Как Сталин создавал подводный флот
Картину работы сталинской судостроительной промышленности ярко характеризует завод № 112 «Красное Сормово», который, кстати, являлся одним из старейших российских крупных предприятий, основанным в 1849 г. и прошедшим долгую историю.
До 1933 г. предприятие входило в состав Государственного объединения машиностроительных заводов (ГОМЗ). При основном профиле – строительство всевозможных судов, на заводе также производились вагоны, трамваи, паровозы, понтоны, а также предметы ширпотреба, в общем, полно всего. В годы первой пятилетки в 1928–1933 гг. завод выпускал фугасные бомбы калибров 254 и 152 мм, 120 мм, гранаты (осколочные снаряды) к 76-мм пушкам, взрыватели для бронебойных снарядов, а также 288 наименований различных комплектующих для снарядов, детали для винтовок и др. Рассматривался вопрос о производстве других типов изделий для военной промышленности, в частности, гусениц для танков.[157] С 1930 г. завод являлся одним из основных поставщиков тяжелых 107-мм снарядов для артиллерии РККА.
Все, в общем, шло неплохо, жило «Красное Сормово», не тужило, как вдруг 14 июня 1929 г. на завод, расположенный в глубине страны, вдали от морей и океанов, приходит задание на постройку подводной лодки с припиской «…для освоения производства и создания строительной базы с доведением строительства до 20 подлодок на случай войны».[158]
Дырявый комсомолец
Приказ есть приказ, и 23 февраля 1930 г., в день 12-й годовщины Красной Армии, на берегах Волги была заложена Щ-304 – первая сормовская подводная лодка. Деньги на ее постройку были собраны в ходе знаменитой акции «Подводная лодка от комсомола», то есть из «добровольных» взносов членов ВЛКСМ. Поэтому и название будущей лодки было выбрано не случайно – «Комсомолец». Вообще же первой лодкой Х серии стала Щ-301 «Щука», и затем по традиции все субмарины этого типа называли именами рыб: «Окунь», «Лещ», «Семга» и тому подобное. Щ-304 первоначально должна была называться «Язь», и уже затем, в связи с акцией комсомола по сбору средств, ее название было изменено на «Комсомолец».
Как и большая часть советской военной техники, подводные лодки не являлись творением советских инженеров и изобретателей. «Щуки» представляли собой копию поднятой и обследованной английской субмарины L-55, с октября 1929 г. находившейся на восстановительном ремонте в Кронштадте.
Первоначально для строительства «спецсудов» было выделено самостоятельное подразделение – «спецсектор», и только впоследствии произошла полная переориентация «Красного Сормова» на данный профиль. Строительство первой субмарины растянулось более чем на четыре года. Во-первых, из-за нехватки средств не была проведена запланированная реконструкция завода: строительство крытого стапеля, дноуглубление затона, укрепление берега, прокладка железнодорожных путей, строительство ряда вспомогательных мастерских и т. д. Подводную лодку приходилось строить примитивными средствами и практически вручную. Например, большие листы металла с участка обработки до стапеля тащили более недели. Во-вторых, плановая документация на лодку поступила на завод только в июле 1930 г. В-третьих, отсутствовали специалисты, у руководителей не было производственного и организационного опыта, не была создана система работы с поставщиками. Сектору спецсудостроения не хватало рабочих, требовались 500–550 человек, а в июне 1931 г. в наличии имелись только 150 человек.
Между тем 11 ноября 1932 г. была заложена уже вторая подводная лодка – Щ-308 «Семга». Затем постановлением правительства от 11 июля 1933 г. на «Красное Сормово» было возложено обязательство, помимо уже изготовляемых, построить в течение пяти лет еще 26 средних подлодок типа «Щука». А это уже было серьезно. Этим же постановлением «Красное Сормово» становилось дублером по производству торпедного вооружения (торпедных аппаратов, толкачей, компрессоров) для подлодок, мониторов и канонерских лодок с заданием произвести во второй пятилетке 900 единиц. Помимо этого, завод должен был организовать производство немецких дизелей специального типа мощностью 3000–4000 л.с.
Схема из книги «Очерки по истории ЛПМБ «Рубин»
Подводная лодка проекта «ЩБ»: 1 – цистерны главного балласта; 2 – дифферентные цистерны; 3 – цистерна быстрого погружения; 4 – цистерна плавучести; 5 – минно-балластная цистерна; 6 – прочная рубка; 7 – торпедные аппараты; 8 – гидравлическое устройство торпедной стрельбы; 9 – мины; 10 – складывающийся горизонтальный руль; 11 – дизели; 12 – главный гребной электродвигатель; 13 – аккумуляторная батарея; 14 – турбокомпрессор низкого давления.
Директор завода В. Сурков и его окружение хватались за голову от полученных заданий партии, но наркомат тяжелой промышленности дополнительно поставил заводу задачу построить еще и семь речных мониторов и восемь канонерских лодок! При этом надо учесть, что, кроме основного производства, на «Красном Сормове» по-прежнему производились железнодорожные вагоны и трамваи, а также коленчатые валы для Коломенского завода (1700 т в год).[159]
Ясно, что даже с учетом расширения производственных площадей и ликвидации вагоностроения столь масштабная и многообразная программа была заведомо невыполнимой. Только для производства механизмов подводных лодок требовались минимум 340 станков, а в наличии имелись лишь 70, не говоря уже о нехватке рабочей силы.
Но и дальше «партия и правительство» не переставали «радовать» завод № 112 своими планами и заданиями, которые нередко и самым противоположным образом изменялись. Так, например, согласно постановлению СНК от 25 августа 1933 г., «Красное Сормово» должно было приступить еще и к освоению производства мин. Для этого завод получил приказ прекратить уже налаженный выпуск 107 и 203-мм фугасных снарядов. Однако вскоре это решение признали нецелесообразным и отменили. В сентябре завод получил задание, кроме торпедных аппаратов, организовать производство «толкачей» для сбрасывания торпед с торпедных катеров. Однако из-за большой загруженности цехов оно так и не было выполнено.
Заводы, входившие тогда в объединение «Союзверфь», не имели своих конструкторских бюро. Все проектирование и разработка рабочих чертежей выполнялись ЦКБ-18 и подчиненным ему ЦКБС-2, занимающимся подводными лодками. ЦКБС-2 с самого начала несвоевременно и некомплектно присылало необходимые чертежи, работая по принципу: «начинайте строить, а как строить, узнаете потом».
На 15 февраля 1933 г. техническая готовность «Комсомольца» составляла 63 %. Графики работ не соблюдались. Поставщики тоже подводили, в частности, завод «Русский дизель» не поставил в срок двигатели. И все же героическими усилиями рабочих к маю того же 33-го года лодка была подготовлена к отправке для достройки на Балтийский завод. Док для нее был спешно построен на том же «Красном Сормове». Он имел размеры 72,5 на 9,6 метра и водоизмещение 950 тонн. 25 мая лодка в доке начала движение по Волге, а затем – по Мариинской системе каналов, и 1 июня 1933 г. прибыла в Ленинград.
«Балтийцы» быстро поняли, что им прислали не «почти готовую» субмарину, а всего лишь полуфабрикат. После начала достроечных работ выявилось огромное количество дефектов: было необходимо заново изготовить и установить валы горизонтальных рулей, устранить дефекты топливных цистерн, заменить кабели и т. д. Согласно акту от 9 июля 1933 г., было выявлено, что «соединительные швы топливных цистерн зашпаклеваны смесью гудрона и сурика черного цвета. Это маскировка брака, могущая привести к течи».[160] А в акте от 11 сентября того же года говорилось: «…при испытании гидравлическим давлением жесткого корпуса обнаружилось 250 течей».[161] Когда прибыли торпедные аппараты, долго задерживавшиеся заводом № 6, оказалось, что подлодка не готова к их установке. Кроме того, 40 % электромонтажных работ подлежали демонтажу и переделке, из-за брака пришлось заменить и 90 % арматуры.[162]
В связи с переходом «Красного Сормова» на производство спецсудов – так в целях секретности именовали подлодки, которое должно было стать его основным профилем, с 1933 г. стал сокращаться выпуск железнодорожных вагонов и платформ, а также трамваев.
Начались командировки на Балтийский завод рабочего и технического персонала с последующей сдачей экзамена. Впоследствии в ноябре 1933 – мае 1934 гг. филиал учебно-курсового комбината в Ленинграде организовал курсы повышения квалификации инженеров – строителей подлодок. На них была отправлена группа ИТР с «Красного Сормова»: корпусники, механики и электротехники. Пять дней в неделю они работали на предприятиях Ленинграда, а один день проводились тео-ретические занятия. Основными темами занятий были общее устройство подлодок, технологические процессы и монтаж.
Наконец 15 августа 1934 г. после многочисленных переделок и устранения производственных дефектов первая сормовская лодка Щ-304 «Комсомолец» была сдана Балтийскому флоту.
Тем временем 22 декабря 1933 г. в Главтрансмаше Наркомата судостроительной промышленности (НКСП) прошло совещание по производству спецсудов, на котором присутствовал директор завода «Красное Сормово» В. Сурков. На нем заводу поставили задачу – в июне 1934 г. сдать флоту одну подводную лодку и еще три – в третьем квартале того же года. Кроме того, предприятие должно было строить два сухогруза для последующего переоборудования их в речные авианосцы, а также плавучий док и понтоны к нему.
Сурков в своем докладе отметил большие сложности, с которыми столкнулся завод: отсутствие опытных кадров, нехватка чертежей (вместо 1267 необходимых было прислано только 819), задержки поставок металла (вместо необходимых 650 тонн было получено 342 тонны).[163] Однако все это не произвело никакого впечатления, поскольку для сталинской промышленности являлось обычным делом. На совещании было принято окончательное решение придать заводу «Красное Сормово» судостроительный профиль и постепенно сворачивать не соответствующие ему производства.
Сначала стройте, а потом получите план, как строить!
Освоение спецсудостроения потребовало срочной реконструкции завода «Красное Сормово». В первую очередь ей подверглись судостроительный и металлургический комплексы. В 1934 г. началась постройка нового плаза, корпусно-сборочного и сборочно-установочного цехов, которые оснащались только новым оборудованием. Позднее развернулось строительство литейного и кузнечно-прессового цехов.
Однако эти работы осложнялись недостаточным финансированием и отсутствием до 1936 г. утвержденного плана реконструкции. То есть опять же сначала стройте, а потом получите план, как строить! В результате к концу 1937 г. программа капитального строительства на предприятии была выполнена всего на 30 %.
