Все вещи мира — страница 8 из 12

арматуры осколки

змеиная кожа в траве

текущая ржавчиной по одежде рукам

затаенная в лощине

ацетоновые ягоды гулкого парка

смородина крыжовник листва

ссадины и ушибы

зато различимы

гранулы беспощадного асфальта

сквозь бутылочное стекло

вросшая в землю эстакада

окружив нефтяным теплом

хранила нерасщепленными

наши тела

и а́рджуна в закатных лучах

смеялся снесенным зданиям

измельченным деревьям

умирающий но счастливый

на исходе лета

«Сытые поэты северных стран северных годов…»

сытые поэты северных стран северных годов

сиятельные обломки стекающиеся к утренней звезде

сернистыми облаками над утесами озерами скалами

в тумане уст золотой голконды флейты и барабаны

их бесконечных теннисных кортов незаконченных

партий для левой руки но окруженные черными

брызгами восточного семени сочащегося сквозь

тоскующую валгаллу звучат клавиры поверх голов

и в рецитации диктера гремит вокализ снарядов

воскрешенными клавишами парализованного рояля

разрезающие горы драконьи тропы вьются вокруг

в сумерках сочатся пещеры свечением о звучи

пиита побережья вымирающей сталью норда

сотрапезник пены и туч отсечéнный рассветом

от широты долготы освобожденный

«Высекая искры из травы подножной…»

высекая искры из травы подножной

приближается буря в поле и русского леса

тени на горизонте пока в гейдельберге

жилы мертвецов парализованы или

гальванизированные сумерки раскроены

бликами пляшущих созвездий

скапливается мрак в изломах платья

безответный пока не расколоты

кости о выступы стен зубцы бойницы

всё это смотрит и придвигается ближе

рука на колене и выше проваливается

в немощь и ветхость су́чка кому ты

отсосала на заднем сиденье пока тени

вжимались в лощины дрожали гибли

смятые инсталляцией заката взнесенной

над раздавленными автомобилями

в меланхолически пылающую высь

«Так они и провели всю ночь…»

так они и провели всю ночь

пока грохотало за горизонтом

в относительной темноте

отраженного снежного света

нежны и нет мои руки

когда тяжело

не чувствуя времени

перемены закопаны в землю

никто не приходил за ними

и рассвет медлил так

что ночь до сих пор длится

нежность в моей голове

океан синевы, свет

что всегда лжет

тот кто отсутствовал появился позже

когда пришел океан и растрескались горы

нанесенные на кинопленку

тринадцать дней в иной стране

и она явится снова

мы готовы к ее приходу

«Сойди в ложбину…»

сойди в ложбину

где бродят фавны

и феб играет

на своей тяжелой лире

в то время как легкие хлопья сна

ложатся на ветви деревьев

и лиц павших почти не видно

под этим покрывалом

но сквозь снег

слышен ее голос

тихо

не разобрать ни слова

и вокруг плавятся декорации

обнажая кирпичные стены,

протянутые наверху провода́

смотри как мир проникает в тебя

каплями дождя на коже

мокрыми волосами

царапинами и синяками

жаром июльского солнца

разрывающимися от ветра легкими

теплом сухих губ

пока небо над пригородом темнеет

от приближающихся истребителей

Éire

как бы научным схвачен трудом

и назначен найдя на улице утром

коленную чашечку чью-то одной из

крутящихся сфер поет ему радио О

дрозд мой черный от голода

все твои косточки но гравитация

в суровых своих полях не знает

как тяжел и прекрасен взлетающий

отбывающий на пароходе

за пределы ирландии милой

заземленный одеждой смятой

на горизонте ловя мерцание

диафильма и дварфы несут эту боль

или что-то иное сочится в каждой

открывающей парка ворота песне

и ни голода там но цветы и над ними

серая пыль оседающих рудников

в глубине неподъемной отблески

искры инертной отец разделитель

в подземельях зеленой страны

IV

Сообщество

и вот они в переулке недалеко от северного

вокзала — 10 евро у одного, у другого 7

я их придумал когда слушал в москве

стихи об арабах и террористах когда

под корнями бульваров билось и расцветало

теплое техно ночного парижа, октябрьский

яд сквозняков

два мальчика из черной россии

в нелепых пальто, их левадийская грусть

и столица отчаяния над ними горит дождями

цветет в праздничных флагах, течет волокнистой

рекой — как описать их? двух гетеронормативных

мальчиков в центре парижа в потоках желания

чуждых для нас исключенных из экономики

секса?

