с мыслью о смерти.
— Какая разница, — сказал Кнеуфи с горечью, — теперь или через поколение? Так и так, для глеллов все кончено. В городе всего тридцать восемь детей.
— Адам и Ева, — заметил Курт бодро, — были вдвоем. Наша библия…
— Библия потом, — прервал его Маран. — По существу.
— По существу?
— Я не геолог, но если рассуждать логически, должны быть и другие бассейны подземных вод. И не обязательно исчерпанные. Но если мы их найдем, сумеем ли мы добраться до воды?
— Бурить новые скважины мы не в состоянии, это я могу сказать сразу, — ответил Курт. — Сейчас, во всяком случае. За оборудованием придется посылать на Землю. Да и геологическую разведку нам вряд ли удастся провести, на корабле нет ни одного человека, который знал бы это дело. Но, может, воду даст какая-нибудь из законсервированных, как я понял, тут их полно. Однако где их искать?
— Теоретически скважины должны быть в любом городе, — заметил Дан.
— Да, но где именно? И потом, скважины это еще не вода. Придется проверять все подряд. Если повезет, найдем, так сказать, вовремя, а если не повезет?
— Кнеуфи, — спросил Маран, — а карт распределения подземных вод у вас нет? То есть, я понимаю, что в данный момент нет, коль уж вы ими не воспользовались. Но где-то они могут быть, они ведь наверняка существовали. Неужели столь важная информация не сохранилась?
— Может, и сохранилась, — ответил глелл после короткого раздумья, — но мы не знаем, как до нее добраться. Мы… мы разучились. У нас тоже есть такие приборы, как этот ваш, но никто не умеет с ними обращаться… — На его лице неожиданно появилось выражение мучительного стыда, смутившийся Дан отвел глаза, а Маран поднял руку к уху и нащупал «ком».
— Патрик, — сказал он, — ты не хотел бы помериться силами с создателями местной электроники? Погоди… Кнеуфи, ты можешь показать нам, где находятся приборы, о которых ты говорил? — И когда тот кивнул, уточнил: — В вашем городе они есть? — Еще один кивок. — Патрик, мы вылетаем. Встретимся на площади. Постараемся быть через двадцать минут.
И сразу же встал.
— Ну что ж, — сказал Патрик, — будем исходить из главного принципа конструкции систем управления. Из всех возможных решений выбирается наипростейшее. Так?
Никто не возразил, и перекрестившись… жест чисто машинальный, но довольно характерный… он положил палец на клавишу.
Дан следил за ним с опаской, но и облегчением, поскольку Патрик ходил вдоль пульта уже битый час. А до того он еще бродил по неширокому коридору, опоясывавшему электронный зал. Зал был не очень велик, полукруглый в основании и довольно низкий, не выше трех метров, вогнутую его стену целиком занимала такая же матовая черная, переходящая в аналогичную полосу на полу пластина, как и в их временном обиталище. Отступя от нее шагов на десять-двенадцать, полукруглой же дугой тянулся пульт — подпертая рядом низких широких тумб панель, усыпанная множеством разноцветных клавиш и кнопок, не настоящих, конечно, а нарисованных, сенсорная панель то бишь… Сам компьютер находился в стене, точнее, он и был стеной, стеной метровой толщины, этой самой полукруглой, в чем можно было удостовериться, заглянув в одно из маленьких прозрачных окошечек, которыми изобиловала ее поверхность со стороны коридора. Окошечки, как оказалось, открывались, впрочем, и вся поверхность стены состояла из небольших квадратных пластинок, которые наверняка можно было в случае надобности снимать и ставить на место. Но главное, за окошечками слабо светились цветные огоньки. «Питание подключено, — прокомментировал этот факт Патрик. И сразу добавил: — А скорее, оно вообще не отключается. Раз даже на Эдуре были „вечные батарейки“, то тут уж…»
Прошло две минуты, но ничего не случилось. Тогда Патрик коснулся еще одной клавиши, и пластина на стене стала быстро светлеть. Не вся, а только в центральной части.
— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно произнес Патрик любимое выражение Марана и пояснил: — Система рассчитана на одновременную работу десятка-полутора человек. Пульт многократно повторяет одну комбинацию клавиш и кнопок.
Он уже смелее потрогал какие-то кнопки, и на ставшем серебристо-белым фоне появились надписи. Дан обнаружил, что вполне понимает их, удивился, но быстро сообразил, что Маран был прав, сами слова практически не отличались, разница действительно заключалась в произношении, видимо, палевиане со временем его исказили, так во французском и английском полно слов, которые одинаковы по смыслу и в написании, но опознать их идентичность на слух весьма сложно… теперь, после всех своих странствий, он уже не был столь равнодушен к языкам, сколь некогда, хотя в земные все равно особенно не углублялся, просто приобретенные навыки полиглота помогали ему лучше в них ориентироваться… Увлекшись надписями, он не сразу осознал то, что Маран заметил сразу.
— А Дан-то угадал, Патрик, — сказал тот, и Дан сначала обратил внимание на неожиданные веселые нотки в его голосе, и лишь потом увидел, что изображение, в сущности, не на экране. Оно висело в воздухе, казалось, можно подойти, взять в руку любую букву и осмотреть ее со всех сторон.
