— Ты не совсем точно осведомлен, — сказал Дан. — Санта имеет дело с компьютером не три месяца. На Торене Маран завел компьютер в своем рабочем кабинете чуть ли не с первого дня, как этот кабинет заимел… в этот раз, конечно… и я неоднократно видел, как он сажал за него Санту. Я думаю, уже тогда, когда мы все и даже я считали, что он собирается баллотироваться в президенты, он сделал выбор и не только знал, что вернется в Разведку сам, но и что возьмет с собой Санту.
— Три месяца, шесть или восемь — дела не меняет, — возразил Патрик. — Нет, Дан. Они просто умнее и талантливее нас. Разве нет?
Дан ответил не сразу. Он перебирал в памяти людей, которых узнал на Торене, начиная с Поэта и кончая Лайвой.
— Видишь ли, — сказал он наконец, — может, ты и недалек от истины. Но тут есть одна тонкость. Те, кого ты знаешь и считаешь типичными торенцами, это, условно говоря, команда Марана.
— Ну и что?
— Я познакомился в Бакнии со многими людьми и отнюдь не берусь утверждать, что все они гении. Но было одно место, где большинство из тех, кого я встречал, несомненно, по уровню в том или ином отношении было выше среднего. Как минимум.
— И что это за место?
— Окружение Марана. Понимаешь, есть люди, которые, в общем-то, сами по себе достаточно умны и талантливы, но догадываются или просто боятся, что их данные, так сказать, не абсолютны, и потому стараются создавать себе фон из людей если не посредственных, то не особенно выдающихся. А есть люди, умные и талантливые настолько, что они и окружают себя людьми умными и талантливыми. Маран… Он вообще человек довольно толерантный, но глупцов не выносит. И… Ну Поэта ты знаешь. Еще у него есть друг по имени Дае, лучший специалист по ракетной технике на Торене, умница, каких мало. Венита… Это просто великий художник. Ты видел Дину Расти, но ты не видел ее чертежей…
— Дан, это я понимаю. Но Мит и Санта не поэты, не художники, не ученые. Они обычные люди. Как бы. И это ведь не исчерпывает, как ты говоришь, команду Марана.
— Он собирал вокруг себя этих ребят несколько лет. И потом есть еще одна вещь… Я совсем недавно понял, это не бросается в глаза. Он обладает одним свойством… Я проведу аналогию. Ты ведь знаешь, они у себя в Бакнии умеют… ну будить, что ли? Я имею в виду женщин.
— Ты про это чертово кевзэ? — спросил Патрик. — Не напоминай мне, пожалуйста! Я никогда не стыдился своих мужских качеств, но тот фокус, который проделал в Астине Мит… ну история с ожерельем… С гарантией, видишь ли, два часа, без — три! Одуреть можно. А то, что сотворил с этой Олинией Маран! За одну ночь… какую к черту ночь, я засек время, он отсутствовал час сорок… за полтора часа превратить королеву в рабыню…
— Ну уж и в рабыню, — возразил Дан. — Не преувеличивай.
— Дан, ты плохо разбираешься в женщинах. Она валялась бы у него в ногах, если б он позволил… Ну и к чему ты ведешь?
— Да, в общем, не к этому, — усмехнулся Дан. — Это ты свернул не туда. Я говорил о другом. То, что имеешь в виду ты, это одна составляющая кевзэ. Доставить максимум удовольствия, так сказать, единовременно. При одиночном контакте. Но есть и вторая. Вторая составляющая. При постоянных отношениях. Освободить женщину. Или раскрепостить. Разбудить, как говорит Маран. И подвести к тому максимуму наслаждения, которое она вообще способна ощутить. Понимаешь?
— Ну?
— Это они все умеют. Многие, во всяком случае. Лучше или хуже, конечно, но умеют. Собственно, именно этому они и учатся в своих пресловутых школах. Но есть схожее качество, я назвал бы его «свойством гуру». Это умение будить интеллектуально или духовно, как хочешь. Такому, конечно, не научишься, с этим надо родиться…
— Ну?
— Маран — человек деликатный. Я никогда не слышал, чтобы он кого-то откровенно поучал. Но исподволь… Раньше меня злили его штучки, или эффекты, как я про себя их называл. Ну он любит помалкивать, помалкивать, а потом — бац! — обрушивать на тебя результат. Вроде этой записки. И даже дав тебе вывод, он не хочет разъяснять, как он к нему пришел. Постепенно я понял, что это вовсе не для того, чтобы сохранить некий ореол. Нет. Он просто побуждает тебя пройти путь самому.
— Может, все и так, — вздохнул Патрик. — Ты меня немного утешил. Марана я все равно уже… пропустил вперед. Тут ничего не поделаешь. Но быть совсем уж в хвосте не хочется.
Вошли Мит и Санта, и он замолчал.
Расположиться решили там же, правда, предварительно осмотрели еще несколько «термосов», побольше и поменьше, но ни в одном не оказалось разделения на комнаты. Все обитатели дома, сколько б их ни было, а было их, наверно, не так мало, если судить по количеству «спальных мест», в этом, например, таковых насчитывалось примерно десять… все обитатели жили вместе в одной, пусть и просторной комнате. Дана подобное положение дел чрезвычайно удивляло. Неужели это тоже можно объяснить жарой? Вряд ли. Когда-то давно, много тысяч лет назад, да, но в эпоху космических полетов? Конечно, нет. Позднее это уже был образ жизни, возможно и сложившийся в древнейшие времена под давлением климатических условий. Но почему они столь рьяно его придерживались? Странный народ…
— Странный народ, — сказал он Марану, когда они вдвоем рассовывали по шкафам контейнеры с едой и водой, сгружаемые остальными с орбитолета, — вообрази себе, что мы спали бы в одной комнате, вы с Наи и мы с Никой. Плюс еще, к примеру, Дина, когда она у нас гостила. Или Поэт.