заточки в карманах пальто, обрезы

в спортивных сумках — мы хотим чтобы так же

взрывались над нами каштаны пока мы едем

на лекцию в университет и в соседних дворах

поджигаем машины

и они подходят к дверям

плещется мир у них под ногами и клерки

разбегаются в стороны напуганы предстоящей

весной и они говорят: мы ни о чем не жалеем,

черные слезы маркса и арафата заставляют гореть

наши сердца —

и когда приезжает полиция

дождь идет, водостоки забиты листвой —

их кровь уносят сточные воды и выстрелы

отзываются в нашей москве где уже выпадает снег

и на поэтических чтениях все меньше народу —

и если мы собираемся у электротеатра или идем

в новый крафтовый бар то кто-нибудь спросит

как же случилось что здесь мы стоим пока пласт

за пластом движется время под холодной тверской

и на кутузовском там за мостом в оранжевых

вспышках дорожных работ асфальт раскрывается

высвобождая всё то тепло что мы тогда потеряли?

«Камни растения были вовлечены…»

камни растения были вовлечены

мертвые птицы строительные материалы

и те кто скользил по льду и другие

в легкой одежде с разбитыми лицами

в этом веселом веселом свечении дыме

только сигналы спаслись и разноцветные

вспышки так что выбрались мы из липкой

постели опаленные желтой пыльцой и видим

как кожа слезает медленно раздвигаются

стены приподнимаются шторы и я говорю тебе

что готов забыть о том дне когда красный луч

разрезающий меридиан коснулся моей руки

когда я был мертвецом и его невестой когда мы

погружались в цветущую пыль и мостовые

возвышались над нами

«Мясо поздних арбузов вязнет на языке…»

мясо поздних арбузов вязнет на языке

в середине осени падающей как туман

укутанной рыхлым светом тревожных

ламп подрагивающих над заваленными

бумагой столами когда каждый зверек

ищет тепла и непрерывна горючая лента

и пронзенное иглами холода тело снова

рассечено цезурой полдня диэрезой ночи

молочной луной восходящей над луганскими

женщинами из порночата над теми что

ищут друг друга среди лесов и полей чья

кожа позолочена светом так что чешуйки

ее ложатся на автостраду светятся как песок

чтобы снова соединиться под дрожащими

кипарисами юга пока дофамин гложет тела

авторов научных журналов и новостных лент

«Не упасть бы в эти шелка в этот…»

не упасть бы в эти шелка в этот

холод роскошный на литейном или

прямо на невском почему-то

не скрыться от топографии этой

в революционной борьбе

нет понимаю как бы и нет

пра́ва на эти слова на эти

передвижения и только сыплются

искры на обмороженные провода

да скрежещут там где-то или

нет прямо здесь фонтанчики

красного льда кто знает откуда

эти штандарты откуда несется

через просветы день и обнимает

замерзших раздавленных всех

«Король разрывов сходит с коня…»

король разрывов сходит с коня

под дождем длящимся восемь

месяцев и разворачивающийся

холод обнимает его и соцветия

плесени полыхают в замкнутых

комнатах сна

камни разбросало взрывной волной

не подойти к руинам и шаги

рассыпаются над осклизлыми

мостовыми что ты скажешь себе

среди гнили и пыли с файером

в робкой руке?

что шелестящие вверх поднимаются

обугленные широ́ты в свернутых

аллеях дождь прибивает огонь

к земле и невозможно струится между

просветами пеной рудой наше

пидорское солнце

«Звук вплетается в замирающий знак ночи…»

звук вплетается в замирающий знак ночи