Я обошла барную стойку и встала рядом с ним.
– Стой ровно. Хочу на тебя глянуть.
Джеймс улыбнулся и выпрямился, отведя плечи назад. Он на целых восемь дюймов выше меня, с длинными конечностями, сделавшими его лучшим пловцом в Сайдвелле. Темные волосы длиннее, чем я помню, но все так же идеально причесаны, а светло-карие глаза такие яркие, что когда он мне улыбнулся, то, клянусь, у меня задрожали коленки.
– Да, – сказала я, погружая ложку в подтаявшее мороженое. – По-прежнему уродлив.
Джеймс засмеялся.
– Спасибо!
– К тому же ты что-то не выглядишь умнее. Ты уверен, что от твоей шикарной школы есть хоть какая-то польза?
Джеймс покраснел – действительно покраснел, чего обычно никто не делает, но он не только гений, а еще и скромняга. Ему не нравится, когда люди указывают, какой он особенный, раз он окончил школу на три года раньше положенного времени, а сейчас, хотя ему еще нет и восемнадцати, работает над докторской в Университете Джона Хопкинса.
– На самом деле, – сказал он, – я должен тебе кое-что сказать.
И я вновь превращаюсь в пустую кукурузную куколку, и даже легчайшее дуновение заставляет меня хрустеть и ломаться. Может, Тамсин действительно была права. Он всего лишь пытается сделать вид, что все как всегда, потому что он нервничает, – Джеймса нельзя назвать образцом уверенного в себе человека, но он хочет сказать мне, что на самом деле чувствует. Мне просто надо чуть-чуть помочь ему в этом, сделав первый шаг.
– Да? – отозвалась я. – Мне тоже.
На его лице отразилось облегчение.
– Начинай ты.
– Хорошо, – сказала я. И у меня тут же вышибло из головы все мысли.
Надо было заранее потренироваться. Надо было заставить Тамсин и Софию точно рассказать мне, что именно говорить. Драгоценные секунды я истратила на прокручивание в голове того, что уже случилось. Была ночь школьного зимнего бала, и на следующий день Джеймс уезжал в Коннектикут. Танцы превратились в катастрофу. Через десять минут после нашего приезда у меня сломался каблук, София выпила слишком много алкогольного пунша, и её полночи рвало, а Тамсин порвала отношения с Ашером в весьма драматичной манере еще до того, как завершился первый медленный танец. А после этого мой спутник Уилл Денби, с которым я изначально не хотела идти, но Джеймс, само собой, был слишком занят в школе, чтобы пойти со мной, стал физически не способен не клеиться к ней. А закончилось всё тем, что я в одиночестве сидела у стола в углу зала, наблюдая за тем, как эти двое танцуют. Я сбежала на парковку босиком, в одной руке испорченные туфли, а в другой – сотовый.
И хотя я знала, что прямо сейчас Джеймс работает над важным проектом для доктора Фейнберга, я все же позвонила ему.
– Извини, – сказала я, когда он поднял трубку. – Я знаю, что ты работаешь…
– Что случилось? – шепотом спросил Джеймс – должно быть, он сидел в библиотеке. – С тобой все в порядке?
– Все хорошо, – соврала я, но сдавленный голос меня выдал.
– Да ладно тебе, Марина.
– Ну… – я глубоко вздохнула и выплеснула все разом. – Софии дурно, а Там танцует с парнем, с которым пришла я. И все просто ужасно! К тому же я сломала каблук на одной из туфель.
– Оставайся там. Я сейчас приеду и заберу тебя.
Я больше не ощущала гравий под ногами. Я воспарила.
– Джеймс, ты вовсе не обязан…
– Двадцать минут.
Через пятнадцать минут он приехал на такси с тюбиком суперклея в руках. Он починил мой каблук, пока такси везло нас в закусочную Адамса Моргана, там Джеймс обхаживал меня, пока я не поделилась с ним стопкой блинчиков с шоколадной крошкой. Спустя час и такую кучу калорий, что мне страшно было о них думать, стойкое ощущение тошноты в желудке растворилось, и я почувствовала себя счастливой. Просто счастливой.
Когда мы остановились на тротуаре около наших домов, чтобы попрощаться, Джеймс обнял меня и замер, неотрывно смотря на мои губы. Наши лица разделяло всего несколько дюймов. Воздух вокруг нас внезапно наэлектризовался, и я ощутила тепло его тела. Но потом он отодвинулся, и момент был упущен. Мы попрощались, и после этого я его не видела.
Я же не могла просто все это выдумать, не так ли?
– Джеймс… – прохрипела я.
– Что?
– Я… – О боже, боже, божечки! – Ты скучал по мне?
Мне захотелось дать себе оплеуху.
Джеймс послал мне свою самую ослепительную улыбку.
– Конечно!
– Тогда почему ты не звонил? – спросила я. Такой голос, наверное, был бы у щенка, которого пнули, если бы тот мог разговаривать.
– В том-то и дело. – Джеймс придвинулся ближе, поймал меня за рукав и стал поглаживать пальцем одного из оленей в колпаке Санты. Я перестала дышать. – То, о чем я хотел тебе сказать…
И тут все испортил звонок в дверь. Я вздрогнула, и Джеймс отпустил мой рукав.
– Должно быть, это Эбботт, – сказал он. – Я написал ему, когда мы приземлились.
Я попыталась улыбнуться и ощутила, как растянувшиеся губы неприятно прижимаются к зубам.
