А Амаил повернул голову, ища кого-то горящими адским огнём красными выпученными глазами. То, что осталось от Клауса, ощутило, как невероятно огромное естество между ног налилось кровью и вздыбилось, раздвигая ниспадающие створки теперь уже чёрной хламиды.
Он нашёл ту, что искал, и улыбнулся красивой блондинке, застывшей в ужасе среди подруг:
— Грета, детка моя, как я мог забыть про тебя и твоё обещание?
Александр Гуляев. Холмс против Потрошителя
— Итак, Ватсон перед нами… труп. Он, вне всякого сомнения, умер насильственной смертью. Кроме того, он — это явно она. А она по роду деятельности в недалёком прошлом работала проституткой.
И Холмс, как всегда, с явным превосходством посмотрел на меня. Признаться, «дедукция» моего друга сегодня уже начинала чертовски раздражать. Кто бы мог подумать, что труп убитой проститутки — на самом деле, труп убитой проститутки?! Видимо, наш гений ещё не пришёл в себя после падения в водопад. Ну, или он опять перебрал с кокаином. Не знаю, как уж там эта белая дрянь просветляет мозг. Похоже, что наоборот.
— Вы, как всегда, правы, Шерлок, — ответил я, с трудом сдерживая зевоту.
— Судя по всему, здесь опять поработал наш неуловимый Джек. — Эту фразу мы с великим сыщиком произнесли в унисон.
Убийства уличных проституток стали настоящим бичом Лондона в последние несколько месяцев. Причём, зацепок не было как у полиции (хотя, кто бы сомневался), так и у моего компаньона с Бейкер-стрит. Создавалось впечатление, что Джек-Потрошитель (именно так прозвали убийцу в народе) хорошо знал методы работы Холмса и не оставлял лучшему детективу всех времён шансов докопаться до истины. Впрочем, Шерлок не унывал. Ну, или это был всё тот же кокаин.
Одно было известно наверняка. Убийца в прошлом (а возможно, и в настоящее время) был врачом. Раны на теле жертв были нанесены с анатомической точностью и, судя по следам от разрезов, орудовал Потрошитель набором хирургических ланцетов. Ими же он удалял селезёнку жертвы, которую, видимо, забирал в качестве трофея. Что, собственно говоря, сужало круг поисков, но не слишком.
Была во всех этих убийствах и ещё одна странность, не дававшая покоя пытливому уму моего друга. Тела жертв были практически обескровлены. В то же время, на месте преступления обнаруживались лишь следы крови. Как умудрялся убийца выкачать всю кровь? Зачем она ему? Слишком много вопросов.
— А что это у нас здесь?! — вдруг воскликнул Холмс, разглядывая перерезанное в обычной для Потрошителя манере горло жертвы. Я насторожился.
— Смотрите, Ватсон! Это же, судя по всему, след от прокола!
Честно говоря, я не смог разглядеть в том участке раны, куда восторженно тыкал пальцем великий сыщик, чего-то выходящего за рамки, но мой друг был абсолютно уверен. Я хорошо знал его подобное состояние, и нет, это был не кокаин. Шерлок нашёл зацепку.
— Ну, смотрите же, Ватсон! Неужели вы не видите?! Вот здесь, вот этот маленькое полукруглое искривление по линии раны! Как раз над артерией! Так он и забирает кровь! Она не вытекает из ран! Он выкачивает кровь каким-то инструментом, а уже потом перерезает шлюхе горло!
Возбужденный Холмс вытащил из кармана трубку и начал нетерпеливо её раскуривать. Судя по запаху, знакомому мне ещё с Вест-Индии, в трубке был совсем не табак, а то, что аборигены на местном наречии называли «ганжубас».
Итак, гениальный сыщик в очередной раз явил миру свой гений. Вопрос в том, что он дальше будет делать с новоприобретённым знанием. Но что-то точно будет. Иначе он не Шерлок Холмс.
— Друг мой, вы собираетесь сообщить о находке инспектору Лестрейду?
Холмс посмотрел на меня, как на внезапно очутившегося на воле душевнобольного.
— Ватсон, вы в своём уме? Сообщить о чём? О том, что так и не рассмотрели даже вы своим многоопытным взглядом? Не тушуйтесь, я всё вижу. Бессмысленная трата времени. Поверьте, я поставлю лондонскую полицию в известность, когда мне будет, что сказать им.
Закончив осмотр места преступления, мы отправились назад на Бейкер-стрит. На протяжении всего оставшегося дня Холмс был непривычно молчалив, много курил и терзал бедную скрипку, полагая, что играет. Я не разубеждал моего друга. Хотя бы потому, что это было бесполезно.
Через несколько дней произошло очередное убийство. Уже начинало темнеть, когда мы прибыли на место трагедии. Прежний сценарий. Проститутка, перерезанное горло, хирургические разрезы, обескровленное тело, удалённая селезёнка.
— Скажите, Ватсон, — внезапно произнёс великий сыщик, не прекращая осмотра. — Форма наших служак в Вест-Индии была фисташкового оттенка или малахитового?
Вопрос моего друга меня несколько обескуражил, но я не стал раздумывать над его смыслом, а сказал, то, что Шерлоку вдруг понадобилось узнать.
— Нефритового, мой друг, она была нефритового оттенка.
— Да, — воскликнул он. — Так я и предполагал!
И с этим его раздражающе превосходящим видом обернулся ко мне, держа что-то кончиками большого и указательного пальцев правой руки.
