеры давали ей бесплатно, ведь она выглядела так изящно, утонченно и элегантно в этих вещах. Также она носила внушительные очки в синей оправе, показывая всем, что она еще и умна.
Они начали встречаться, влюбились друг в друга и вскоре после этого съехались и стали жить вместе (в то время моя мать удивлялась: «К чему такая спешка?»). Именно в это время, через два месяца после их переезда в Нижний Ист-Сайд, я приехала в гости. Они жили на скверной улице: тут была грязная винная лавка с рассыпающимся линолеумом на полу, возле которой вечно зависали озлобленные мужики с хриплыми голосами. Мой брат считал, что они продают наркотики, хотя ни разу не покупал у них, предпочитая пользоваться услугами дилера, с которым сотрудничал еще в старшей школе. Тем не менее квартира была заново отделана деревянными панелями, на стенах висели работы их друзей, подающих надежды художников, а некоторые картины Грета получила в наследство. Они все были в рамах и выглядели очень профессионально, за исключением пятна на стене возле ванной, которое, как заверила меня Грета, оставил очень известный граффити-художник во время вечеринки по случаю новоселья, и она считала, что это принесет им удачу в новом доме.