– Отлично!
Джеймс быстро пошел к дверям, стремясь побыстрее увидеть своего второго лучшего друга, того, кому он написал. А я осталась в кухне, бережно лелея огромную ложку с ледяным мороженым. Потому что я отвратительна. Мне едва было слышно, как мальчишки здоровались в холле и, несомненно, исполняли одно из этих странных мальчишеских полуобъятий или нечто наподобие совсем взрослого мужского удара кулаком об кулак. С того момента, когда в прошлом году Джеймс пришёл в Сайдвелл встретить меня после занятий теннисом и я увидела, как эти двое кидают мячи в баскетбольную корзину и болтают о компьютерах, я подозревала, что Эбботт станет проблемой, и не ошиблась.
Ненавижу его!
– Привет, Марина! – сказал он, проходя вслед за Джеймсом на кухню. – Славная пижама.
Я закатила глаза и ничего не сказала. Даже не глянула в его сторону.
– Извини, – сказал Эббот. – Я не хотел прерывать веселье.
Я случайно посмотрела на него – в его взгляде светилось издевательское торжество. О да, конечно, ему жаль! Новичок, всегда садившийся во время ланча на самом краю стола, там, где сидела команда баскетболистов, не имевший ни одного настоящего друга, оказался единственным, кому удалось втереться в доверие к Джеймсу! Он отлично понимает, что делает! Джеймс как раз толкнул ему ложку через стол, когда сверху спустился Нат.
– Привет, Марина, – сказал Нат. – Привет, мистер Эбботт.
– Здравствуйте, конгрессмен.
– Ребята, вы же знаете, я ненавижу, когда вы так меня называете, – сказал Нат, доставая из холодильника бутылку воды. Нат был почти вдвое старше Джеймса и растил того с двенадцати лет, но совсем не был папочкой или кем-то подобным. Летом он без майки отправляется на пробежки по округе, он единственный, кто может выиграть у мальчишек в Call of Duty, и по-прежнему иногда помогает мне пробираться на фильмы для взрослых. – Мне надо съездить в офис на пару часов. Всякие суперсекретные шпионские дела.
Нат – член Комитета палаты представителей по разведке и любит делать вид, будто это превращает его в Джеймса Бонда.
– Значит, будешь возиться с документами? – сказала я.
– Абсолютно верно, всезнайка. – Нат поцеловал меня в макушку. – Не сожгите дом в мое отсутствие, ладно?
– Есть, сэр! – козырнул дурацкий друг Джеймса.
– Очень смешно.
– Я лучше тоже пойду, – сказала я, ухватившись за уход Ната как за возможность слинять самой. Мысль о Джеймсе, который в присутствии своего друга спросит меня, что я хотела ему сказать, вызывала у меня тошноту. – Мама распсихуется.
– Я схожу за портфелем и выйду вместе с тобой, – сказал Нат.
– Эй, – сказал Эбботт, – если ты из-за меня уходишь, то не надо.
– Размечтался!
– Мы можем позже поговорить? – спросил Джеймс, поймав мою руку. – Мне вначале надо сделать кой-какую работу, но потом…
У меня потеплело внутри, вот такая я жалкая.
– Конечно.
Рядом со мной возник Нат, прихвативший портфель и уже одетый в пальто.
– Готова?
– Спокойной ночи, Марина! – сказал этот идиот. – Спокойного сна, и пусть клопы тебя не кусают.
По дороге из кухни я треснула его по плечу.
– Заткнись, Финн!
– И как там в Коннектикуте, конгрессмен? – спросила я Ната, когда мы вышли из дома.
Он пожал плечами и крутанул на указательном пальце ключи от машины.
– Нормально. Но дома лучше. Джеймс действительно по тебе скучал.
– Правда? – возликовала я.
– Конечно. – И он тоже взъерошил мне волосы. То ли это фишка парней Шоу, то ли Марине вновь двенадцать. – И я скучал.
– Спасибо! Не работай слишком много, ладно?
Может, это было игрой света, но, когда мы вышли из тени под свет уличных фонарей, мне показалось, что у Ната изменилось выражение лица, стало жестче.
– Посмотрим.
– С тобой все в порядке? – сказала я, впервые заметив, что под глазами у него синяки, а кожа выглядит странно натянутой, словно мышцы под ней застыли от напряжения. – Честно говоря, выглядишь ты ужасно.
– Угу, – Нат схватился за живот, словно я его туда ударила. – Ты нашла мое слабое место.
Я улыбнулась.
– Ты знаешь, о чем я. Все в порядке? На нас там Канада нападать не собирается, верно?
– Нет, ничего настолько пугающего не происходит, – сказал Нат, открывая машину и забрасывая портфель на пассажирское место. – Я просто был очень занят расследованием, оно сожрало все мои каникулы. Но тебе не о чем беспокоиться.
– А, тогда ладно.
– Ты… – Нат провел рукой по лбу. – Прости, Марина, очень странно об этом спрашивать…
– О чем?
– Ты не могла бы приглядеть за Джеймсом? Ради меня.
Я нахмурилась.
– Ты о чем?
– Я беспокоюсь, что он слишком много работает.
Я засмеялась.
– Он всегда слишком много работает!
– Да, – сказал Нат, – но сейчас это выглядит немножко иначе. Если он вдруг скажет что-нибудь странное или начнет вести себя как-то необычно, ты мне скажешь? В смысле, необычно для Джеймса.