Строительство подводных лодок на заводе № 112 с самого начала сталкивалось с большими трудностями. В первую очередь это было связано с общей неосвоенностью данного производства, отсутствием четкого взаимодействия между различными структурами, ответственными за выполнение государственного заказа, несвоевременной поставкой чертежей и комплектующих и т. п. Были и вполне объективные причины, такие как нехватка рабочих, низкий уровень квалификации и общей культуры труда, нехватка производственных площадей. В то же время графики сдачи судов, спускаемые заводу по линии наркомата, составлялись без всякого учета производственных возможностей, наличия рабочей силы и условий снабжения предприятия.
В феврале 1934 г. был составлен договор на постройку лодок зав. № 550/3, 4 и 5. Сроки их сдачи флоту были определены соответственно 1 октября 1934 г., 20 июня и 20 июля 1935 г.[164] Руководство завода сразу же заявило о нереальности этих сроков по ряду причин, в числе которых были: неукомлектованность металлом для прочных корпусов и нехватка рабочей силы, особенно чеканщиков. Кроме того, в первоначальный проект был внесен ряд изменений, как то: увеличение толщины обшивки прочного корпуса, установка нового обтекателя на киль. Однако заместитель наркома судостроительной промышленности Каганович на ходатайстве о переносе сроков сдачи сделал резолюцию «Отсрочка немыслима!».[165] Заместитель начальника Главречпрома НКСП Федоров так же поставил перед заводом вопрос о неукоснительном выполнении установленных правительством сроков и указал на необходимость «строгой государственной дисциплины».
Но эти категорические приказы не могли исправить реальную ситуацию. В апреле из-за нехватки чеканщиков были сорваны испытания прочного корпуса лодки № 550/3. На подлодке № 550/2 работы тоже шли с отставанием от графика. 21 апреля директор Сурков получил письмо от уполномоченного УК УВМС по Горьковскому краю Парсаданова, в котором тот требовал до 25 апреля сдать прочный корпус 550/3: «Если к 25.04. не будет сдан прочный корпус, завод идет на сознательный срыв сдачи лодки в этом году».[166] В официальном ответе завода от 26 апреля вновь указывалось на нехватку чеканщиков и срыв поставок металла.
Однако в этот же день «Красное Сормово» получает новое письмо, на этот раз от начальника Главречпрома Кондратьева, в котором снова содержались категорические требования: «Сроки должны быть выдержаны любой ценой!» Директор получил приказ довести число чеканщиков на подлодках в первые дни мая до 45 человек, а к середине мая – до 55–60 человек. Только так, по мнению Кондратьева, можно было выдержать сроки. Одновременно Главречпром поставил перед заводом вопрос о мерах по подготовке квалифицированной рабочей силы, особенно этих самых пресловутых чеканщиков.
Но, несмотря на все приказы и угрозы, по объективным причинам сдать подводные лодки в срок все равно не удалось. Лишь 23 сентября 1934 г. Главречпром, учитывая уже свершившийся факт низкой технической готовности судов (550/2 – 55 %), перенес сдачу «Дельфина» на второй квартал 1935 г.[167] Фактически лодка была сдана флоту еще позднее – 20 ноября 1935 г.
Конечно, недостаточно эффективная организация производства тоже сказывалась на невыполнении программы. Если на заводе № 92 в эти годы отсутствие рабочей силы компенсировалось огромным объемом сверхурочных работ, в т. ч. скрытых, то на «Красном Сормове» в некоторые периоды подобные работы почти не использовались. Например, 19 января 1934 г. на подлодке «Карась» во вторую смену работали всего 12 человек, а 20 января – 18 человек.
В феврале заводоуправление проверило ход работ по всем лодкам. Было созвано специальное совещание ответственных строителей и монтажников, сделаны соответствующие угрозы, установки и внушения на дальнейшее развертывание работ. Применены предупредительные меры с наложением административных взысканий.
Часто путаница возникала из-за противоречивых решений вышестоящих инстанций. Например, новые подлодки требовалось укомплектовывать торпедными аппаратами, однако ГУСП отказался их поставлять, поскольку ранее было принято решение организовать производство торпедного вооружения прямо на самом «Красном Сормове». При этом не учли, что на его развертывание уйдет 8–10 месяцев. В итоге директору завода пришлось неофициально договариваться о поставке напрямую с заводом № 6.[168]
Субмарина на лошадиной тяге
Значительные трудности вызвала транспортировка первых лодок в Ленинград. Кто, собственно, вообще думал, как из центра европейской части страны довольно большие по размеру субмарины будут добираться до флотов, в которых им предстояло служить. Волга в 30-е годы ХХ века соединялась только с Балтийским и Белым морями, да и то через сложную систему каналов и шлюзов, плавание по которым для неповоротливых доков было делом весьма сложным. Вот типичный пример.
20 сентября 1934 г. плавучий док с лодкой зав. № 550/2 «Семга» вышел из заводского затона на Волге и отправился в путь на север. Для команды дока это путешествие стало настоящим приключением. Переход занял 20 суток вместо 16 планируемых. Судно не было оборудовано габаритными огнями и вообще какой-либо электрикой. Для освещения использовались керосиновые лампы, и потому было много простоев в тумане и в темноте. Док неоднократно садился на мель, например, 30 сентября в районе Белого озера, серьезно погнув при этом руль.
Местные отделы Северо-Западного речного пароходства предоставляли для дока слабые буксиры и в недостаточном количестве. Некоторые из них вообще не могли сдвинуть его с места, другие тянули со скоростью 5 км/ч. При прохождении шлюзов Мариинской системы и вовсе запрягли лошадей, которые, подобно бурлакам, подгоняемые хлыстами, с потугами тянули громадину вверх по течению. И это в середине ХХ века!
Команда была выслана в плавание без теплой одежды, что приводило к многочисленным заболеваниям, матросы работали неорганизованно, в результате чего постоянно возникали кризисные ситуации. Капитан дока проявил полную некомпетентность и отсутствие элементарных знаний навигации. Проход в узких местах сопровождался многочисленными авариями и столкновениями со встречными судами, док с грохотом бился о баржи, получая все новые и новые вмятины.
Работники пристаней относились к проводке «спецсудна» равнодушно, не предупреждали встречного движения, не освобождали шлюзы перед прибытием дока, вовремя не предоставляли буксиры. На призывы поторопиться они отвечали: «Успеется, никакой срочности нет».
Кроме того, и конструкция самого дока оказалась крайне неудачной. Для перекладки руля с борта на борт требовалось почти 100 оборотов руля. Второй руль вообще отказал, затруднив и без того непростое управление судном. Для выравнивания хода с обоих бортов были спущены цепи длиной по 70–80 метров. Выступающие за габариты якоря неоднократно цепляли встречные баржи, обдирали стены шлюзов.
Единое руководство доком было невозможно, поскольку с носа до кормы было «не видно и не слышно». Из-за большой инерции док не успевал затормозить в шлюзах и ударял, словно средневековый таран, в ворота. По ночам, из-за отсутствия света, команда перемещалась по палубе только на ощупь, опасаясь свалиться за борт. Отсутствовали окна и элементарные удобства, такие как вода и гальюн.[169] Нужду справляли в ведра, которые потом просто выливали за борт.
10 сентября док наконец прибыл в Ленинград. Но на этом приключения лодки «Семга» не закончились. 18 октября на ней были установлены электромоторы, а 31-го числа – четыре носовых и два кормовых торпедных аппарата. При этом оказалось, что до сдачи на лодке необходимо проделать огромный объем работ. Например, на ней отсутствовало устройство погрузки торпед. На заводе № 112, видимо, этого сознательно «не заметили», чтобы побыстрее отправить лодку на север. Впрочем, лодки производства других заводов имели не лучшее качество. Например, «Линь» Балтийского завода не имел устройства для спуска и подъема якоря.
16 декабря «Семга» все же вышла из Ленинграда в Кронштадт. Но и это небольшое расстояние она преодолеть не смогла. В 17.00 вышел из строя и фактически взорвался правый электромотор. Повреждения оказались настолько серьезными, что ходовые испытания, и без того отложенные, были сорваны, и лодка осталась зимовать в Ленинграде. Комиссия установила, что причиной аварии стал заводской брак, а виновником является Харьковский электромеханический завод (ХЭМЗ) – производитель электробатарей.[170]
В итоге многострадальную лодку, которая, кстати, обошлась стране в 5 300 000 рублей, удалось сдать на испытания лишь в мае 1935 г. При этом ряд доделочных работ, таких как замена насосов, устройства наматывания троса и др., осуществлялся авральными методами в последние дни и даже часы перед сдачей.
Все это вынудило завод «Красное Сормово» обратиться с предложением построить на Неве достроечную базу для спецсудов при Балтийском заводе. Для этого было необходимо соорудить пристань с краном на рельсах, мастерскую и общежитие для сормовских рабочих, которые будут приезжать сюда в командировку. Сооружение базы началось в 1935 г.
Тем временем в августе 1934 г. на заводе состоялся Пленум ЦК ИТС профсоюза. На нем ряд докладов и выступлений были посвящены проблемам спецсудостроения в СССР. Наиболее интересен был доклад инженера Д. А. Сундукова с ленинградского завода Марти. Он, в частности, отметил, что организация механических работ в судостроении сталкивается со следующими трудностями: слабо выраженная серийность не позволяет применять метод поточного планирования, суда имеют большой разрыв сроков даже при серийном заказе, большая абсолютная стоимость механических работ делает большое опережение неэкономным. Слабая техническая организация подготовки заказа и хроническое опоздание рабочих чертежей значительно замедляют освоение заказа.
В связи с этим, по мнению докладчика, настоятельно необходим обмен опытом между заводами. Конечной целью должно являться кооперирование судостроительных заводов, а также специально-механических заводов с типизацией судового машиностроения. Судостроение в Европе и Японии уже пошло по такому пути, в то время как в СССР имеется тенденция к замкнутому хозяйству – заводу-комбинату. Решение вопроса обеспечения судостроения механическими деталями вследствие нужды часто производится заводами на базе своих, технически отсталых заготовительных цехов. И без того скудные механические средства перегружаются дополнительными работами. Часто емкость цехов не соответствует технике современного судостроения. Отсутствие кооперации, размещение заказов без согласия исполнителя, приказом «сверху», часто ведет к дезорганизации и бесплановости производства.[171]
Кроме того, на пленуме отмечались и другие причины крайне низкого качества производимой техники: «плохой чертеж», малоквалифицированные рабочие кадры, нехватка мастеров, брак смежной продукции, борьба с браком методом «спасения детали».
Немецкие лодки на советских верфях
Между тем осенью 1934 г. завод «Красное Сормово» получил новый заказ на постройку двенадцати разборных лодок Х серии. Первые три штуки предполагалось сдать уже в 1935 г.
Двигатели W8V28/38 к этим лодкам должен был поставлять Коломенский машзавод, который производил их по лицензии немецкой компании «МАН». Это были восьмицилиндровые, четырехтактные, бескомпрессорные двигатели, делавшие 600 об/мин. Мотор правого борта вращался по часовой стрелке, левого – против. Расход солярки, согласно немецкой инструкции, составлял 190 граммов на 1 л.с. /ч. Охлаждение – забортная вода. Запускался двигатель сжатым воздухом.