— Ага, — пробормотал Патрик механически, внимательно всматриваясь в надписи, предлагавшие выбрать направление поиска, кажется, так. Сделать это было как будто не сложнее, чем в земных программах, давались варианты, рядом цветные квадратики, кружки, цифры. И Патрик тронул следующую кнопку.
Поиск длился долго, Патрик не всегда находил следующий ход сразу, иногда ошибался, возвращался назад и начинал нащупывать путь снова. Маран нетерпения не проявлял, сидел молча, как и Кнеуфи, следивший за действиями Патрика неотрывно, но издалека, не задавая никаких вопросов. Часа через полтора Патрик попросил чего-нибудь поесть, и Дан пошел наверх, электронный зал находился в подземелье, точно таком же, как в других городах, с транспортными дорожками, часть которых, правда, наиболее медленная, даже работала, крайняя полоса лениво проползла мимо Дана в направлении, противоположном тому, какого он держался… с дорожками, со стенами, без сомнения, скрывавшими работающие и неработающие производства, так, по всяком случае, подсказывала логика, посмотреть они еще ничего не успели, было не до того. На одном из флайеров Мит и Санта отправились проверять качество воды в ближайшем из немногочисленных водоемов, до которого, впрочем, было не так и близко, почти пятьсот километров, но второй флайер стоял на площади незапертый, со всем своим грузом. Еда и вода, которые они прихватили с собой, возвращаясь из недавней поездки, лежали нетронутые, Дан невольно подумал, что на Земле это вряд ли было бы возможно. Чтобы умиравшие от жажды люди дали воде дождаться своих владельцев?.. Он покопался в наспех собранных предметах, выбрал контейнер с едой, взял две бутылки воды, пакет с посудой и пошел обратно.
Войдя в зал, он увидел зрелище не менее удивительное, чем драматичное. Кнеуфи, который был до сих пор столь спокоен и сдержан, плакал. Он даже не пытался прикрыть ладонями лицо, по которому текли самые настоящие слезы, лишь перебрался с прежнего места подле Марана в дальний угол зала и сидел, неестественно выпрямившись и вцепившись руками в сидение своего кресла. Маран не пробовал его утешить, не только не порывался встать и подойти, но и не смотрел в его сторону, а хмуро разглядывал экран, что касается Патрика, тот вовсе ничего вокруг не замечал.
— Что случилось? — тихо спросил Дан, садясь рядом с Мараном.
— Среди умерших одна из женщин его… Назовем это семьей.
— Назовем?
— Они пользуются другим словом. Дейул. Но, в сущности, это своего рода семья. В дейуле Кнеуфи было девять человек. Пятеро мужчин и четыре женщины. Теперь три.
— Девять?! То есть… Значит, дело действительно обстоит таким образом? Мы не ошиблись?
— А ты надеялся, что мы ошибаемся? — Маран усмехнулся. — Ей-богу, Дан, я никогда не встречал второго, столь целомудренного человека.
Дан насупился.
— Что ты обижаешься? В этом нет ничего плохого. Люди устроены по-разному, в том-то и прелесть.
— Но ты ведь и сам не стал бы… так, как они…
— Не стал бы, — согласился Маран.
— Вот видишь!
— Ничего не вижу. Это все относительно. Ты ведь знаешь, мне никогда не приходило в голову подсчитывать женщин, с которыми мне довелось иметь дело. Но возьмись я за это, счет шел бы на сотни. А бедняга Кнеуфи познал за всю свою жизнь лишь этих четверых, так, по крайней мере, я понял из его бормотания. Но с другой стороны, я вовсе не считаю себя каким-нибудь Казановой. Собственно, и ты, по-моему, не думаешь, что бакны — народ развратный.
— Нет, — сказал Дан. — В сущности, и ты — человек в определенной мере целомудренный.
Он думал пошутить, но Маран ответил серьезно:
— Может и так. Я всего лишь следую традициям общества, в котором родился и вырос. Как и Кнеуфи. Да и твой образ жизни хотя и не типичен, но каким-то из ваших обычаев не противоречит.
— Есть хочешь? — спросил Дан, чтобы переменить тему.
— Нет, спасибо. Накорми лучше Патрика.
Дан вскрыл контейнер, переложил на тарелку несколько горячих бутербродов и отнес Патрику вместе со стаканом воды. Потом пошел со вторым стаканом к Кнеуфи, который сначала посмотрел непонимающе, потом помотал головой, но в итоге взял стакан и выпил. От еды он, правда, отказался, и Дан, вернувшись к Марану, сел рядом и тоже взял бутерброд.
Маран был по-прежнему хмур.
— Никак не могу ни на что решиться, — сказал он Дану, чрезвычайно удивив его этим признанием, ничего подобного от Марана он никогда не слышал. — Ошибиться было бы слишком страшно. Ты представляешь себе цену такой ошибки? Принять неверное решение означает поставить точку в существовании старейшей разумной расы нашей части Галактики, — произнес он медленно, отделяя слова друг от друга короткими паузами. И добавил обыкновенным тоном: — Так напишут в газетах. А говоря нормальным языком, это значит погубить почти две тысячи человек. С одной стороны, мне, конечно, хотелось бы выйти из этого положения самостоятельно. С другой, у нас есть астролет. Можно просить о помощи Землю. Если этого не сделать или сделать с опозданием…