сцелиться. Чтобы наслаждаться жизнью, требуется особая, невесомая поступь духа, а сожаления о минувшем сделают его походку тяжелой, как у слона, мечущегося между посудными лавками. Хотите получить рекомендацию квалифицированного лекаря? Немедленно выговориться! Заодно и мое любопытство утолите.
– Хитрая какая, – я почувствовал, что мои губы расползаются в улыбке, на удивление искренней для человека в моем положении.
– А то. Конечно, хитрая, на том и стоим, – она вышла из-за стойки и проворно завесила окна синими занавесками, пояснив: – Это – знак моим постоянным клиентам, что я занята и не могу уделить им внимание. А случайные посетители нам не помешают – если и зайдет кто-нибудь, пусть себе сидит за дальним столиком, какое нам до него дело? Начинайте же. Бог с ними, с башмаками и кораблями, успеется еще. Рассказывайте о ваших грустных чудесах.
Разумеется, я ей все выложил. Это было лучше, чем исповедь, целительнее, чем сеанс у психоаналитика. Потому что когда рассказываешь о себе правду и только правду, стараясь при этом быть увлекательным или хотя бы забавным, эффект поразительный: собственные горести начинают казаться старым анекдотом, который ты сам уже когда-то от кого-то слышал. А страдания героя анекдота могут разве что насмешить, такой уж это жанр.
– Да, дела, – задумчиво сказала Альфа, когда моя история наконец подошла к концу. – Получается, вы – выдумка? Что ж, это как раз не удивительно. Здесь, в Городе, встречаются те, чья судьба отчасти похожа на вашу. Только вас придумал колдун, а их – обычные люди, литераторы, чудаковатые господа, которых, как правило, никто не принимает всерьез. Некоторых, однако, придумали столь удачно, что публика в них влюбилась. А тот, кого очень любят, непременно становится живым. По крайней мере, здесь, в Тихом Городе. У местных мудрецов есть множество идей касательно природы этого места – о, они бы, пожалуй, сошли с ума, если бы не взяли за правило раз в день после обеда придумывать очередное объяснение для тайны, частью которой стали! Одна из теорий мне очень нравится. Она гласит, будто Тихий Город помешан на любви. Он любит своих обитателей и делает все, чтобы внушить нам любовь к себе. Что ж, большинство моих знакомых действительно привязаны к этому месту, да и я сама, признаться, тоже. С другой стороны, Тихий Город ревнив, как шекспировский мавр, он собственник и нежный тиран, поэтому уйти отсюда невозможно. И смотрите, как интересно получается – если теория верна, и Город действительно помешан на любви, нет ничего удивительного в том, что он помогает воплотиться тем вымышленным образам, которые притягивают к себе любовь живых. Поэтому у вас есть шанс случайно встретить на улице персонажа вашей любимой детской книжки. Имейте в виду и не падайте в обморок, если что. Впрочем, ко мне они не заходят. Тихий Город велик, и каждый может найти здесь местечко по вкусу. Но если вас разберет любопытство, я подскажу, где их искать.
– У меня не было любимых детских книжек, поскольку мое детство – фантазия сэра Джуффина Халли, – флегматично возразил я. – Впрочем, фальшивые воспоминания о том, как я взахлеб читал книжки, по-прежнему выглядят вполне достоверно. Так что, может быть, когда-нибудь потом меня заинтересует ваше любезное предложение.
– Потом так потом. Возможно, Тихий Город – единственное место во Вселенной, где можно позволить себе роскошь откладывать на потом. Что-что, а время здесь – мелкая монета. Мы давно разучились его ценить. Рай – это место, где не нужно торопиться и невозможно опоздать, не так ли?
Она дружески подмигнула мне, поднялась, отодвинула занавеску, распахнула форточку. В кафе ворвался теплый ветерок, он принес нам свежий запах мокрой зелени и несколько обрывков смутно знакомой мелодии. Звуки, словно сухие листья, плавно опустились к моим ногам. Где-то в конце улицы играли – неужели на аккордеоне? Из плотной синевы сумерек раздавался приглушенный смех и цокот острых каблучков.
– Да уж, чем не рай, – криво улыбнулся я. – Самое смешное, что примерно так я его и представлял. Был совершенно уверен, что в раю всегда сумерки и кажется, будто только что закончился дождь, цветет сирень и непременно каштаны. И знаете, в саду за домом, где я, скорее всего, поселюсь, действительно полно сирени. И я видел цветущий каштан в соседнем переулке, когда шел сюда. А еще мне казалось, что в раю температура воздуха навеки – плюс девятнадцать по Цельсию. И в любое время суток можно зайти в маленькое уютное кафе, где мне обрадуются и с удовольствием выслушают, но при этом не огорчатся, если мне взбредет в голову не показываться там неделями.
– Намек поняла, – насмешливо кивнула Альфа. – Можете быть покойны, если вы исчезнете, я и не подумаю огорчаться. А если зайдете на огонек, обрадуюсь непременно. Вы мне нравитесь, Макс. И ваша история сама по себе – весьма элегантный сюжет. Хотя она все же недотягивает до совершенного литературного сюжета.
– А что такое, по-вашему, совершенный сюжет? – удивленно спросил я.
