, мне предлагают первую неделю декабря, я соглашусь. Я, наверное, поеду туда через Франкфурт, где хочу получить у Фишера гонорар за небольшой перевод[72], над которым сейчас работаю, а 29 или 30-го смогу быть в Мюнхене. Смогу остаться там на несколько дней, три или четыре, скажи мне, хочешь ли ты еще этого.
Жизель знает, что я поеду к тебе, она такая мужественная!
Я от нее не уйду, нет.
И если ты не хочешь, чтобы я время от времени приезжал к тебе, то попытаюсь смириться и с этим. Но одно ты мне должна обещать: что будешь писать, посылать весточку о себе, раз в месяц.
Я вчера послал тебе три книги, для твоей новой квартиры. (Это так несправедливо, что у меня так много книг, а у тебя так мало.) Истории рабби Нахмана[73] я совсем не знаю, но мне показалось, что книга стоящая, что она должна быть у тебя, и, кроме того, я люблю Бубера.
Ты знаешь эту английскую антологию?[74] Похоже, она была у меня, когда ты приезжала в Париж, — а после каким-то образом пропала. Недавно, в поезде, когда мы уезжали друг от друга, я открыл англ. антологию, подаренную мне в Вуппертале[75], и снова прочел стихотворение, которое раньше очень любил: «К стыдливой возлюбленной»[76]. В первые дни после возвращения я попытался его перевести, было трудно, но в конце концов оно получилось, за исключением нескольких строчек, которые мне еще предстоит привести в порядок, — потом ты его получишь. Читай и другие стихотворения Марвелла: наряду с Донном он, может быть, величайший из английских поэтов. И других тоже читай, они все этого заслуживают.
В стихотворении «День поминовения» я кое-что изменил; теперь это место звучит так:
Метеориты, звезды, черные, полные речью: названные в честь разъеденной молчанием клятвы.
56. Пауль Целан — Ингеборг Бахман
<Париж> 7 ноября 1957 года
Можно, пошлю тебе два перевода[77], возникших несколько дней назад, по требованию госпожи Флоры Клее-Палий[78], у которой я гощу в Вуппертале и которая сейчас готовит для издательства «Лимес» французскую антологию?
Это немного, я знаю, но все же хоть несколько мгновений твои глаза на них отдохнут.
Поскольку через несколько дней я переезжаю, вчера мне пришлось рыться в старых бумагах. И я наткнулся на карманный календарь 1950 года. Под датой 14 октября обнаружил запись: «Ингеборг». В тот день ты приезжала в Париж. А 14 октября 1957-го мы были в Кёльне, Ингеборг.
О, часы глубоко внутри нас.
Пауль.
Я договорился о своем вечере в Тюбингене на 6 декабря, значит, к тебе смогу приехать до или после — пожалуйста, решай сама.
Приложения: переводы «Молитвы» Антонена Арто и «Зыбкого» Жерара де Нерваля.
58. Пауль Целан — Ингеборг Бахман
29 бис Рю де Монтевидео
с 20. XI.: 78 Рю де Лоншан. Париж. 16-й округ
9 ноября 1957 года
Ингеборг, любимая!
Еще письмо, и сегодня тоже, я не могу от него оторваться, хотя и убеждаю себя, что всем этим только создаю путаницу, что говорю о вещах, о которых ты, вероятно, предпочла бы не заговаривать. Прости.
Позавчера я был у принцессы, речь (как и при первом моем посещении) сразу зашла о тебе, я обрадовался, что могу со спокойной душой произнести твое имя, принцесса постоянно говорила об «Ингеборг», и в конце концов я тоже сказал: Ингеборг.
Ты, если я правильно ее понял, написала «пьесу» (une pièce): могу я ее прочесть, ты мне пришлешь?
И потом, от избытка чувств, я сделал нечто такое, что, наверное, намного превышает мою компетенцию: принцесса заговорила о немецких материалах для весеннего выпуска Б. О.[79], и тут мне в голову (не совсем неожиданно, должен признать), пришла мысль предложить ей, чтобы эту подборку текстов подготовили мы вдвоем, ты и я[80]. Это, конечно, было с моей стороны очень нескромно, прости; ты можешь, как, наверное, делала и раньше, подготовить эту подборку сама, зачем, собственно, тебе нужен я? Не сердись, Ингеборг: то, что я произнес вслух, было только К-Тебе-Хотением, которое внезапно (или не так уж внезапно) поверило, что появился такой шанс, — там, где его никто не оспорит, — и пожелало, чтобы этот — по крайней мере этот — шанс у нас не отняли.
Принцесса согласилась, я ее застал врасплох, но окончательное решение за тобой: если ты не захочешь, все опять будет улажено.
«Боттеге оскуре»: это обещает немного темноты и защищенности — ведь там нам никто не помешает обменяться рукопожатием и несколькими словами?
