– Какие?! – в один голос спросили Машка и Мишка.
– Во-первых, традиционное градостроение предполагает наличие транспортных артерий…
– Сережа, корица! – напомнила Ольга.
Не глядя, он передал ей измятый галстук, скомканную бумажку с иксами и игреками и, наконец, пакетик корицы.
Не подошел, не поцеловал, сразу занялся любимым делом – города строить, улыбнувшись, подумала Ольга.
Пока Сергей увлеченно переставлял кубики, она поставила в духовку пирог и пошла в детскую.
Петьку пора будить, иначе колобродить будет всю ночь.
Она взяла сына на руки. Петька посмотрел на нее барышевскими глазами и заулыбался ее губами. Ольга прижалась к нему щекой.
– Папка наш пришел, – прошептала она. – Пойдем-ка мы с тобой посмотрим, что наш папа делает…
Сергей, увлекшись градостроительством, ползал на четвереньках по ковру и руководил «прорабами» – Мишкой и Машкой.
– Освободить стройплощадку, – командовал он, – тащите кубики, кирпичей не хватает!
Миша притащил кубики, начал возводить «здание», но Сергей возмутился:
– Да нет! Здесь надо симметрично поставить два дома! Дай сюда! – Забрав «стройматериалы» у Мишки, Сергей стал воплощать свой архитектурный замысел в жизнь. «Прорабы» смотрели на него озадаченно – можно вносить свои предложения или их задача только кубики подносить? Ольга подошла поближе и, взяв Петю за руку, помахала крошечной ладошкой:
– Здравствуй, папочка, я по тебе соскучился!
– Здравствуй, здравствуй, – не отрываясь от своего занятия, пробормотал Сергей и тут же приказал Машке: – Тащи еще кубики. – И, мельком взглянув на Ольгу с Петей, начальственным голосом приказал: – А вы стройплощадку освободите.
– Ну и пожалуйста, нам и не очень надо, – обиженно фыркнула Ольга, но все же отошла.
Заигрался! Вошел в роль…
А может, просто из нее не вышел?..
– Пирог! – кинулась она к печке. – Я корицу забыла положить!
Все замерли на секунду, потом захохотали одновременно до слез и громче всех – Барышев, повалившись плашмя на ковер.
Кто сказал, что он не умеет смеяться?
Видела бы Надежда…
В общем, пирог удался.
А перед сном Ольга застукала Сергея возле люльки с книжкой.
Он с выражением читал Петьке сложноподчиненные предложения, а Петька морщился и кряхтел, потому что хотел спать, а мощный барышевский баритон не давал ему это делать.
«– Кто это, Гек? – прошептал Том, еле шевеля губами от страха. – Кто это?
– Это индеец Джо! – ответил Гек.
– Бежим! – завопил Том во все горло. – Бежим!»
– Ну и что ты делаешь?? – удивилась Ольга, забирая у Сергея книгу и рассматривая обложку.
– Читаю, – без тени иронии пояснил Барышев. – Детям надо читать, я точно знаю.
– Марк Твен. «Приключения Тома Сойера». Ты уверен, что ему это интересно слушать? – едва сдерживая смех, спросила она.
– Должно быть интересно! – горячо заверил ее Сергей и обнял вместе с Томом Сойером. – В детстве это была моя любимая книжка!
Дверь открылась, и Нина Евгеньевна застукала их в длинном дурманящем поцелуе.
Впрочем, им было не привыкать.
И ей тоже.
– Петю пора кормить, – ничуть не смутившись, сообщила няня.
– Я сама покормлю. – Ольга забрала у нее бутылочку со смесью и в ее укоризненном взгляде прочитала: «Как же, покормите вы! Небось еще полчаса целоваться будете».
– Покормим, покормим, – успокоила ее Ольга и закрыла дверь на замок.
Грозовский сбежал с работы пораньше – еще и трех часов не было. Просто надоел бесконечный ремонт, шум, рокот дрелей, запах краски и полная неразбериха. Куда ни сунешься, везде завал, а сотрудники и рады – бездельничают с кофе и сигаретами по углам, ничего от них не добьешься.
Едва он сел в машину и завел движок, как в голову немедленно полезли мысли о… диких яблоках, запахе рыжих волос, сладком аромате незагорелой кожи, дерзких и сногсшибательных выходках, на которые не способна ни одна аристократка… О Надежде, одним словом, полезли в его голову мысли, и были они… ну, не совсем целомудренными.
А что… День в самом разгаре, они успеют миллион раз улететь и вернуться. А может, и вовсе не возвращаться…
Плейбой он, в конце концов, или только начальник?
Дима ощутил норов в своем молодом теле, прибавил газу и, как мустанг, помчался вперед на недопустимой для города скорости, и даже сыграл клаксоном бодрый мотивчик – пусть знают, что лучше не стоять на его пути к диким яблокам – горько-сладким и таким желанным.
Когда он пришел домой с грандиозными планами, Надя болтала по телефону, но тут же свернула разговор, услышав, как хлопнула входная дверь.
– Ну, все, целую, Димка вернулся. Димочка!
Она налетела на него вихрем, поцеловала в щеку, забрала ключи от машины, папку, все пристроила, разложила по полочкам и замерла, словно не зная, на что еще распространить свою деятельность.
Стараясь не выдать задуманного, Грозовский неторопливо разулся, прошел в гостиную и расслабленно сел на диван.
