– Простите, – буркнула я и уставилась в стол. В щербатой деревянной поверхности интересного ничего не было, но груз практически доказанной вины давил на плечи и не давал поднять голову. – Меня теперь казнят? – решилась я спустя время задать вопрос.
– За плохое настроение на моей памяти еще никого не казнили, – хмыкнул лорд-канцлер. – Да и читать чьи-либо мысли менталисты без особого разрешения не имеют права.
– Почему? – разлепила я губы. Мне все еще не верилось, что эта история может закончиться хорошо, ведь чуть ли не с каждым разом мне открывались все новые и новые обстоятельства, и не могу сказать, что были они хоть сколько-нибудь обнадеживающими.
– Потому что после настолько грубого ментального вмешательства человек превращается в овощ. Человеческий мозг – слишком тонкая структура, чтобы вот так просто его взламывать. Обычно прочитать мысли или воспоминания требуется в исключительных случаях, например, для доказательства чьей-то вины, и ты не представляешь, как много для этого приходится собирать бумаг.
– Спасибо! – с искренним облегчением выдохнула я.
– На здоровье, – язвительно хмыкнул Его Светлость. – Надеюсь, теперь нам ничего не мешает продолжить обед. Я, знаешь ли, тоже завтрак пропустил и хотел бы сейчас это дело наверстать, если ты не против.
– Простите, – только и смогла повторить я.
Взяла кружку с чаем в обе руки и принялась старательно пить, лишь бы отвлечься от недавнего диалога. Пока Его Светлость продолжал степенно вкушать простецкую похлебку, я мысленно твердила себе: вкусный чай, вкусный чай, вкусный чай… Что угодно, лишь бы не пускать в сознание свои истинные мысли и эмоции.
В центр города мы отправились все вместе. Я перекинула тканевую походную сумку через плечо, пересчитала монеты и на всякий случай убрала их во внутренний карман. Хоть арендованные комнаты и числились до вечера за нами, оставаться без самого необходимого даже на недолгое время было уже неуютно.
– Прекрасно выглядишь, Мари, – улыбнулся мне герцог Ламандский, который вынужденно обедал позже нас из-за сеанса с целителями. – Как ты?
– Благодарю, лучше, чем несколько часов назад, – я улыбнулась и осмотрела себя. Вряд ли его так сильно впечатлил костюм, уже успевший примелькаться, или цвет моего лица, который не отличался от вчерашнего, поэтому комплимент герцога я приписала его отменному воспитанию. – Я взяла для вас несколько настоев и отвар многолистника, выпейте, пожалуйста. Уверена, целители хорошо сделали свое дело, но в нашем случае лучше использовать все доступные средства.
– Из твоих рук что угодно, Мари, хоть яд, – улыбнулся молодой герцог под недовольным взглядом черных глаз Его Светлости.
– Не шутите так! – выдохнула я и даже отступила на шаг.
– Надеюсь, вы закончили обмен любезностями, – вмешался лорд-канцлер. – И теперь мы можем идти. Напоминаю, что день не бесконечен, и многие лавки могут закрыться еще до нашего прихода.
– Нам и правда следует поспешить, – и бровью не повел герцог Ламандский. – Мари, позволь мне тебя сопровождать?
Я колебалась. Все-таки мы не родственники и уж тем более не помолвлены, и прогулка под руку может расцениваться не совсем верно. А с дугой стороны сейчас мы находились не в столице или другом крупном городе, где по тротуару даже втроем пройтись – уже моветон, а в провинциальном небольшом городке, где нравы и требования к этикету были значительно мягче. Да и забывать о безопасности не следовало: все-таки мы были здесь чужаками, и прогулка под руку с герцогом – неплохой способ показать окружающим, что я нахожусь под защитой. А уж мне, облаченной в новомодные штаны, и вовсе терять было нечего.
Под очередным недовольным взглядом лорд-канцлера, я все-таки опустила свои пальцы на локтевой сгиб герцога Ламандского, и мы покинули помещение трактира. На улице верхом на лошадях нас уже ждали Джереми и Томас, облаченные в неизменную форму, и нанятый извозчик с экипажем. Молодой герцог помог мне забраться внутрь отрытой повозки, потом расположился сам. Его Светлость сел последним и устроился на скамейке напротив нас герцогом.
Томас вместе с Джереми следовали спокойной рысью за повозкой. Встречный народ с жадностью охочих до событий провинциалов разглядывал необычную для этих мест делегацию. А торговцы и зазывалы при виде выгодных клиентов рвали горло как в последний раз. Все-таки дорогая одежда герцогов и форма людей Его Светлости говорили сами за себя.
ГЛАВА 11
Ну а я с любопытством осматривала окрестности незнакомого городка и невольно сравнивала его с тем, в котором сама родилась и выросла. Непривычные фасады домов цепляли глаз, а вот народ суетился точно так же, как и у нас. Брусчатка знакомо заставляла повозку трястись, будто и не было этого путешествия порталом и долгой дороги верхом. Городская жизнь шла своим чередом. Уличные зазывалы старались во всю и доказывали делом, что не зря едят свой хлеб. Приглашали в театр на вечернее представление, в трактир «У Милены», где сегодня обещали выступить певцы из соседнего города, в клуб благочестивых рукодельниц и еще много куда. Навстречу нам то и дело проносились такие же наемные экипажи, которые было легко отличить благодаря их желтому цвету и синим плащам извозчиков, реже – частные кареты. Довольно много людей передвигалось пешком. Кто-то тащил тяжелые тюки на спине, кто-то просто спешил по делам, кто-то, наоборот, прогуливался в свое удовольствие. Возле многочисленных продовольственных лавок были выставлены уличные лотки с товаром – лучшая реклама для любого заведения.