Завтра ты переезжаешь на новую квартиру: можно я скоро приеду и вместе с тобой пойду искать лампу?
Пауль.
65. Пауль Целан — Ингеборг Бахман
Штутгарт[81], 5. 12.1957
Четверг
Послезавтра, в субботу, я буду в Мюнхене — у тебя, Ингеборг.
Сможешь прийти на вокзал? Мой поезд прибывает в 12.07. Если не придешь, я через полчаса буду прохаживаться перед твоим домом по Франц-Иозефштрассе.
Завтра я буду в Тюбингене (Адрес: отель «Ламм» или книжный магазин «Озиандер»).
Осталось два дня, Ингеборг.
Пауль.
89. Ингеборг Бахман — Паулю Целану
Мюнхен, 2. 02.1958 Воскресенье, вечер
Пауль!
Работа, которая так мучила и тяготила меня, завершена[82]. И я сразу же сажусь за письмо к тебе, пока у меня еще не слипаются глаза.
По поводу новой катастрофы с Голлем[83]: прошу тебя, похорони все эти истории в себе, и тогда, я уверена, они будут похоронены и вовне. Мне кажется, преследования только до тех пор затрагивают нас, пока мы готовы допустить, чтобы нас преследовали.
Истина ведь в том, что ты стоишь выше всех этих историй, а стало быть, со своей высоты можешь отбросить их прочь.
Я получу «Facile»[84]? Все на самом деле стало легко и просто, и ты ни секунды не думай о том, что мне страшно. Очень страшно мне было после Кёльна. Теперь — уже нет.
В последнее время я боюсь не за нас с тобой, а за Жизель и тебя, боюсь, что ты потеряешь ее прекрасную тревожную душу. Но ты теперь и сам вновь обретешь зрение, и сможешь рассеять тьму и для нее тоже. Я в последний раз заговариваю об этом, и ты можешь промолчать в ответ.
После твоего отъезда я впервые снова работала с удовольствием, и даже многочасовое, монотонное перепечатывание на машинке доставляло мне радость, я вся свечусь от усердия.
Разве это не хорошо? Скоро отправлюсь в Тюбинген. По твоим следам[85].
Ингеборг.
90. Пауль Целан — Ингеборг Бахман
<Париж> 8.2.58.
Май — мой вечер в Дюссельдорфе — еще далеко, не знаю, сумею ли ждать так долго, я попытаюсь писать сквозь это долгое время.
Странно, на сей раз я перевел кое-что с русского: главное, как я думаю, стихотворение революции[86], вот оно (прости, оригинал послан в издательство Фишера, ты получишь только копию) — скажи, если можешь, понравилось ли, я там затрагиваю удивительные регистры…
Второе, переведенное вчера, — стихотворение Есенина, одно из самых красивых у него.
Получила ли ты «Facile»? Скажи.
Послала бы ты мне копию твоей радиопьесы![87]
Ты ведь понимаешь, Ингеборг. Ты все понимаешь.
Пауль.
Приложения: переводы поэмы «Двенадцать» Александра Блока и стихотворения Сергея Есенина «Устал я жить в родном краю…»
104. Ингеборг Бахман — Паулю Целану
Мюнхен, 5 октября 58 года
Пауль, дорогой Пауль!
Я так долго молчала и все же постоянно думала о тебе, ибо молчание показалось мне более честным в то время, за которое я смогла бы написать тебе только одно письмо, где бы ни слова не было о том, что на самом деле происходило. И все же я очень мучилась, ведь я так боялась за вас в эти уже миновавшие беспокойные парижские дни[88]!
Нынешние август и сентябрь: полные сомнений, и все то новое, что случилось. Помнишь, в тот послеполуденный час, когда мы вышли из твоего дома на рю де Лоншан, пили в кафе перно и ты пошутил — не влюблена ли я? Тогда это было не так, а позднее все произошло очень странным образом, только я не прибегну к таким словам. Несколько дней назад я вернулась из Каринтии, где провела последнее время… нет, я начну иначе, не стану тянуть. В эти последние дни, мои первые в Мюнхене, сюда приехал Макс Фриш, приехал, чтобы спросить меня, смогу ли я жить с ним вместе, и вот теперь все решилось[89]. Я останусь в Мюнхене еще месяца на три, а потом перееду в Цюрих. Пауль, если бы ты был здесь, если бы я могла с тобой поговорить! Я рада случившемуся, я чувствую себя защищенной его любовью, добротой и пониманием, и я лишь иногда печалюсь о самой себе, потому что страх и сомнения не совсем покинули меня, они касаются только меня, а не его. Думаю, что имею право так сказать, ведь мы с тобой знаем — для нас почти невозможно жить с другим человеком. Но поскольку мы это знаем, поскольку мы не обманываем себя и не пытаемся обмануть другого, то может получиться что-то хорошее и доброе, если каждый день прилагать усилия, я теперь все же в это верю.