Этому выдающемуся немецкому судовому двигателю в СССР был скромно присвоен индекс 38-К-8, в один миг превративший его в «советский». Интересно, что многие современные историки – «специалисты по флоту» искренне называют 38-К-8 отечественным, хотя от германского он не отличался ничем, кроме плохого качества.[172] В 30-е – 50-е годы ХХ века немецкий MAN W8V28/38 стал основным дизелем советского подводного флота.
Согласно приказу начальника Главречпрома Березина, головное спецсудно с зав. № 550/6 должно было быть заложено еще до заключения договора, то есть 1 сентября 1934 г. Причем спуск на воду был оптимистически намечен уже на 10 апреля 1935 г. Суда 550/7 и 550/8 предполагалось заложить одновременно 1 июня 1935 г.
Учитывая тот факт, что в цехах завода № 112 уже строились две подлодки, выдержать эти сроки было, мягко говоря, трудно. Строительство новых площадей находилось в самом разгаре. Поэтому директор завода Сурков в свойственной ему культурной манере ходатайствовал о переносе сроков закладки спецсудов Х серии. Однако он не только получил отказ, но еще и категоричное требование заложить все три судна уже в 1934 г. и сдать их в 1935 г.
Несмотря на категорические приказы вышестоящих инстанций, осуществить этот план даже приблизительно не удалось. Законы физики не подчинялись коммунистической идеологии и не изменялись под влиянием марксизма-ленинизма. У завода просто не было физических возможностей строить одновременно пять подводных лодок. Тем более что и работы по спецсудам, заложенным ранее, значительно отставали от графика. Так, на 1 января 1935 г. готовность спецсудов была следующей: № 550/3 «Дельфин» – 71 %, № 550/4 «Белуга» – 37 % и № 550/5 «Кумжа» – 27 %.
Руководству завода, под давлением сверху, пришлось еще раз пересмотреть графики и планы. От цехов требовали безо-говорочного выполнения сроков. Была установлена подекадная проверка выполнения плана по цехам завода. В феврале на заводе даже побывал старший инженер Главречпрома Волынский, который лично обследовал лодки на стапелях и вновь обнаружил сильное отставание от графиков. Увеличение производительности труда оказывалось затруднительным в связи с нехваткой квалифицированных слесарей, монтажников, сборщиков и особенно сверловщиков.
Боевая рубка подводной лодки Щ-308 «Семга» (зав. № 550/2)
Со стороны завода были приняты меры. Для ускорения всех работ по судам в течение января произвели значительную переброску рабочей силы за счет ослабления работ, ведущихся на подлодке 550/9. Максимальное количество получаемых заводом сверхурочных часов было передано судостроительному цеху для спецсудов. Был введен круглосуточный график работ. К первой и второй смене прибавили по четыре сверхурочных часа.
Работа вдобавок осложнялась и тем, что от вышестоящих инстанций постоянно поступали новые технические требования, чаще всего трудновыполнимые. Например, переделать по новой схеме общесудовую вентиляцию, заменить приводы кингстонов. Имели место и постоянные задержки поставок от других заводов: резины, труб из красной меди, вентиляторов, воздухоохладителей и т. п. Благодаря невероятной штурмовщине, когда люди буквально ели и спали на стапелях, в марте удалось более или менее продвинуться по спецсудам 550/3,4,5.
Наконец, 15 апреля 1935 г., с отставанием от графика на полгода, подводная лодка «Дельфин» в недоделанном виде все же приступила к заводским сдаточным испытаниям. При этом уже в ходе последних доделочных работ был получен еще целый ряд новых технических требований по повышению скорости лодки за счет улучшения обтекаемости (всего 18 конструктивных изменений). Это привело к новому витку авральных работ, которые велись уже на территории заводского затона с нарушением элементарных правил техники безопасности. В результате на лодке возник пожар, который был геройски потушен рабочими.[173]
Тем временем подлодка «Семга», отправленная в Ленинград еще осенью 1934 г., так и не была сдана Балтфлоту. Потребовалось еще большое количество переделок и мелкого ремонта. В итоге в Кронштадт она отправилась почти одновременно с «Дельфином» – в августе 1935 г. Вот так, через пень колоду, шли «по дороге к морю» советские подводные лодки.
Завод № 112 еле-еле справлялся со строительством спецсудов Х серии, а руководство не знало, как и чем заткнуть очередные дыры в производстве, и вдруг как гром среди ясного неба новый приказ! А именно: начать строить еще и лодки серии «Н». Их производство предстояло начать в 1936 г., а сдать – в 1937 г. Лодки этой серии («Немки») являлись почти точной копией немецких подлодок VII серии, сыгравших главную роль в будущей битве за Атлантику в 1939–1945 гг. Чертежи субмарины были проданы СССР германской фирмой «ДЕМАГ».
В отличие от лодок отечественной разработки подлодка IX серии, как ее вскоре стали именовать, отличалась более простой и надежной системой всплытия, эффективной системой кингстонов, рациональным размещением постов управления, хорошей доступностью механизмов и узлов и др. Время срочного погружения составляло всего 60–70 секунд.[174] Длина ее корпуса составляла 77,7 метра, ширина – 6,4 метра, водоизмещение – 828 тонн. Вооружение включало четыре носовых и два кормовых торпедных аппарата калибром 533 мм. Субмарина приводилась в движение двумя дизелями по 2000 л.с. либо двумя электромоторами по 550 л.с. и могла развивать скорость до 20 узлов. Дальность плавания по техпаспорту составляла 2500 морских миль, то есть лодка являлась океанской.
Однако это у немцев. А надо было еще воссоздать «немку» на советской судоверфи. Первое, что бросилось в глаза инженерам завода № 112, это длина судна. При заказе никто не учел, что она составляла 7770 см, а это превосходило размеры всех доков, имевшихся в распоряжении завода «Красное Сормово». Чтобы «впихнуть» лодку в док, были нужны серьезные конструктивные изменения. Некоторые даже предлагали размещать субмарины не вдоль продольной оси дока, а по диагонали.
Дела, которые на заводе и так шли туго, осложнились еще и тем, что док, с многочисленными трудностями и приключениями перевезший в Ленинград спецсудно зав. № 550/4, вернуться назад не успел из-за окончания навигации. Подлодка 550/5 «Кумжа» так и не успела отправиться на север и осталась зимовать в Сормовском затоне. Тем временем развернулись авральные работы на судах 550/6,7,8 Х серии. Всем хотелось побыстрее от них избавиться, ведь в перспективе завод имел уже план на постройку 12 лодок IX серии (впоследствии их прозвали «эсками») и других спецсудов.
Подводная лодка Щ-311 «Кумжа» (зав. № 550/5), оснащенная немецким дизельным двигателем MAN
Рост партзаданий потребовал не только принятия мер по повышению производительности труда, но и существенного увеличения числа рабочих и производственных площадей. Это, в свою очередь, вызвало необходимость строительства новых рабочих поселков и коренной реконструкции завода. Тем более, согласно постановлению СТО от 27 апреля 1936 г., завод «Красное Сормово» должен был быть приспособлен, как «внутренняя база по постройке подводных лодок, мониторов, канонерских лодок, изготовлению судовых дизелей», а также как дублер по производству торпедного вооружения. И это при одновременном ежегодном производстве 36 тысяч 203-мм снарядов и 500 тысяч 107-мм снарядов.
На существующей верфи, вследствие полного отсутствия механического спуска, было возможно лишь сезонное всплытие во время весеннего и осеннего паводков. Пока были построены лишь три лодки, а пять находились в постройке. Программой реконструкции, рассчитанной на 1937–1938 гг., предусматривалось расширение и оборудование судоямы, строительство монтажного и сварочного цехов, достроечной набережной и расширение снарядного цеха. Для удовлетворения жилищных потребностей рабочих предусматривалось построить 18 бараков и три рубленых дома в районе поселка Комсомольский.
28 апреля 1936 г. произошел вопиющий случай, похожий не то на «вредительство», не то на диверсию. Во время обхода уже плававшей в затоне подводной лодки дежурный обнаружил в ее носовом отсеке отверстие диаметром 19 мм, через которое поступала вода. Рядом лежал ящик со сверлами. Кто и с какой целью просверлил прочный корпус, так и осталось неизвестным.[175]
Кстати, в рамках борьбы с вредителями отдел кадров завода 20 июля того же 36-го года составил для органов НКВД секретный список лиц еврейской национальности, работавших на предприятии. Всего таковых насчитали 96 человек. О каждом сообщались краткие сведения, где работал раньше и как попал на завод.
В мае 1936 г. в Ленинград было наконец-то отправлено еще одно спецсудно Х серии – 550/5 «Кумжа». 5 июня начались его сдаточные испытания, и 21 августа лодка вместе с 550/4 была сдана КБФ. Спецсудно 550/8 было поставлено в док в июле, но из-за обмеления и низкого уровня воды в Волге его отправка задержалась до 16 августа. Судно 550/6 было введено в док и отправлено 2 сентября, а уже 21 сентября была отослана в долгий путь и подлодка зав. № 550/7.
Работы по судам вновь велись с большим отставанием от графика. На этот раз главной причиной была несвоевременная поставка комплектующих изделий и сырья. Отдельные сорта стали вообще не поставлялись.[176]31 октября, со значительным отставанием от графика, завод сдал Балтийскому флоту подлодку 550/8, а 3 и 4 ноября – подлодки 550/6 и 7. Все они были плохого качества и требовали многочисленных доделок и переделок.
После сдачи одиннадцати судов Х серии, вопреки первоначальному плану, завод приступил к постройке лодок IX серии. 14 декабря 1936 г. были заложены спецсуда зав. № 236 и 237 (будущие лодки С-7 и С-8). Таким образом, заведомая нереальность и невыполнимость правительственных заданий дополнялась их противоречивостью и постоянной изменчивостью.
Большой проблемой для завода стало всплытие готовых судов. Обычно оно обеспечивалось паводком. Высокая вода сама снимала лодку со стапелей, и она всплывала, прямо как галера во времена Петра I. Однако паводок на Волге не всегда одинаков. Например, в 1935 г. уровень волы повышался незначительно, и лодкам приходилось «сильно помогать» всплыть – толпа рабочих просто наваливались и сталкивали субмарину в воду.