– Хотите знать, что такое совершенный сюжет? Что ж, могу рассказать. Наделите своего героя теми качествами, которые вы считаете высшим оправданием человеческой породы; пошлите ему удачу, сделайте его почти всемогущим, пусть его желания исполняются прежде, чем он их осознает; окружите его изумительными существами: девушками, похожими на солнечных зайчиков, и мудрыми взрослыми мужчинами, бескорыстно предлагающими дружбу, помощь и добрый совет. А потом отнимите у него все и посмотрите, как он будет выкарабкиваться. Если выкарабкается – а он выкарабкается, поскольку вы сами наделили его недюжинной силой! – убейте его. Он слишком хорош, чтобы оставаться в живых. Пусть сгорит быстро, как сухой хворост. Это жестоко и бессмысленно, зато достоверно. Вот такую историю я бы непременно написала, если бы принадлежала к числу господ литераторов. Но я, слава богу, не литератор, а всего лишь женщина, случайно ставшая бессмертной, спрятавшись между строчек чужих стихов.
– Но этот ваш совершенный сюжет очень похож на мою историю, – дрогнувшим голосом сказал я.
– На первый взгляд похож. Но вы живы. Да еще и в рай, можно сказать, при жизни попали. Здесь с вами ничего не случится. Не сгорите, небось.
– Возможно, сейчас вы беседуете именно с горсткой пепла, – горько усмехнулся я.
– Не мудрите. Горстка пепла, в отличие от вас, не может наслаждаться беседой, вкусом горячего шоколада и запахом мокрой листвы. Так что не пробуйте меня разжалобить, не выйдет. С какой стати? Вы – счастливчик. Если хотя бы четверть того, что вы мне рассказали, правда, о вас наверняка будут помнить дольше, чем обо мне; значит, вполне может оказаться, что вы – бессмертнее меня. Только это здесь и имеет значение. Только это! Те, кого некому помнить, исчезают, лишь их прозрачные тени иногда появляются на улицах. Они жмутся к фонарям, поскольку темнота для тени – то же самое, что забвение для любого из нас. Небытие.
– Не понимаю, – удрученно признался я. – Предположим, меня будут помнить дольше, чем вас. Следовательно, я останусь жив. Но я-то вас буду помнить! Получается, что вы не исчезнете, пока не исчезну я, разве не так?
– Не так. Наша с вами память друг о друге не в счет, так уж все устроено. Почему – не знаю. Возможно, это свидетельствует о том, что обитатели Тихого Города не так уж и живы. Но мои ощущения доказывают обратное, а я привыкла доверять собственным ощущениям больше, чем теоретическим изысканиям.
Мы угрюмо помолчали. Потом моя новая приятельница хлопнула себя ладошкой по лбу и рассмеялась:
– Эврика! Вполне возможно, теперь я действительно гораздо более бессмертна, чем прежде.
Я адресовал ей вопросительный взгляд. Она объяснила:
– Мои шансы на долгую-долгую жизнь связаны не с вами, а с нашим общим приятелем Чиффой, который, как вы говорите, вернулся домой. Он ведь колдун? Если верить вам, то еще какой! А хороший колдун вряд ли станет умирать от старости в собственной постели. И вообще вряд ли станет умирать, правильно? А уж он-то меня никогда не забудет.
– Да, действительно, – улыбнулся я. – Вам повезло, Джуффин – мужик живучий. А вас и правда невозможно забыть. Это не комплимент, а констатация факта.
– Что-что вы сделали с фактом?
– Поймал и как следует отконстатировал, – важно объяснил я. – На свете стало одним констатированным фактом больше.
– Это следует отметить, – рассмеялась Альфа. – Что выпьете? Впрочем, не отвечайте, попробую угадать. Джин или ром?
– И то и другое, можно без хлеба.
Она одобрительно кивнула, опознав цитату из Винни-Пуха, и загремела стаканами. Атмосфера, сгустившаяся было в течение последних минут (со стороны мы, наверное, походили на пациентов санатория для туберкулезников, обсуждающих свои последние рентгеновские снимки), разрядилась окончательно и бесповоротно.
К тому времени как в «Салоне» начали собираться завсегдатаи, мы с хозяюшкой опустошили полбутылки джина, перешли на «ты» и вообще чувствовали себя старыми, чуть ли не фронтовыми друзьями.
Альфа бесцеремонно сообщила своим приятелям, что выменяла меня у некоего Альги. Тот, дескать, получил Чиффу, ящик португальского портвейна и горшок с голубой геранью, а она – нового клиента. О том, что Джуффин покинул Тихий Город навсегда, мы договорились молчать.
Альфа утверждала, будто такая новость поспособствует новой вспышке эпидемии черной меланхолии. Чужая участь нередко кажется завидной даже тем, кто искренне полагает себя одним из обитателей рая. Она же заверила меня, что на исчезновение Джуффина никто не обратит внимания и уж точно никто не станет его разыскивать – ни в заведении этого загадочного Альги, ни где-либо еще. Приветливое равнодушие к отсутствующим было здесь единственным обязательным правилом хорошего тона.
Заодно Альфа успела объяснить мне, что любить стоит только тех, кто в данный момент находится рядом, и только до тех пор, пока за ними не закроется дверь.
Следовать этому правилу оказалось неожиданно легко. Человек, существующий только в памяти, ничем не отличается от призрака. Я даже удивился, что сам не додумался до такой простой и очевидной вещи.