Приютские девушки варят кулеш,
На сердце, очевидно, нелегко.
Причалы бездействуют, девушки различают
Пение гидр под землей.
Живая душа не имеет глагола,
Обеды в поле не страшны.
Форштадтская улица есть преднамеренный Млечный Путь,
И каждый суп накормит человека.
1997
«За домом, за крыжовником любым…»
За домом, за крыжовником любым
Белел макет Европы дымчатого целлулоида,
Как памятник разделу Польши.
Играла музыка из-под земли
На случай расставания, друзья,
И тополь напоминал садовника,
И яблоко напоминало зеленщика.
В траве водились горностаи,
На глинистых террасах блестели золотые монеты.
Живая изгородь стояла насмерть,
Как перед войной.
Мы и сами едва дышали,
Мы ели сливы, как картофель,
Прямая речь сводилась к псалмопению,
Верхний слой почвы оставался прозрачным, ей-Богу.
На наших мускулах блестела роса,
Земля была Месопотамией,
Мы были один человек – очевидно, прославленный
военлетчик —
Без возраста, без предчувствий.
1997
«Голова моя сокол…»
Голова моя сокол,
На пастбищах плоскогорных никого не осталось,
Богородица летает над водою,
Как над Измайловским озером.
И в башне запертый военный летчик
Выплакал упрямые глаза.
Он родом из Удмуртии, он сломлен,
Не унывает никогда.
Судьба и совесть ходят как враги,
Я вижу летчика хозяином земли.
Я тоже останусь в живых, как герой, как единственный
сын —
Огромного роста, с заячьей губой.
1997
«Где было поле обособленное, вырастает роща…»
Где было поле обособленное, вырастает роща,
На камне свечечка горит.
На самых дальних на дистанциях
Мои товарищи смеются надо мной.
И часовые не придерживаются позиций,
На подступах к Хеврону лужи да цветы.
Дорогие мои, скоро праздник,
Хеврон не принимает.
Как хорошо, я приласкаюсь к сваям трубопрóвода,
Мы пришлые, мы ничего не понимаем.
Олень, как колесо, приподнимается на воздух,
Качая белою или зеленой головой.
Благая весть уж не благая весть,
Овраги переполнены продовольствием, медикаментами.
Я выйду со скрипкой и бубном – я микробиолог,
Неистовостью приводящий в изумление сослуживцев.
1998
«И некого зачем предупредить…»
И некого зачем предупредить,
Автомобилем с птичьего полета, хромым коростелем
Распоряжаться по собственному усмотрению,
Погода велика. Одушевленный
Предмет неуязвим.
Грядет бездушная замена каруселей,
И венгр венгерский запоет внутренним голосом,
Прекрасный камень телевизор,
Прекрасный город стадион,
И венгр венгерский под страхом смерти Венгрию
не покинет.
2000–2003
«Одновитязя зверь неизвестен…»
Одновитязя зверь неизвестен,
И праздник случится мирским, беспорядочным,
Поскольку ничего не видать,
И товарищ уж не товарищ.
Помилуй, Господь, матроса
В преддверие трапезы бесконечной,
Матрос такой же одновитязь,
При нем и зверь бесподобный.
2000–2003
«Кришна не плачет…»
Кришна не плачет.
Медведи в саду преследуют дочь англичанина.
Назревает гроза, девочка схоронилась за камнем.
За оградой произрастают петунии.
Чем меньше планета, тем молния долговечней.
На рассвете стучится домой со товарищи англичанин,
Девочка спит на траве, дождь перестал.
Вместо медведей мы видим сборщиков хлопка.
2000–2003
«Тюльпан был тополем, аэродром был конус…»
Тюльпан был тополем, аэродром был конус.
Невдалеке определился молочный рынок.
Форштадты, некогда враждующие между собой,
Влачили жалкое существование.
Строительны площадки пустовали,
В исходной почве обнаруживались пустоты.
Караульные варили фасоль, озираясь по сторонам,
Освещение улиц поддерживалось в аварийном режиме.
И некий стройподрядчик останавливался посреди
мостовой
И проповедовал как есть нетерпеливость —
Мелиоратором себя не ощутить,
Вертолетчиком никогда не проснуться.
К подрядчику подкрадывалась девочка-альбинос
И обнимала как родного отца,
И баюкала как родного отца.
2000–2003
«Под неслыханной силы трактором звездолетом земля ледяная…»
Под неслыханной силы трактором звездолетом земля
ледяная,
Поля колосятся, и ветер сшибает головной убор.
В медном кабеле запутавшийся олень
Перепугал дошкольников до полусмерти.
Некий солдат в черном фартуке освобождает оленя.
Играется свадьба по прошествии недолгого времени,
Дети ведут для солдата царицу,
Каковая глядит как жена,
И хлеб, и луковица от простуды достаются солдату.
2000–2003
«Государство куриный бульон пустота…»
Государство куриный бульон пустота,
В трансформаторной будке живут негодяи.
Заболоченные красные луга подступают к форштадтам,
И перепел, перепел ходит, как израненный военлетчик,
Клювом кривым выцарапывает на камне:
Любовь есть война есть любовь.
Когда же авось авария приключится,
И главный дизель раскурочит силовую подстанцию,
Мальчишечка пролетит на лошади на свирепой,
Он чужой, он Большая Медведица.
Мимоза погасит огонь. Форштадтские легко оживают.
Новое топливо будет аморфным, без запаха.
Мальчик летает, выстреливая из охотничьего ружья
без разбору.
Болото сворачивается в твердую тряпицу,
Электричество даром уходит в подзол.
2000–2003
«Три красные полоски значат Бог…»
Три красные полоски значат Бог
На полдник несут сметану и пряник
Весь дом дребезжит как шкатулка
Устремленная алмазами в дымоход
Колдуют баба и медведь
Большая мышь пятнистая сова
Ни одного незнакомого звука
Не существует для меня
Когда звезда летит наискосок
Есть подлый смысл в головокруженьи
Выходит из стены заплаканный мальчик
Он варит кофе беспризорник
Великая почта лежит на земле
Неверный шаг грозит пожизненной усталостью
Живая кровь вливается в салат
Страна глядится в воду кипарисом
2004
«Я сделан из сыра у меня голова старика…»
Я сделан из сыра у меня голова старика
По свистку начинается жизнь с середины
Я стою над оврагом с оленем сверчком или братом
В житейском смысле нас зовут Алеша
Поднимается вихрь как простейший пограничный заслон
Вырастают грибы из бумаги я стою на часах
Со сдобною булкой как с осколочной бомбой
Чтобы не растревожить родных
Я колкостей не люблю
Трепетание малых событий порождает а) правителя молодого
б) земледелие вечного лета
Любовь начинается с ложки компота
Мне трудно заплакать Алеша а жить неизмеримо легко
Навстречу выходит невеста умыться с дороги
По касательной к дому плывут панорамные цирки
И я как демон слеп и глух как демон
2004
«Я падаю на мокрый барабан…»
Я падаю на мокрый барабан
Как много золота в моих карманах полушубка
Выходит старец мертвый и хороший
На правой руке старика восседает ястреб со сломанным
клювом
Я есть пропитанный солдат
Меня несут четыре санитара
2005
«В заснеженных замках мохнатые принцы…»
В заснеженных замках мохнатые принцы
Потакают суровым рабыням прячут ключи от подвала
Как будто тепло будто летом и здравствуйте господа
Мы не видели ваших сокровищ покажите сокровища ваши
Ради счастья народов никто не смыкает глаз