В связи с этим была начата разработка сложной и трудоемкой технологии, как при недостаточно высокой воде приподнять лодку со стапеля и затем при искусственно уменьшенной осадке вывести из судоямы на глубокую воду затона для окончания работ. Она заключалась в следующем: к подлодке подводили имевшуюся на заводе баржу-док, по бортам которой выводились несколько кронштейнов, доходящих концами до диаметральной плоскости лодки. После этого док затапливали, и лодку при помощи стальных полотенец «подвешивали» к кронштейнам. Затем балласт откачивался, док всплывал и приподнимал лодку со стапеля, после чего вся система буксировалась за пределы судоямы.[177]
Этот метод был успешно испытан в 1936 г. и значительно расширил возможности спуска судов. Другой вопрос, стоило ли это того. Трудно представить, чтобы немцы строили подводные лодки, скажем, во Франкфурте-на-Майне, а потом с огромными трудностями сплавляли бы их в Северное море.
Надо отметить, что на работу завода, кроме уже перечисленных, могли также оказывать воздействие самые разнообразные факторы. Например, в июле на фарватере Волги проводились углубительные работы. При этом песком и илом был случайно завален выход из затона, прервав его связь с рекой. В результате сели на мель плавучий кран и док, возвращавшиеся из Ленинграда.
Тем временем продолжались перебои с поставками металла. Так, на 21 июня заводом № 122 для строительства лодок IX серии было недополучено 1524 тонны, что составило 75 % от плановой потребности.
Спасательная капсула Пятакова
Руководство советских ведомств, отвечавших за строительство подводного флота, несмотря на явную нехватку времени и ресурсов, тем не менее находило время на совершенно идиотские проекты и идеи, отнимавшие много времени у конструкторов. Наиболее яркий тому пример – проект «отрывной рубки» для лодок типа «Щука» (Х серия).
Задание на разработку данной спасательной системы было дано Главречпромом и утверждено лично заместителем наркома тяжелой промышленности Пятаковым. Надо отметить, что на флоте к идее создания на подлодках коллективного средства спасения отнеслись скептически. Во всех подводных флотах иностранных ВМС считалось возможным только индивидуальное спасение членов экипажа. Да и известные тогда средства спасения имели скорее психологическое, чем практическое значение.
Однако у русских имелось иное видение. Директор завода Сурков высказал по этому поводу свое мнение: «Принятые в различных флотах системы спасения людей с затонувших лодок далеко не отвечают предъявляемым требованиям и редко приносят эффективные результаты: принятая система спасения через шлюзовые люки имеет существенные недостатки, т. к. требует затопления отсеков, длительного времени, большой выдержки и умения. Людям, неправильно использовавшим их, а также больным и раненым грозит смерть. Все это заставляет проверить возможность применения иного метода спасения людей с больших глубин».[178]
Инженерами завода была разработана система спасения с помощью рубки, отрывавшейся от корпуса вместе с частью прилегающего ограждения и надстройки. Рубка сообщалась с центральным постом, через который и должна была осуществляться эвакуация. Согласно проекту, устройство «вновь могло быть погружено и установлено с помощью водолаза на место с тем, чтобы восстановить сообщение с лодкой и спасти оставшихся людей». При этом существующие виды спасения не исключались. Кстати, директор Сурков предложил провести испытание рубки прямо на Волге.
Существенным преимуществом проекта была возможность отрыва рубки от корпуса как самостоятельно – изнутри рубки, так и принудительно – снаружи. Для этого рубка должна была крепиться к прочному корпусу вместо заклепок на бронзовых червяках, а также посредством нижнего съемного люка. Правда, для всплытия рубку было необходимо обеспечить собственными балластными цистернами и электробатареей, то есть фактически превратить в еще одну мини-подлодку.
Процесс спасения, по мнению разработчиков, выглядел «очень просто». Задраивается нижняя крышка. Люди, находящиеся в рубке, отдают червяки ее крепления, затем продувают балласт и происходит отрыв. Одновременно так можно было спасти 12 человек. В случае невозможности самостоятельного отделения рубки от корпуса лодки «выбрасывает трос с буем, за который она может быть оторвана в принудительном порядке с помощью крана». По замыслу инженеров завода № 112, данный проект потребовал бы внести в имеющуюся конструкцию всего шесть изменений.
На самом деле даже дилетанту понятно, что для подводной лодки важнейшим показателем является прочность ее конструкции. Крепление рубки «на бронзовых червяках» привело бы к тому, что при первом же близком взрыве глубинной бомбы такая рубка сразу бы превратилась в «спасательную капсулу», в то время как остальная часть субмарины пошла бы ко дну.
Нереализованным остался и совершенно идиотский проект «бассейна-дока», составленный в 1936 г. старшим инженером Главречпрома Волынским. Суть его состояла в том, чтобы построить рядом с Сормовским затоном огромный бассейн для испытательных погружений подводных лодок. Его длина должна была составить 120 метров, ширина – 40 метров, а глубина – аж 90 метров! Эдакое мини-море посреди завода. Однако проект был назван технически трудноосуществимым и дорогостоящим, а потому бессмысленным. Резюме вышестоящих инстанций звучало поистине юмористически: «Лучше испытывайте свои лодки прямо в Волге».
«Щуки» из Коломны
Несмотря на всю очевидную нецелесообразность постройки подводных лодок в центре страны, правительство попыталось организовать его еще в одном месте. На сей раз на реке Оке в городе Коломна. И даже заложили на местном машзаводе три «Щуки». Однако потом то ли вспомнили, что глубины на Оке слишком малы для доков, то ли местное начальство сумело отбиться от этой идеи. В общем, передумали и решение отменили. Но лодки-то уже были начаты, и их надо было куда-то девать.
И вот 7 мая 1936 г. завод № 112 получил и вовсе неожиданный заказ: достроить из своих материалов три подлодки Х серии, строящиеся на Коломенском заводе, и сдать их на Балтийский флот во втором квартале 1937 г. На тот момент их готовность составляла: зав. № 83–20 %, зав. № 84–19 %, а зав. № 85–12 %. Сложность очередного задания партии состояла в том, что суда сперва требовалось довести до стадии всплытия в Коломне, потом доставить их оттуда в Сормово и достроить до 100-процентной готовности. Трудно придумать более абсурдное задание, чем это, родившееся в недрах советской экономики.
Коломенский завод, узнав о передаче лодок, на радостях практически забросил все работы на них и занялся своими заказами. За август прирост технической готовности субмарин составил всего 1 %. С них были сняты семь сборщиков, две бригады клепальщиков и две бригады сверловщиков. «Красное Сормово» же вскоре послало в Коломну группу рабочих и техперсонала, всего чуть менее 100 человек. Пользуясь этим, руководство Коломенского завода сняло с судов последних рабочих.[179]
Возник спор, кто должен изготовлять заготовки труб для торпедных аппаратов. Работы по механической части вообще остановились. В октябре было сорвано гидравлическое испытание корпуса. Оказалось, что Коломенский завод не заказал вовремя резиновые кольца для кингстонов. В результате пришлось их изготовлять «в аварийном порядке». Тем временем 95 сормовских рабочих вели доделочные работы.
При этом вскрылись факты «недопустимого порядка хранения» материалов на Коломенском машзаводе. Электромоторы хранились в сарае с худой крышей, запертом на болт с гайкой. Часть оборудования лежала на улице и заржавела, а отдельные детали вообще валялись на земле.[180] В результате к 1 декабря лишь одно спецсудно № 83 достигло готовности в 24 %.
Между рабочими двух заводов часто возникали словесные перепалки и ругань, доходившая до драки. В свою очередь, Сормовский завод тоже не поставил ряд материалов по договору. Шли письма и доносы в вышестоящие инстанции. Представители заводов обвиняли друг друга во вредительстве, саботаже и прочих смертных грехах.
Итогом «совместной работы» стал спуск спецсудов на воду на заглушках, с течами в прочном корпусе и с кривыми рулями. Уже перед отправкой в Сормово выявился брак двух листов прочного корпуса. Вопрос был решен наваркой стыковых планок. Достройка подлодок на «Красном Сормове» и сдача их флоту затянулись на весь 1937 г. Спецсуда зав. № 83 и 84 (они же подлодки Щ-421 и Щ-422) были с грехом пополам 5 и 6 декабря 1937 г. сданы Северному флоту, а № 85 (Щ-424) – 6 декабря Балтийскому флоту.[181]
Таким образом, в 1936 г. завод № 112 кое-как освоил серийное строительство подводных лодок. В течение года, несмотря на большие организационные и производственные трудности, удалось сдать флоту пять единиц. При этом произошли значительные изменения во внутренней структуре предприятия и организации производственного процесса, отраженные в годовом отчете о работе завода. Отмечался большой физический износ оборудования. В отличие от вновь строившихся заводов, получавших в годы первых пятилеток только новые импортные станки, на заводе «Красное Сормово» ситуация в конце 1936 г. складывалась следующим образом.[182]
Видно, что новые станки составляли менее четверти. Причем за весь 1936 г. завод получил всего четырнадцать новых станков. Отсюда большой физический износ оборудования. Получалось, что амортизация оборудования шла значительно быстрее, чем его обновление.[183] Из-за этого увеличивалась стоимость обработки деталей, снижалась производительность труда.
Большой износ оборудования поставил в очень тяжелые условия организацию ремонтного хозяйства завода. За год отремонтировали всего 40 металлорежущих станков вместо 314 необходимых. В 1936 г. произошли 284 аварии станков, что было всего на пять меньше, чем в прошлом году. Общие простои оборудования за год составили 12 168 часов против 13 316 часов в прошедшем 1935 г.
При недостаточных капитальных вложениях поддерживать производство на нормальном уровне позволяли только рационализаторские мероприятия. Так, в литейном цехе для контроля сушки ферм были установлены термометры и гальванометры для снижения брака, механизирована работа по зачистке криволинейных кромок под сварку. В судостроительном цехе введены теплоизоляция и перестройка форсунок. В результате уменьшился брак при нагреве крупных листов, достигнута экономия топлива. Был организован ускоренный ремонт мартеновских печей.
Что касается технологии, то пересмотрели технологический процесс ковки деталей для двигателя БК-43. Формовку ряда деталей в литейном цехе перевели на применение подмодельных досок, а в процесс плавки в вагранке была введена добавка соли для разжижения шлака. Кроме того, развивалось применение автогенносварочных работ. Были освоены новые объекты сварки в судостроении и котлостроении, введена секционная сварка.
За что трудились стахановцы?
Согласно моде середины «тридцатых», на заводе № 112 тоже появилось стахановское движение. Так, в механическом цехе токаря Логинов и Катаев за счет увеличения скорости резания выполняли норму за 16 часов вместо 36. В дизельном цехе токарь Кириллов при обработке вкладышей головки шатуна двигателя БК-43 увеличил скорость резания и «упростил процесс обработки». В результате норма выполнялась более чем на 200 %, чего и требовалось руководству.