— Ватсон, наш убийца — военный хирург! Он совершил очередной просчёт! Под ногтями жертвы я обнаружил вот эту нитку. Судя по текстуре, это та самая устойчивая к влаге ткань, идущая на нужды армии. А сколько в Лондоне бывших военных хирургов? А? Джон (Холмс редко называл меня по имени, это означало крайнюю степень возбуждения), нам нужны ваши связи в Военном Министерстве!
Едва ли не приплясывая, гениальный детектив набил трубку очередной порцией «ганжубаса» и с видимым удовольствием затянулся.
На самом деле, я примерно представлял, сколько военных хирургов может быть в Лондоне в настоящее время, но счёл нужным пока промолчать.
— Завтра, друг мой, завтра мы будем гораздо ближе к чёртову Потрошителю! А сейчас мы едем на Бейкер-стрит к чудесному пудингу миссис Хадсон. Мне нужно ещё кое о чём подумать.
И Холмс помахал рукой проезжавшему кэбмену.
Ужин прошёл в полной тишине. Шерлок что-то еле слышно бубнил себе под нос. В таком состоянии его лучше было не отвлекать.
В час ночи я спустился по лестнице в гостиную. Холмс сидел за столом в той же позе и продолжал бормотать.
Я подошёл к моему другу и положил руку ему на плечо.
— Вы всё никак не можете заснуть, друг мой? Что именно вас так беспокоит?
— Один вопрос, Ватсон, только один вопрос. Почему же всё-таки селезёнка?
— Это элементарно, Холмс. Вирус. Вирус размножается в селезёнке, а потом уже атакует клетки.
— Вирус?..
— Да, Шерлок. Вирус вампиризма. Скоро Вы всё поймёте.
Я сжал его плечо крепче и вонзил клыки в шею над сонной артерией.
Василиса Павлова. Мэри и Мадлен
— Какая ты неловкая, Мадлен! Руки-крюки — это про тебя! — прокаркала Мэри, оценивая вырытую вкривь и вкось яму. — Чего расселась? Копай дальше, нам еще ужин готовить.
— Я сейчас, сейчас, — покорно отозвалась Мадлен и взялась за лопату. Спорить с Мэри она не любила, себе дороже.
— Вот, сейчас молодец, стало гораздо лучше. Только заступ ставь ровнее и нажимай, нажимай… Всему тебя учить. Поэтому и не замужем до сих пор, неумеха, — продолжила ворчать Мэри, но уже более мирно.
Мадлен старательно копала. Потом, когда яма была готова, принесла кусты роз, только сегодня купленных у местного садовода.
— Что за сорт?
— Чайные, без названия, — Мадлен подумала, что ей придется оправдываться еще и за это, поэтому поспешно добавила: — Но мы ведь можем назвать их сами, правда?
— Конечно, — уверенно подтвердила Мэри, — и я даже знаю, чье имя они буду носить.
— Мистера Саймона, да? — улыбнулась Мадлен.
— Безусловно! — улыбнулась в ответ Мэри, окончательно смягчаясь. — А еще мы сегодня приготовим в честь него ужин. Помнишь, он любил баранью лопатку с чесноком и душистым перцем?
— Прекрасная идея, — просияла Мадлен. — А еще пиво! Думаю, в честь мистера Саймона мы должны обязательно выпить по бутылочке. Кажется, в холодильнике что-то осталось.
Между тем мистеру Саймону не было никакого дела до этой оживленной беседы, он даже не мог икнуть, когда его упоминали, хотя находился совсем рядом. Мистер Саймон лежал холодным трупом на краю вырытой Мадлен ямы и готовился стать удобрением для чайных роз, названных в его честь.
Когда яма была вырыта на достаточную глубину, Мадлен сбегала в дом и принесла льняную простынь, старенькую, которую было не жалко, но чистую. Постелив ее на дно ямы и аккуратно расправив, Мадлен уступила место Мэри. Та спихнула тело мистера Саймона вниз, легко спрыгнула сама, укутала труп краями простыни, подоткнула, соорудив подобие мумии, и, выбравшись на поверхность, с чувством выполненного долга скомандовала:
— Закапывай!
Пока Мадлен закапывала яму, а потом рассаживала розовые кусты, соблюдая необходимую для роста дистанцию, Мэри с удовольствием оглядывала их уютный двор, надежно скрытый от глаз соседей глухим забором. Двор благоухал. Розовых кустов в нем насчитывалось уже несколько десятков, и рядом с каждой группой из трех-четырех растений стояла табличка с названием, на память. Мэри и Мадлен могли рассказать целую историю о каждом высаженном сорте и о тех, кто покоился под шипастыми ветвями и теперь делился с цветами всем, что имел, но, разумеется, этого не делали. Благоразумие подсказывало им хранить свою тайну подальше от претензий лицемерной человеческой морали.
***
Мэри и Мадлен были неразлучны, сколько себя помнили, хоть и трудно было представить пару более непохожих характеров. С раннего детства Мэри проявляла решительность и демонстрировала крутой нрав. Мадлен, напротив, всегда была мягкой, спокойной и податливой. Наверное, в этом и заключался главный секрет их долгого союза. Мэри командовала, Мадлен подчинялась. Мэри принимала решения, Мадлен исполняла. И обе они, как ни странно, находили в этом разделении обязанностей смысл и были почти счастливы. Почти.
Личная жизнь у обеих не складывалась. Мэри отталкивала мужчин скверным характером, а Мадлен считали скучной серой мышью. Даже ценители монашеской скромности на первом же свидании отводили глаза и благополучно исчезали из ее жизни навсегда. Конечно, сказывалось и отсутствие финансов, которые добавили бы привлекательности и скверному характеру, и скромности серой мыши, поэтому, трезво оценив свои шансы на замужество, Мэри и Мадлен смирились и продолжили жить, довольствуясь обществом друг друга.