— При наших жизненных установках это невозможно, — возразил Маран. — Такое может быть лишь в одном случае.
— Так ты думаешь, это у них началось не на Палевой?
— Конечно, нет. В подобных делах люди наиболее консервативны. Когда-то, после того, как мы с тобой впервые обменялись информацией на этот счет, мне, естественно, стало интересно, давно ли на Торене возникли столь удивившие тебя обычаи. Я немного покопался в книгах, насколько мог при тогдашней своей занятости, но никаких намеков на иной тип отношений не нашел. То есть эти установки существовали с незапамятных времен, и не кевзэ их создало, а они предопределили его появление. Я думаю, и здесь так. Коллективный, так сказать, тип отношений возник очень давно. И переселенцы всего лишь увезли эту традицию с собой на Палевую.
Патрик, как оказалось, думал о том же.
— Представляю, какие оргии здесь происходили, — сказал он, войдя вслед за нагруженной тележкой в дом и остановившись у двери в ожидании, пока та, осторожно лавируя между предметами обстановки, доберется до шкафа и сгрузит на пол очередную порцию коробок. — Мне припомнилась картина, которую мы нашли на Палевой в галерее. Та эротическая, помните? На ней ведь была изображена целая куча народу, человек десять, по-моему.
— Меньше, — поправил его Дан. — Шесть или семь.
— Пусть семь. Все равно. Самым впечатляющим было то, как они… даже не знаю, как это сформулировать… сочетались, перекрещивались, переплетались… ну вы понимаете, что я имею в виду. Все при деле, никого вне игры. Ни в одной земной порнушке я ничего похожего не видел. И что еще интересно, ведь кровать на картине была точно таких же размеров, как эта здесь. Наверно, предназначена специально для подобных упражнений. Своего рода подиум.
— Может быть, — улыбнулся Дан. — А кто, кстати, будет на этом подиуме спать?
— Не я, — сказал Маран. И добавил: — А ведь самих кроватей мы на Палевой не видели.
— Не застали, — вздохнул Патрик. — Увы! Эта дурацкая эмпатия убила тысячелетнюю культуру секса… Кстати, Маран, будь человеком, объясни мне происхождение своего откровения.
— Какого еще откровения? — удивился Маран.
— Вот этого. — Патрик извлек из кармана давешний листок и прочел: — «Раса, населяющая планету, та же, что на Палевой. Точнее, палевиане принадлежат к расе, населяющей планету, у которой мы находимся». Я это сохраню. Для музея, — сказал он серьезно, складывая листок и убирая обратно в карман. — Я так понял, что… Ни черта не понял! Объясни. И насчет океанов тоже.
— Это не так просто, — ответил Маран после небольшой паузы. — Насчет океанов, правда, проще. Я еще на Палевой… кстати, и Дан, как позже выяснилось… задумался над тем, почему ее жители вместо того, чтобы купаться в море, воздвигли между ним и городом чуть ли не стену, не имеют водопровода, вообще не используют воду для мытья, заменяя ее совершенно не дающими ощущения свежести излучениями, пьют какую-то дистиллированную гадость заводского производства, хотя вокруг полно чистейшей воды…
— А ты не помнишь наше предположение, базировавшееся на том коричнево-буром пейзаже? — спросил Патрик. — Сильное загрязнение вод когда-то очень давно, из-за чего они перестали пользоваться естественными источниками и со временем утратили тягу к воде.
— Да, такой вариант тоже мог иметь место. Но были и другие факты. Плодородная земля, которую никто не обрабатывал…
— Мы же нашли пару заброшенных плантаций.
— Именно что пару. Следы неудавшихся попыток то ли вернуться к природе, то ли… познакомиться с ней. Но и без всяких плантаций вокруг росли фруктовые деревья, с которых никто не срывал ни одного плода. Плоды созревали, падали и гнили под деревьями. Хотя были не только безвредны, но и довольно приятного, пусть и немного оригинального вкуса.
— Может, не для палевиан.
— Вот! Ты сам подошел к выводу. Почему плоды родной планеты, не содержавшие никаких ядовитых веществ, должны были быть несъедобны для них? Зачем отказываться от земледелия там, где мало ртов, и полно плодородной почвы? Ведь, судя по городам, палевиан никогда не было слишком много. Далее. Эта пресловутая единая цивилизация… У нас на Торене она тоже, в принципе, едина, но разве наши города одинаковы? Словом, мы с Даном, порознь, но оба пришли к одному выводу.
— Что палевиане — пришельцы?
— Да. И явившиеся на Палевую не так давно, по историческим критериям, конечно. Далее следовало допущение, что они с планеты, где мало воды, плохие почвы и тому подобное.
— Это я все понимаю. Но почему ты решил, что палевиане именно отсюда? Догадываюсь, когда ты увидел, что твое допущение насчет океанов оказалось верным, ты счел это доказательством. Но допущение-то ты сделал еще в относительно дальнем космосе!