Потом в годовом отчете с упоением докладывали о «героях производства»: «В кузнечном цехе стахановец Зубренков изменил технологический процесс отковки осей и улучшил организацию рабочего места, уменьшая перерывы в работе. Руководство цеха обеспечило Зубренкову непрерывную подачу хорошо прогретой заготовки путем переделки печи и введения механизации. Выпуск осей повысился с 18 до 56 шт. в смену с одного молота. В корпусном цехе гибщик Камышев усовершенствовал ранее введенное приспособление, пользуясь вместо каркаса согнутым листом понтона, поднял производительность со 100 до 120 шт. в смену».[184]
В течение 1936 г. число стахановцев на «Красном Сормове» выросло с 2450 до 4000 человек. При этом рост производительности труда составил 24,5 %.[185] Однако давался он в основном за счет снижения качества.
В это же время интенсификация труда неизбежно вела к росту тяжелого травматизма. Если в 1935 г. на заводе был официально зафиксирован 2481 несчастный случай, в том числе 64 – с тяжелым и пять – со смертельным исходом, то в 1936 г. при 2464 случаях уже 67 являлись тяжелыми и 10 смертельными. При этом в мартеновском цехе число несчастных случаев возросло со 167 до 249, в железопрокатном цехе – со 197 до 235. Наиболее нелепой стала гибель 16 июня двух рабочих литейного цеха Бажкова и Синельникова, упавших в прокатный стан. Основными причинами такой ситуации были плохое состояние зданий и оборудования, недостаточное снабжение спецодеждой, невыполнение правил техники безопасности.
На повышении производительности труда и роста квалификации отрицательно сказывались нехватка рабочих и высокая текучесть кадров. Например, в четвертом квартале 36-го года при наличии 12 700 человек некомплект составлял 1000 человек. Новых рабочих в первую очередь направляли в цеха, в ущерб заводоуправлению. Многие ИТР из управления также были переведены в цеха. Всего за год на завод приняли 5692 человека, а уволили 6609, в том числе 1932 человека (30 %) – по 2-му пункту взысканий (за прогулы и опоздания).[186] Этот факт вновь опровергает устоявшийся миф о железной дисциплине, якобы царившей во времена Сталина.
Советская пропаганда изображала стахановцев идеалистами, совершавшими трудовые подвиги исключительно на энтузиазме и ради Родины. На самом деле энтузиазм энтузиазмом, а материальная составляющая никуда не девалась. Вытравить из людей культ денег советская власть не смогла. Средняя зарплата рабочего составляла 288 рублей. Стахановцы же, то есть люди, значительно перевыполнявшие нормы, получали в среднем по 1000 рублей в месяц, а иногда и больше! Например, согласно зарплатной ведомости завода № 112, токарь Кириллов получил за декабрь 1936 г. 935 руб., прессовщик Гребнев – 1200 руб., а прокатчик Калмыков – 1014 руб.
Кроме того, стахановцы в первую очередь получали квартиры, причем не в засыпушках и щитовых бараках, а в современных благоустроенных домах. И это притом, что в среднем на одного жильца приходились 5,5 кв. метров площади. Стахановцев часто награждали путевками на курорты, а в редких случаях даже личными автомобилями! Так что людям было ради чего перевыполнять нормы.
Тем временем завод продолжал осваивать строительство подводных лодок. Если в 1936 г. удельный вес судостроения на нем составил 43 %, то в плане на 1937 г. – уже 65–70 %. Судостроительный профиль предприятия окончательно обозначился, и продолжилось свертывание других производств.
Производственная программа на 37-й год явно составлялась наспех. Нагрузка как по цехам, так и по оборудованию была распределена неравномерно. Одни цеха (корпусной, литейный, механический) перегружались, другие же (штамповальный и пр.), наоборот, недогружались. Неравномерное распределение плана шло как по месяцам, так и по профессиям рабочих. Например, клепальщики и чеканщики были «то без работы, то дефицитны». При лишних сварщиках недоставало сборщиков.[187] Аналогичная ситуация была и в прошедшем 1936 г. Следствием ее были рывки в работе, простои и в то же время огромное количество сверхурочных (785 000 часов) – обычное явление для сталинской промышленности.
Снабжение завода необходимыми материалами, сырьем и комплектующими не просто стало из ряда вон плохим, а превратилось в безобразие. Система контрагентских поставок в советской экономике была громоздкой и сложной, ее функционирование зависело от самых различных факторов и условий. Некоторые поставщики (ЭМТ, ГАЗ) под разными предлогами оттягивали заключение договоров, другие вообще отказывались от выполнения навязанных им обязательств. ГУМП часто, даже не сообщая заводу, аннулировал так называемые ордера прикрепления и переписывал их с завода на завод.
Металл и оборудование поступали некомплектно. Договорные обязательства не выполнялись. В результате за 1936 г. завод № 112 недополучил от поставщиков: 545 тонн руды, 244 тонны кирпича, 4896 тонн нефти, 1835 тонн чугуна, 27 100 тонн слябы, 2010 тонн листового железа, 29 тонн проволоки, 15 000 тонн леса и многие другие материалы.[188]
Качество же материалов, которые все-таки поступали, было хуже некуда. Жидкое топливо из-за высокой вязкости забивало трубопроводы. Заводы им. Кирова и им. Петровского поставляли бракованный металл. Все это приводило к большим производственным трудностям. Недостаток обожженного доломита заставлял расходовать магнезит и обжигать сырой доломит, расходуя дефицитное топливо. Из-за нехватки мазута приходилось перекачивать его с нефтебазы, постоянно держа завод в напряженном состоянии с запасами, объемы которых нередко выражались в часах. Недоснабжение заготовкой для переката отрицательно сказывалось на работе железопрокатного цеха. Цех был вынужден для мелкосортного стана прокатывать заготовку из болванки.[189]
Не успел завод как следует освоить подлодки IX серии, как получил приказ строить еще и XII серию – «малютки». Их разработали на основе германских подлодок II серии. Они считались «лодками прибрежной полосы» и предназначались для действий на небольшом удалении от портов базирования.
Эти лодки имели небольшие габариты, за которые и получили свое прозвище, всего два торпедных аппарата и могли погружаться на 50–60 метров. Главным преимуществом данного типа лодок для производства являлась простота их доставки на флоты по железной дороге. Длина субмарины составляла всего 44,5 метра, ширина – 3,3 метра, а водоизмещение 206 тонн. Два немецких дизельных двигателя по 800 л.с. позволяли в надводном положении развивать скорость 14 узлов.
По всей вероятности, у командования ВМФ и руководства страны не было твердых представлений о необходимых типах оружия, поэтому заводы и получали противоречивые, а зачастую и взаимоисключающие задания. Не лучше ли было бы океанские лодки строить на одном заводе, а «малютки» на другом? Именно отсутствие серийности и унификации не позволяло советской военной промышленности добиться таких успехов, как американской, в том числе и в годы Второй мировой войны.
Но приказ есть приказ, и в 1937 г. завод активно разворачивает строительство подлодок одновременно IX и XII серий. В июне заложены четыре лодки (№ 241, 242, 243, 244), в июле – три (№ 247, 248, 249), в октябре – еще четыре (№ 245, 246, 250, 252). Чтобы освободить место для такого числа спецсудов, 5 апреля подлодки IX серии С-7 и С-8 были спешно спущены на воду в недостроенном виде.[190]
Всего за 1930–1937 гг. завод построил и сдал флоту одиннадцать субмарин типа «Щука» и еще две спустил на воду.
Попытки, помимо подлодок, строить на «Красном Сормове» еще и надводные корабли закончились крахом. 18 апреля 1936 г. там был заложен головной монитор «Лазо», а затем еще два – «Сибирцев» и «Серышев». Планировалась закладка четвертого монитора, но она так и не состоялась. Согласно проекту, длина кораблей составляла 80 метров, ширина – 12 метров, а водоизмещение – 1100 тонн. Вооружение включало восемь 130-мм орудий в двух четырехорудийных башнях, четыре 100-мм пушки, расположенных в т. н. цитадели в средней части корабля, а также шесть пулеметов. Бронирование: борт – 75 мм, палуба – 20 мм, а башни – 100 мм. Экипаж насчитывал 120 человек.
Однако постройка мониторов шла медленно. Это было вызвано огромным числом переделок, вносимых в проект, нехваткой рабочей силы и материалов. В конце концов было принято решение передать суда на достройку на судомеханический завод № 368 в городе Хабаровск.[191] В 1939–1940 гг. туда по железной дороге были перевезены корпуса всех трех мониторов. «Лазо», переименованный в «Хасан», был спущен на воду 30 августа 1940 г., а два других вошли в состав Тихоокеанского флота в 1942 и в 1944 гг.
Отправка построенных субмарин в военно-морские базы СССР по-прежнему оставалась серьезной проблемой. Этому способствовала очень большая удаленность от них Горького, недостатки средств доставки: доков и специальных железнодорожных платформ.
В частности, плавучие доки, построенные на верфи в городе Гороховец и использовавшиеся для транспортировки подлодок на Балтику, показали свою полную непригодность для данного маршрута. Использование на них бензиновых двигателей от комбайна приводило к отравлениям и пожарам. При плавании через Онежское и Ладожское озера доки заливало водой, на них прогибались шпангоуты и балки, команде приходилось с риском для жизни бороться за живучесть. Даже мощные помпы с производительностью 300 т/ч едва справлялись с откачкой воды. Качество изготовления доков оказалось никуда не годным: кривое дно, плохо работал руль, плохая вентиляция и отопление.[192]
В 1937 г. началось создание достроечных баз при основных военных портах. На них производились доделочные работы на лодках, устранялись выявленные дефекты, вносились изменения. Это несколько облегчило сдачу флоту, но зато привело к тому, что рабочие с «Красного Сормова» стали массово выезжать на достроечные базы и задерживаться там на длительное время, что в условиях нехватки рабочей силы негативно отразилось на производстве на самом заводе. Фактически он разделился на несколько частей, разбросанных по стране.
Положение дел на предприятии возмущало даже рядовых рабочих. Так, 4 января 1937 г. в корпусном цехе прошло цеховое совещание, на котором рабочие подвергли жесткой критике руководство завода. Выступавшие (15 человек) указали на грубые просчеты в организации производства, неправильную расстановку рабочей силы, некомплектную подачу деталей. К примеру, по чертежу 41–15 из 42 деталей к сроку были поставлены только две. Так же высказывались в отношении безобразного качества инструмента. На совещании в монтажном цехе рабочие обрушились с нападками на конструкторское бюро.
Прогуляно 18 тысяч человеко-дней
1938 г. стал трудным для завода № 112. В январе были заложены еще три лодки XII серии. Ввиду нехватки площадей в судостроительных цехах закладку произвели прямо на улице. В феврале – марте на заводе в различной степени готовности находились 14 субмарин. На некоторых из них работы приходилось останавливать из-за нехватки рабочей силы, многочисленных аварий оборудования, постоянных срывов программы снабжения завода сырьем и материалами. В то же время на других лодках работы, наоборот, велись авральными темпами.[193]
Помимо этого, завод набрал себе еще и кучу коммерческих заказов: несколько тысяч бочек для керосина, контейнера, котлы, мостовые опоры, землечерпалки и другую продукцию. Тем самым директор и главный инженер надеялись заработать живые деньги и хоть как-то выправить финансовую ситуацию. Однако получилось только хуже. С большей частью заказов завод так и не справился, зато партийное руководство узрело в этом сознательное вредительство: «Ясно, что враги народа, сидящие в руководстве Главка и Наркоммаша, навязывая заводу эти заказы, стремились вытеснить и затереть ими спецсудостроение».