Надежда, словно паж, несущий шлейф короля, пришла за ним.
– Фу-у! – выдохнул он. – Полдня угробил на то, чтобы раздобыть компьютерщика. Выделенку надо тянуть, а то им по одному телефону не дозвонишься…
Главное, не выдать своих намерений. А то неудобно как-то: приперся средь бела дня домой, чтобы…
Надя, поняв его «усталость» по-своему, метнулась на кухню.
– Димочка, ты борщ будешь?
Борща, конечно, хотелось, но потом…
– Я в городе пообедал, – отбился Дима от заманчивого предложения.
– Ну вот! Зачем же? Я борщ сварила. Вкусный. – Она вышла из кухни, расстроенная, с выбившейся из пучка рыжих волос прядью, и от этого еще более соблазнительная. – Или только кофе?
– Кофе давай, – согласился он.
Главное – не выдать намерений.
Он все-таки лег на диван, занимая стратегически выгодную позицию. Надя ушла на кухню, а Дима, чтобы скоротать время, решил использовать его в воспитательных целях. Чтобы, опять же, не выдавать намерений…
– Слушай, матушка! – крикнул Дима. – Я тебе вчера еще вломить хотел, но забыл. Какого черта ты намедни ввалилась в мой кабинет, когда я работал, а?
– Ты не работал, Димочка, ты просто орал, как дикий крокодил. – Надя подплыла к нему с подносом, на котором дымилась чашка, присела на край дивана и пристроила поднос на журнальный столик.
Даже аромат крепкого кофе не сбил его с правильного пути.
И не перебил желания.
Он взял Надю за руки и притянул к себе.
– А как, по-твоему, орут дикие крокодилы? Кстати, часто ли ты встречала домашних крокодилов?
Ну можно уже выдавать намерения или еще подождать, чтобы не показаться слишком нетерпеливым?
Он жадно поцеловал ее и все же решил еще потянуть время. Что он, рефлексирующий юнец, что ли, который впервые дорвался до запретного плода и потерял голову, самообладание и что там еще теряют? Он уверенный. Он спокойный. Он дождется, пока Надьке самой станет не до кофе и не до разговоров – ни до чего – и она прижмется к нему, запутав его в своих рыжих волосах, и они улетят в бесконечную Вселенную. Улетят, вернутся, опять улетят и, может быть, даже не захотят обратно…
– Чтобы не смела мешать мне общаться с подчиненными, ясно?
Он снова поцеловал ее – в этот раз едва касаясь губами, словно пробуя на вкус ямку возле груди.
– А ты неправильно с подчиненными общаешься, – безапелляционно заявила Надя, будто не понимая, что он думает совсем о другом и тратить время на разговоры бессмысленно.
– Это почему же неправильно?
– Вот ты на Дарью наорал, а она потом такая грустная была, прямо смотреть на нее жалко стало.
– Грустная она не потому, что я на нее наорал, а потому, что ее Борька бросил.
– Какой Борька? Почему бросил?
Нет, она правда не понимает, что ему не до Борьки, или дуру включила?
– А вот такой Борька… обыкновенный…
Он набросился на нее, сорвал халат и все, что под ним было, – не дождался, немного недотянул, все-таки потерял самообладание…
– А почему…
– Не знаю, захотел и бросил.
Надя обхватила его за шею руками, прижалась всем телом, но не поцеловала, а серьезно сказала:
– Ой, бедная…
– Ничего не бедная! – взбесился Грозовский. – Борька тот еще подарок. Я знаю его как облупленного. Очень даже хорошо, что он ее бросил.
Он уже было хотел всерьез заняться дискуссией, раз ей не до секса, но Надя притянула его к себе, заграбастала, обхватила руками, ногами, всем телом, запутала в волосах и…
Он забыл, кто он, где и в каком измерении…
– Все равно бедная, – жарко прошептала Надя ему на ухо…
Затянувшийся полет вымотал, как жара, которая простояла полгода. Хотелось доползти до воды, но сил не было.
Дима вспомнил про кофе, протянул руку к журнальному столику, но не попал, смахнул чашку на пол…
Все, смерть, решил он.
Смерть от любви.
Но Надя умирать не собиралась.
– Димочка, давай купим вазочку, – проворковала она у него под мышкой, щекоча дыханием грудь.
– Ка…кую вазочку?
– Красивую… С орнаментом. Я видела в магазине. А то у нас и цветы не во что поставить.
– Какие еще цветы? Где ты видишь цветы?
Разговор возвращал его к жизни.
– Нигде не вижу. – Надежда, привстав, осмотрела комнату. – То-то и оно, ты цветов мне не покупаешь, потому что вазочки нет… А была бы… Давай купим!
И правда, почему он не покупает ей цветы? Прямая связь между отсутствием вазы и нехваткой букетов, конечно, была не очевидной, но Дима почувствовал легкие угрызения совести.
Да слава богу, что Надя думает, будто цветов нет, потому что нет вазы! Какое счастье ему досталось – милое, доброе и наивное. Нет вазы – нет цветов. Будет ваза – будут букеты. Все, решено, он покупает вазу, несмотря на его нелюбовь ко всяким мещанским штучкам.
Он поцеловал Надежду, вскочил, натянул штаны и, пригладив волосы, изобразил решимость купить черта лысого, лишь бы угодить любимой.