Из-за небольших размеров городка торговая площадь имелась одна и находилась она неподалеку от главной. Шум тут стоял, как при пожаре, но это являлось для торговцев скорее нормой. Каждый хотел продать как можно больше, и поэтому хвалил свой товар как можно громче. Старался мальчишка в шапке, съехавшей на одно ухо, – продавец газет, старалась дородная дама в пыльном переднике, стоявшая рядом с пузатой бочкой и хрипло кричавшая во все горло: «квас!». Отдельный запах шел от лотка булочника. У меня буквально слюнки потекли от аромата ванили, карамели и еще чего-то до боли знакомого, и если бы не два недавно съеденных куска пирога, я бы бросилась к нему первым делом.
С самого края работали наперсточники, обманывая доверчивых горожан. Я так однажды весь кошель проиграла, пока Ильда не оттащила и не объяснила, что у них невозможно выиграть. Ух и разозлилась я тогда, даже к постовому подошла, но тот лишь пожал плечами и отмахнулся, как от назойливой пчелы, сказал, что все происходит на добровольной основе, поэтому и нарушения закона никакого нет. Мол, не хочешь, не играй, никто же не заставляет. Тогда-то я и поняла, что не все так просто и однозначно в этой жизни.
– Убрать! – был первый приказ лорд-канцлера, как только подошвы нашей обуви коснулись утоптанной брусчатки, что устилала рыночную площадь, и Томас с Джереми тут же отправились в сторону мошенников. При виде людей в воинских мундирах наперсточников как ветром сдуло. Местный постовой было дернулся в х сторону, но чуть приподнятая бровь лорда канцлера того мгновенно остановила.
По рынку мы ходили следующим составом: чуть впереди шел Его Светлость, после – мы с герцогом Ламандским и замыкали шествие Томас и Джереми с одинаково каменными лицами. При нашем приближении замолкали даже самые бойкие торговцы, а некоторые, особо впечатлительные и вовсе прятались под прилавки, подальше от проницательного и требовательного взгляда лорд-канцлера. В очередной раз я убедилась, что Его Светлость лорд Дрейк Вестон, герцог Ирривии не даром занимает свой пост.
– В лавку к нам зайдите и цветы у нас купите! – продолжала голосить самая смелая торговка, но и та сникла, как только поняла, что букеты лорд-канцлера и его спутников никоим образом не интересуют.
Народ оглядывал нашу компанию с осторожным любопытством, но безо всякого стеснения, все-таки местные во избежание неурядиц от высоких гостей старались держаться подальше. А я порадовалась, что новомодность и смелость моего наряда нивелируется компанией мужчин, в которой мне посчастливилось совершать прогулку. Ко мне тоже не осмеливались обращаться, хоть глаза встреченных нами людей и округлялись от удивления. К моему счастью и заметному облегчению никто с презрением не сплевывал под ноги и не орал: «Срамота!».
Его Светлость повел нас по продуктовому ряду, где мы закупили орехов, сушеных слив, уже нарезанного сыра, вяленого мяса и прочих мелочей, призванных скрасить долгое путешествие. Все это лорд-канцлер собственноручно упаковывал, надежно запечатывал, а после вместе с монеткой отдавал мальчишкам-посыльным, которые споро относили покупки в нашу повозку, что ждала на специальной стоянке. За сохранность продуктов, как и за то, что в них не подсунут очередную отраву, можно было не волноваться – я рассмотрела слабое мерцание фиолетового камня в медальоне Его Светлости, а это могло значить только одно: менталист использовал магию.
Постепенно рынок начал приходить в себя от потрясения, люди робко продолжили совершать покупки, и нам уже не уделяли столь пристального внимания. Пока мужчины рассматривали всякие полезные для походов штучки, приправленные магией, я засмотрелась на шкатулку, выставленную ремесленником на соседнем прилавке. Небольшая коробочка малахитового цвета, была настолько искусно выполнена, что я долго не могла отвести от нее глаз, стараясь запомнить в деталях. Природный гладко шлифованный узор самоцвета на крышке был украшен букетиком из полевых цветов лонита. Стебли, если верить торговцу, были выполнены из чистейшего золота, а головки цветов – из белого халцедона. Цена у шкатулки была для меня заоблачной – ползолотого, и позволить себе ее приобрести я, конечно же, не могла. Но кто помешает мне заказать почти такую же у местных умельцев родного города, если я туда все же вернусь? И пусть она будет выполнена из крашеного дерева, а вместо самоцветов, добытых в горах, украшать ее будут простые стекляшки, складывать в нее те немногочисленные украшения, что достались мне от мамы и бабушки, будет необычайно приятно. Сейчас же приходится мамин кулон и пару простых колец заворачивать в специальную тряпочку и убирать в стол. Отправляясь в путешествие, кольца я благоразумно оставила дома, а вот кулон, сколько себя помню, всегда был рядом со мной. Может, кому-то это покажется глупостью – настолько привязываться к вещам, но в таком случае вряд ли он терял самого близкого человека в шесть лет, а значит, и понять моих чувств ему не дано.