Топлива катастрофически не хватало. 14 января тогдашний директор завода И. В. Михалев писал в Горьковский обком партии, что на заводе сложилось тяжелое положение с топливом и рядом других материалов. Писал он и в другие инстанции. Однако все оказалось бесполезно, и в итоге впервые со времен разрухи 20-х годов на «Красном Сормове» погасли мартеновские печи.
Между тем в марте 1938 г. на завод приехала экспертно-техническая комиссия 2-го экономического управления УНКВД Горьковской области. В ходе ее работы были выявлены многочисленные факты «вредительства». В течение 1934–1937 гг. на заводе велось строительство без смет и плана, с большими непроизводственными затратами. Часть цехов при этом сдавалась с недоделками. Так, при сдаче кузнечно-прессового цеха не были укреплены металлические конструкции, не проведена гидроизоляция фундамента.
Порой происходили и совершенно безобразные случаи. Например, в марте 1937 г. на завод прибыла цистерна серной кислоты. «По ошибке» эту кислоту слили в емкость с нефтепродуктами, предназначенными для работы электростанции. Зная об этом, руководство все равно использовало нефть, смешанную с серной кислотой, по назначению! В результате произошла серьезная авария, и «Красное Сормово» осталось без электричества. В самой электросети завода вместо трансформаторов использовалось 50 % времянок, отсутствовало резервное питание. Постоянно происходили аварии, в 1934 г. завод отключался от электроэнергии 22 раза, а в 1936 г. – уже 36 раз.
Оставлял желать лучшего и производственный процесс. Так, энкавэдэшники обнаружили отсутствие технологического процесса у металлургов, которые работали просто «наобум». В процессе ковки отсутствовал один из промежуточных этапов. Грубо нарушался технологический процесс закалки снарядов – вместо масла их калили в воде.[194] Постоянно не выполнялся производственный план.
Все это было обусловлено многими объективными причинами. Однако комиссия сделала выводы, что в данной ситуации виноваты: уже расстрелянный бывший нарком тяжелой промышленности Пятаков, начальник Главречпрома Березин, директор завода «Красное Сормово» Сурков, его заместитель Тюрин и главный инженер завода Волынский.[195] Все они были репрессированы. Новым директором завода стал Михалев, а потом его сменил Мочалов.
В разгар этих событий в апреле 1938 г. были спущены на воду в заводском затоне сразу шесть субмарин IX серии. В июле на достроечной базе в Кронштадте были спущены лодки XII серии № 247 и 249 (М-96 и М-97). Однако степень готовности всех их была очень низкой. Требовалось проделать огромный объем доделочных работ и внести массу конструкционных изменений. В результате, например, лодка № 245 (С-11), спущенная на воду 20 апреля 1938 г., была окончательно сдана флоту уже во время начавшейся войны – в июне 1941 г.!
Это и неудивительно, если учесть, что собирали подлодки из всего, что было под рукой. Так, для двух «малюток» не хватало килевых листов, а подходящий металл заводу не поставили. Выход нашли простой: один лист изготовили из материалов, оставшихся от серии «Щука», а второй – из металла, ранее забракованного по расслоению.[196]
15 июня завод получает приказ НКОП: срочно приступить к закладке еще восьми подлодок. Однако технические возможности не позволили выполнить его в срок. В августе – сентябре были заложены только пять субмарин XI и XII серий и затем еще две заложили 13 ноября.
В целом 1938 г. был завершен заводом неудовлетворительно. Впервые флоту не было сдано ни одной подводной лодки. План по товарной продукции выполнили всего на 60 %. Значительно выросли убытки от брака, составившие за год 5 713 000 рублей. Впрочем, эта официальная цифра не учитывала многочисленный скрытый брак. Например, начали обработку вала, и на одной из последних стадий обнаружили брак. Операция, на которой его выявили, засчитывалась в брак, а все остальные просто включались в выпуск валовой продукции. В итоге получалось, что деталь выброшена, а затраты труда и оборудования шли в выпуск готовой продукции.
Еще одной поистине неразрешимой проблемой стало огромное незавершенное производство, к концу 1938 г. достигшее суммы в 207 млн. рублей! Это было следствием хаотичной и бессистемной работы. Например, началось строительство дизельного двигателя. Выполнение доходит до 70–80 %, потом по какой-то причине работы сворачиваются. Дизель стоит несколько месяцев, детали растаскиваются, а затраченные деньги пополняют список «незавершенки».
Фактически, по рыночным меркам, завод № 112 полностью обанкротился. Это объяснялось нереальными плановыми заданиями, плохой подготовкой производства, неудовлетворительным состоянием заводского и межцехового планирования. Сказывалась несогласованность в работе заготовительных и обрабатывающих цехов и диспропорции в их развитии.
Огромное количество сверхурочных часов вело к большому перерасходу фонда заработной платы. В итоге завод оказался в финансовом затруднении и был не в состоянии заплатить 30 млн. рулей за топливо, оборудование и другие материалы. И потому в течение года предприятие не получило ни одного нового станка.
При этом простои на «Красном Сормове» за год составили 9 216 человеко-дней, а число прогулов вообще достигло астрономической цифры – 18 268 человеко-дней![197] Вот она «железная сталинская дисциплина». Некоторые скажут, мол, не может быть, за это жестко наказывали. Да, иногда наказывали, но, как это обычно бывает в России, не тех, кого надо. Вот один типичный пример.
В те годы в СССР новогодних праздников не было. 31 декабря и 1 января люди работали в обычном режиме. Но многие все же отмечали. Так, 1 января 1939 г. в 20.00 в мартеновском цехе напились водки слесари Герасимов, Чугреин и помощник машиниста Зимин. Дойдя до нужной кондиции, они устроили дебош, в ходе которого Зимин запустил молотком в мастера Семенова, сделавшего пьяницам замечание. В итоге уволили лишь одного Зимина. В то же время мастер Чкалов, проработавший в цехе 43 года, имевший 15 наград и грамот и ни одного взыскания, опоздал по семейным обстоятельствам на работу и сразу же был уволен.
1 ноября 1938 г. на завод № 112 приехал секретарь Горьковского обкома ВКП(б) Яков (Юлий) Каганович. В своей пламенной речи он, в частности, отметил большие трудности в работе завода, как то: слабость трудовой дисциплины, пьянки, прогулы и «доброту» директора. Далее Яков Моисеевич призвал всех брать пример с Красной Армии: «Мы, товарищи, с Вами возьмем пример с озера Хасан, где мы имели немало фактов, когда отдельные отделения, отдельные командиры и политруки сумели противопоставить себя против целых батальонов и победить». А случившуюся ранее остановку мартеновских печей Каганович объяснил отсутствием в начальниках цехов и мастерах «большевистского огонька», коим, видимо, и надо было плавить металл в отсутствие углеводородов.
Даешь «артиллерийско-судостроительный» завод!
Руководство завода за годы первой и второй сталинских пятилеток уже привыкло к неожиданностям, однако очередное задание партии все же повергло всех в шок. В 1938 г. завод получил приказ срочно организовать производство 76-мм орудий образца 1927 г.![198] Данный пример показывает, насколько мало в вышестоящих инстанциях учитывались реальные производственные возможности предприятий. «Красное Сормово», едва справлявшееся с постройкой подводных лодок и еле спихнувшее с себя производство надводных боевых кораблей, теперь ежегодно должно было выпускать еще 1100 орудий и 800 стволов к ним!
После просчета мощностей выяснилось, что для этого потребуется задействовать не менее 338 станков при затратах 1200 станко-часов на одно изделие. И это при условии, что работа будет вестись в три смены. Для производства деталей и узлов пушки требовалось не менее 6400 кв. метров площадей и 2500 кв. метров для сборки, а всего 12 000 кв. метров. Минимальное число дополнительно необходимых рабочих оценивалось приблизительно в 1000–1100 человек.
После этих расчетов стало ясно, что разместить производство пушки в существующих цехах и при имеющемся контингенте рабочей силы невозможно. Выделение станков, и без того дефицитных, могло произойти только за счет сокращения других производств. Кроме того, выпуск орудий требовал организовать крупную молотовую штамповку, сборочный участок производства мелких пружин, поставить трехтонный паровой штамповочный молот, 800-тонный гидравлический пресс, винтовой фрикционный пресс и т. д. и т. п.[199]
В октябре 1938 г. несколько сотрудников заводоуправления выезжали в командировку на Кировский завод в Ленинграде. Там они выяснили, что производство орудия весьма сложно. Но самое главное, использовалась сталь тринадцати марок, в т. ч. хромомолибденовая, никелевая и хромоникелевая. Кировцы делали пушку на особо точных английских и американских станках, коих на заводе № 112 и в помине не было. В конце концов невероятными усилиями нового директора завода Мочалова удалось доказать нецелесообразность данного начинания на «Красном Сормове», и приказ об организации производства 76-мм орудий отменили.
В 1939 г. преодолеть кризисные явления в советском судостроении так и не удалось. Завод № 112 не стал исключением, и годовой план в очередной раз выполнен не был. В течение года были отправлены на достроечные базы 14 лодок IX и XII серий. Там они прошли достройку и испытания, после чего три из них были сданы флоту. В годовом отчете о работе потом написали, что, не имея опыта сдачи спецсудов данных серий, завод в момент их постройки не смог «правильно оценить действительный объем и сложность работ и предвидеть целого ряда изменений и дополнений».[200]
И действительно, переделки «по ходу» вообще были настоящей болезнью советского военного судостроения. Они вносились самыми различными инстанциями не только до момента сдачи корабля, но даже и после нее. Это приводило к потере времени и средств, оттягивало сроки сдачи подлодок. Достроечные базы, удаленные от завода, затрудняли руководство и организацию производственных работ по достройке.
Другой постоянной проблемой оставалось неравномерное распределение загрузки основных обрабатывающих цехов заказами спецсудостроения. Так, например, цех № 4 систематически задерживал монтаж изделий и механизмов.
Общий уровень технологического планирования на заводе, особенно в цехах № 1, 2 и 3, оставался очень низким. Отсутствовала жесткая технологическая дисциплина, что сказывалось на четкой последовательности отдельных работ, удлиняло цикл производства и приводило к переделкам. Даже в официальном отчете отмечалась низкая трудовая и производственная дисциплина среди рабочих.[201]
В то же время на завод зачастили высокие начальники. 10 апреля на собрании партактива выступал первый секретарь Горьковского обкома Шахурин. Он отметил плохое положение с оборонными заказами, неэффективную систему оплаты, плохую работу военной приемки, высокую текучесть. Только за первый квартал с завода были уволены 2000 человек. Шахурин кинул камень и в огород директора: «Не руководит заводом. Поток всевозможных приказов, резолюций, выговоров, огромная масса совещаний не дают эффекта».
К 1939 г. так и не была изжита практика планирования со значительным опозданием. Так, производственная программа на тот год была утверждена только 17 апреля (!) и затем неоднократно изменялась.[202] Завод со своей стороны не смог тщательно подготовить производство, потерял время на приостановленные во втором полугодии (вероятно, в связи с началом Второй мировой войны) заказы на танкер, землечерпалки, подлодки Х серии и к концу года имел по ним огромное незавершенное производство.
В течение 39-го года на «Красное Сормово» поступали многочисленные устные и письменные указания, противоречащие друг другу. В первом полугодии не было никаких указаний о количестве и времени закладки лодок Х серии. В программе третьего квартала их тоже не было, и лишь 6 сентября было приказано заложить шесть единиц. Необходимость изготовления такого количества субмарин вынудила завод начать закладку двух единиц в судояме, что еще больше осложнило работу.
Во время уже развернувшихся авральных работ поступило новое указание. Оно отменяло постройку четырех спецсудов и оставляло изготовление лишь двух. Видимо, руководство страны из-за начавшейся войны в Европе буквально лихорадило. Пришлось разбирать стапели, уже установленные вдоль берега затона. Впоследствии оставшиеся две «Щуки» так и не были достроены, а их незаконченные корпуса разобрали на металлолом.
Особенно осложняло работу постоянное внесение конструктивных изменений при сдаче подлодок на достроечных базах. Имел место массовый срыв поставок. Задержки по металлу для субмарин IX и XII серий определялись в четыре-пять месяцев. Почти все листы обшивки, поставленные для XII серии, оказались браком.[203] Многие из них попросту расслаивались. В целом за год по заводу забраковали 10 354 тонны металла, включая 4476 тонн – болванки мартеновские, 94 тонны – бронзовое литье.[204]
Подготовка к сдаче и сама сдача спецсудов производились на четырех достроечных базах, удаленных от завода на тысячи километров. На каждую базу требовались до 400 рабочих, которых приходилось отрывать от основного производства. Четыре лодки XII серии были отправлены на достроечную базу даже без проведения швартовых испытаний. Число требований на переделки и изменения, исходящих от личного состава субмарин и приемочных комиссий, не предусмотренных проектами и чертежами, составило свыше 300 штук по каждому спецсудну.
Например, на лодках IX серии переделки заняли 17 700 человеко-часов и оттянули их сдачу флоту на 1940 г. Устранение дефектов в полученных от поставщиков моторах заняло 12 дней, а переделка торпедных аппаратов – два месяца. На уже собранных субмаринах приходилось производить демонтаж целых отсеков для того, чтобы исправить дефект моторов, принятых военной приемкой на заводе «Электросила», как годных. ЦКБ-18 вообще не представило ряд чертежей на лодки, уже сданные флоту, что было просто вопиющим фактом![205]
Дисциплина, граничащая с безответственностью
На «Красном Сормове» шло расширение производственных мощностей. Построили новую кислородную станцию, ряд новых корпусов, цехов и мастерских. Сдали сборочно-установочный цех площадью 6664 кв. метров. Теперь завод имел 42 цеха и занимал площадь в 40 гектаров.
Однако предприятие по-прежнему испытывало острый дефицит рабочей силы. Сохранялась высокая текучесть кадров. В течение года на работу были приняты 6874 человека, а уволены – 6969 человек, из них 718 – за нарушения трудовой дисциплины. За год были зафиксированы 6944 прогула, 9887 случаев нарушения трудовой дисциплины, в т. ч. 444 – связанных с пьянством на работе.[206] Пик нарушений приходился на март – апрель, что стало следствием авральных работ на недостроенных подлодках в указанный период.
Принимаемые меры не давали ощутимого эффекта, а иногда и наоборот. Так, в механическом цехе в августе насчиталось 45 прогульщиков, пропустивших 94 человеко-дня. Было проведено партсобрание на тему «О трудовой дисциплине и ведущей роли коммунистов». После этого в сентябре число прогульщиков возросло до 46 человек, пропустивших 122 человеко-дня. Кроме того, сильно выросло число административных отпусков, то есть скрытых и оформленных задним числом прогулов. Опоздания тоже носили хронический характер. Например, 4 октября после гудка в цех явились 55 человек, в том числе помощник начальника цеха Матросов.
Отмечались значительное повышение себестоимости по сравнению с плановой и плохая организация планирования. Технологические процессы на спецлитье, обработку деталей, сборку и монтаж механизмов были проработаны недостаточно. По значительному количеству деталей литейный, механический и дизельный цеха завода имели большой процент брака, что тормозило постройку субмарин.
На многочисленные негативные моменты в работе завода указывал и Горьковский обком ВКП(б). В его переписке с руководством завода отмечалась слабая организация рабочих мест, низкая производственная дисциплина, «граничащая с безответственностью».[207]
Для выполнения программы, по согласованию с обкомом партии, на «Красном Сормове» были приняты следующие меры: на суда назначили строителей, на каждом типе спецсудов учредили должность старшего строителя, в монтажный цех перебросили 32 слесарей-комсомольцев и ввели должность главного металлурга завода. Также было решиено «жестко наказывать виновных за брак».[208]
Всего в 1939 г. завод заложил 14 подлодок, спустил на воду –11, но при этом флоту сдал всего три. Тем не менее Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 декабря 1939 г. «за выдающиеся заслуги в деле судостроения» завод № 112 был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Этот факт лишний раз доказывает, насколько лицемерными были эти правительственные награды, призванные, с одной стороны, скрыть истинные провалы в промышленности, а с другой стороны, поддержать моральный дух рабочих.
Тем временем наступил 1940 г. Международная обстановка вносила свои коррективы в производство подводных лодок. Наркомат требовал скорейшей достройки незавершенных, а сдачу новых производить точно в срок. Однако целый ряд объективных и субъективных причин не позволял заводу выполнять эти требования.
В приказах по НКСП отмечалось, что из-за плохой и некомплектной поставки металлов работы на подлодке С-102 и других «ведутся вяло». В корпусном цеху «утерян ряд деталей», в частности люк, крышки и заготовки к ним. На спецсудно С-12 недодано в срок 200 деталей из арматурного цеха и 120 – из механического. В итоге в начале 40-го года график постройки был сорван по всем десяти лодкам XII серии. При этом под давлением вышестоящих инстанций завод нередко завышал в отчетах процент их технической готовности. Так, в январе 1940 г. было выявлено завышение на 7–15 %.
Чертежи, как всегда, приходили из ЦКБ несвоевременно и с ошибками. Нередко работы вообще велись «по рваным, выцветшим чертежам».[209] В ряде цехов вырос процент брака по сравнению с 1939 г. Бывало, что одно изделие, уже забракованное военпредом, после косметического устранения дефектов опять предъявлялось ему и снова забраковывалось.
Между тем Наркомат судостроительной промышленности довел до сведения руководства всех своих заводов, строящих субмарины, что опыт сдачи ими подлодок в 1939 г. выявил следующие проблемы:
– неудовлетворительную работу и отказ судовых механизмов;
– медленное устранение дефектов;
– несвоевременную доставку деталей на базы;
– отсутствие на достроечных базах необходимых запчастей.
Из-за последнего обстоятельства уполномоченные завода шли даже на «раздевание» односерийных лодок, уже находившихся в строю. В общем, детали собирали, как говорится, «с миру по нитке».[210] Это еще раз показывает, сколь авантюрным было решение строить подлодки вдали от морей.
Весной – летом 1940 г. завод № 112 приступил к форсированной достройке судов IX и XII серий. В апреле по железной дороге были отправлены подлодки № 260 и 268, в июне – июле в доках и на железнодорожных транспортерах – подлодки № 269, 270, 243 и 244. В августе четыре лодки отправились в путь на Дальний Восток, где также была организована достроечная база.
С целью ускорения работ на спецсудне № 245 число монтажников увеличили до 95 человек, а на судне № 246 – до 150 человек. Все они получали дополнительные премии. Работы велись методом штурмовщины, в три смены с дополнительной организацией питания прямо на месте и освещением рабочих мест. В результате эти подлодки 25 и 27 сентября, с отставанием от графика, были отправлены в Кронштадт, причем лодка № 246 имела 88 % готовности. Затем 5 ноября по железной дороге были отправлены суда № 275, 276 и 277.
Таким образом, за год завод доставил на достроечные базы 15 подлодок, причем две из них – С-7 и С-8 – спустили на воду еще в 1937 г. Флоту были сданы сразу 13 спецсудов. Такой резкий прорыв в количестве сданных лодок во многом объяснялся стремительным ухудшением международной обстановки, которая заставляла снижать требования, предъявляемые при их сдаче.
Тем временем руководство страны и Сталин, мечтавшие иметь «сейчас и сразу» большой подводный флот, не унимались. В ноябре 1940 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) разослали по заводам категорическое указание – поставка военной продукции является первоочередной задачей, за решением которой отныне будет следить нарком госконтроля СССР Л. Е. Мехлис.
Достроечная база подводных лодок во Владивостоке
Подводная лодка С-9, оснащенная немецким дизельным двигателем MAN. Однотипные ей лодки строились на заводе «Красное Сормово»
В связи с этим было намечено новое расширение производственных мощностей спецсудостроения, в т. ч. и на заводе «Красное Сормово». Осенью 1940 г. там началось строительство слипа, на котором, согласно проекту, планировалось строить одновременно 22 подлодки – 44 в год. Площадь судостроительных цехов должна была увеличиться до 14 кв. км. Предполагалось, что гигантский слип будут обслуживать 15 железнодорожных кранов, а в затоне намечалось построить яму глубиной 15 метров для проведения испытаний.[211] Но этим наполеоновским планам уже не суждено было сбыться.
Планы планами, однако государство по-прежнему было не в состоянии обеспечить растущее производство всем необходимым. Снабжение завода № 112 требующимися материалами, как всегда, было неудовлетворительным. Вместо требуемых 25 000 тонн нефти заводу выделили 9500 тонн, «которые реально можно поставить», однако отгрузили 7200 тонн, а фактически доставили еще меньше – только 5656. Два танкера «замерзли по пути» во льдах![212] Ежемесячный расход чугуна в январе – феврале составлял 4500 тонн, а поставлялись только 2700–2800 тонн. Потребность в некоторых материалах и вовсе удовлетворялась всего на 2 %! Полученные же материалы часто не соответствовали техническим условиям. Так, заводы им. Петровского и им. Дзержинского поставляли судовую сталь, которую катали «по собственной технологии».[213]
Обеспечение «Красного Сормова» качественными чертежами также не удалось наладить. «Одни устарели, другие недосылаются, третьи имеют ошибки, за одним и тем же номером имеются материалы различных сроков выпуска. Завод получает от ЦКБ-18 чертежи, им же аннулированные несколько месяцев назад» – сообщалось в переписке между заводом и указанным ЦКБ.[214] Бывало, что ЦКБ-18 высылал комплект чертежей секретной почтой. Позже те же чертежи высылались повторно простой почтой без присвоения секретного номера. Переделки и изменения на судах носили хаотичный и безучетный характер.
Из-за некачественного снабжения изготовленные на заводе спецсуда «шли с большим перевесом» от 100 до 430 кг.[215] В результате повышалось и водоизмещение судов. Например, проектная норма водоизмещения «Эски» равнялась 837 тоннам, а у подлодки C-8 оно оказалось 845 тонн. Если норма водоизмещения «Малютки» составляла 204 тонны, то у лодки М-97 она была 213 тонн, а у М-96 – 211 тонн. Естественно, это не могло не сказываться на боевых качествах субмарин.
Трудовая дисциплина, несмотря на принятие жестких законов, по-прежнему оставляла желать лучшего. В отчете о работе завода № 112 за десять месяцев 1940 г. отмечалось, что за данный период за прогулы и самовольный уход с работы были уволены 3144 человека! Завод постоянно сетовал на нехватку рабочих, в то же время 362 тысячи человеко-часов были использованы не по прямому назначению, а 192 тысячи человеко-часов не были использованы вовсе.[216]
Не изменилась ситуация и по прогулам. Наибольший их рост наблюдался в апреле – мае, когда шли наиболее интенсивные авральные работы, – 650–750 случаев, в остальные же месяцы их число составляло 400–450 случаев. И лишь простои оборудования сократились по сравнению с 1939 г. с 690 до 425 тысяч станко-часов.[217] По сравнению с началом года кадры основного производства уменьшились на 2000 человек. В среднем каждый месяц принимались на работу 280 человек, а увольнялся 231 человек, то есть высокая текучка кадров как тенденция сохранилась.
Может сложиться картина, что не было никаких достижений. Они были: сокращение стапельных работ, общего цикла постройки лодки, монтаж помп сократился с 25 до 5 суток, а установка и монтаж электрооборудования – с 15 до 6 суток. Велась и определенная борьба за недопущение брака. Например, если раньше мастер имел возможность самовольно отступать от технологии (!), то теперь контролер ОТК не производил приемку выполненной операции при нарушении технологического процесса. «Такой контроль повысил авторитет и ответственность технологов и приблизил их к производству», – отмечалось в отчете.[218] На строящихся судах были введены журналы, в которых регистрировались все отступления от технологий. Число сварщиков, имеющих право варить качественными электродами, увеличилось с 55 до 102 человек. Увеличились материальные взыскания за брак. Если в 1939 г. с рабочих и мастеров взыскали 18 тысяч рублей, то за десять месяцев 1940 г. – уже 151 тысячу рублей.
Некоторые данные о работе завода № 112 в 1937–1940 гг. можно увидеть из приведенной таблицы.[219]
Наиболее примечательными здесь являются данные о текучке рабочей силы. Как видно, всего за 1937–1940 гг. на завод были приняты 30,9 тысячи человек, а уволены свыше 30 тысяч! Такая тенденция особенно негативно влияла на такой аспект, как накопление и передача опыта. Естественно, низкой была степень ответственности за качество своей работы, многие воспринимали ее как временную, сиюмоментную. Брак зачастую выявлялся через несколько месяцев – полгода после его выполнения, а к этому времени конкретные его виновники уже не работали на заводе.
При большом числе стахановцев такая форма оптимизации производства, как рационализаторство, была развита слабо. Это доказывает, что повышение производительности труда было возможно в основном за счет постоянного роста штурмовщины. Практическое значение внедренных изобретений чаще всего было минимальным. Например, изобретение одним из рабочих «автоматической масленки». Зато рацпредложения, имеющие важное значение для производства, например, о возможности изготовлять донья снарядов без штамповки, всерьез не принимались, и авторам приходилось писать письмо напрямую К. Е. Ворошилову.
Правда, и в самом стахановском движении не обошлось без приписок. Все-таки многим хотелось получать повышенную зарплату и премии. Нередко мастера записывали в число стахановцев рабочих, выполнявших нормы на 90–100 %. В то же время число рабочих, не выполнявших нормы, неуклонно росло. Если в начале года таковыми официально числились 7 %, то к концу сентября – уже 15 %.[220]
Работа заводского ОКБ даже в годовом отчете завода оценивалась как малоэффективная. В 1940 г. отдел работал по трем основным направлениям: новый проект эскадренной подлодки с улучшенными ТТХ, разработка дока для лодок IX серии с противоледной защитой, проект новой плавмастерской и изучение явления «пения винтов». Первые три направления оказались невостребованными. Четвертое же имело важное значение, поскольку это явление демаскировывало субмарину в глубинах моря, однако после долгих исследований выяснилось, что устранить данный дефект при существующем уровне качества невозможно.
Интересным было рацпредложение сотрудника ОКБ Сахарова. Он придумал торпеду, находящую свою цель по шуму. По его замыслу на торпеде с одной стороны устанавливался источник звуковых волн, с другой – приемник тех же звуковых волн, отраженных от торпедируемого объекта. Перед выстрелом источник звука должен был устанавливаться в направлении на цель. После пуска отраженная волна воздействовала на приемник, который посредством сервомоторов поворачивал рули и направлял торпеду на цель. Затем в 1943 г. похожую систему успешно применили в немецком подводном флоте. Однако это, в целом интересное предложение не было даже рассмотрено, и по нему отсутствует заключение.[221]
План на следующий – 1941 г. – был впервые спущен в августе, а не в ноябре – декабре, как это делалось ранее. На заводе были разработаны чертежи на 53 различных приспособления и механизма, обеспечивающих скоростные методы постройки и механизацию трудоемких ручных работ. Для спецсудов, подлежавших сдаче в 41-м году, были составлены оперативные графики подачи деталей из обрабатывающих цехов завода с указанием сроков по каждому чертежу. Окончание подачи изделий на все эти лодки было намечено на 1 апреля, после чего обрабатывающие цеха должны были начать работу на суда, запланированные к сдаче уже в 1942 г.
Закладку судов тоже провели раньше, чем обычно. Например, первую лодку IX серии сдачи 1941 г. заложили в декабре 1940 г. Цех № 3 переключили исключительно на переданное с Воронежского завода производство дизелей. На заводе было установлено многочисленное новое оборудование: прессы, печи, транспортеры, эмульсионная установка. Всего же «Красное Сормово» в 40-м году получило 263 единицы нового оборудования.
В различных стадиях технической готовности находились 16 подлодок: семь IX серии и девять XII серии. Еще 15 спецсудов стояли на достроечных базах. 12 февраля две лодки были спущены на воду в Севастополе и одна – в Северодвинске. В марте на заводе заложили три судна IX серии – зав. № 312–314. Это были последние подлодки, строительство которых началось до начала Великой Отечественной войны.
Несмотря на все принимаемые меры, завод в начале 1941 г. по-прежнему находился в кризисном положении. В приказе наркома госконтроля Мехлиса от 4 марта, подвергшем критике деятельность всех судостроительных заводов, достаточно негативно оценивалась и работа завода № 112. Обращалось внимание на невыполнение им плана военного судостроения. Так, в 1940 г. завод должен был сдать 21 подлодку, а сдал лишь 14. Также Мехлис обвинил директора завода Д. В. Михалева в том, что он самовольно отодвинул установленные сроки сдачи лодок. Например, лодки № 236 и 237 планировалось предъявить на ходовые испытания в апреле, а фактически это произошло только 30 июня, лодка № 269 должна была быть сдана в июле, фактически же ее вообще не сдали и т. д.
Подводная лодка М-172, оснащенная немецкими моторами MWM. Однотипные ей субмарины XII серии строились на заводе «Красное Сормово»
В ходе проведенной проверки было установлено, что на «Красном Сормове» нет «должного порядка в организации производства, до сих пор нет технологического процесса для серийно строящихся кораблей, не хватает инструмента. Детали подлодок разбрасываются, теряются, несколько раз снова заказываются».[222] Спецсуда же, сданные флоту, имели массу дефектов. Подлодка С-7 находилась на ходовых испытаниях 128 дней вместо 60 положенных по нормативам. В это время на ней произошли аварии трюмно-дифферентной помпы и носовых торпедных аппаратов, сгорели подшипники, сломался перископ и т. д. На ликвидацию последствий аварий затем ушло 72 дня. В итоге директор и главный инженер завода получили от Мехлиса по выговору.[223]
В мае был подписан приказ об отправке спецсудов № 290, 291 и 292 на Черное море – в город Николаев. Отправить их в срок не успели, и 23 июня 1941 г. отправка была перенесена на 5 августа. Однако война изменила эти планы. Уже 1 июля приказ был отменен, и подлодки теперь подлежали сдаче на Балтику, где разворачивались активные боевые действия.[224] Но вскоре, в связи с быстрым продвижением немецкой группы армий «Норд» через Прибалтику, отправку субмарин в Кронштадт признали нецелесообразной. В конце концов в Горький поступил приказ – отправить все три лодки, получившие бортовые номера М-119, М-120 и М-121, для прохождения сдаточных испытаний на Каспийское море.
В конце октября 1941 г. их спешно спустили на воду и отправили своим ходом (!) вниз по Волге в Астрахань. Однако пункта назначения успела достичь лишь одна – М-121. Подлодка М-119 из-за ледостава зазимовала в городе Камышин, а М-120 вернулась обратно в затон завода.
К моменту начала войны на заводе № 112 в общей сложности в различных стадиях технической готовности находились 24 субмарины. Кроме того, несколько лодок уже спустили на воду, но еще не сдали флоту, а несколько были доставлены на достроечные базы, но не спущены на воду. 26, 29 и 30 июня в Николаеве были спущены подлодки М-117, М-118 и М-120. Затем 20 и 28 октября 1941 г. они были сданы Черноморскому флоту уже в Севастополе, так как Николаев к тому времени был захвачен немцами. На Балтике же подлодки С-12 и С-13 пришлось испытывать по сокращенной программе на рейде Кронштадта.
Тем временем еще 1 июля 1941 г. вышло постановление ГКО № 1, согласно которому завод № 112 «Красное Сормово» переводился на выпуск танков Т-34. Осенью того же года во исполнение постановления СНК СССР от 11 сентября и приказов НКСП от 12 сентября предприятие передали из состава наркомата судостроения СССР в наркомат танковой промышленности. В истории завода начинался новый этап…