– Да ну, вряд ли. Я, знаешь ли, вполне познаваем, мое тайное имя не зашифровано на шкуре ягуара, иногда я потею и даже хожу в туалет. Да, я же еще и курю, неужели забыл? Так что бога из меня не получится – ни с большой буквы, ни с маленькой.
– Вы уверены? – настороженно спросила молчавшая до сих пор Доротея.
– Вполне. И не «вы», а «ты», мы же только что договорились.
– Ладно, – согласилась она. – «Ты» так «ты»… Вообще-то даже жалко, что ты не бог. Меня бы вполне устроила Вселенная, у которой такой симпатичный создатель.
– Откуда ты знаешь, что я мог бы наворотить? В свое время я был знаком с одним чудесным человеком. Думаю, он был самым славным парнем из всех, кого мне доводилось встречать. Он писал книги, на мой вкус, вполне занятные. Но как этот тип издевался над своими героями! А ведь хороший писатель – это демиург в миниатюре. Так что…
– Я понял: ты – это Он! – внезапно встрепенулся притихший было Дракула.
– Кто – «он»?
– Князь Тьмы, – благоговейным шепотом объяснил Влад.
– Ну уж нет, – рассмеялся я. – Благодарю покорно! Куда мне – ни рогов, ни копыт, ни хвоста, хочешь – можешь проверить… И потом, я же не пытаюсь купить у тебя душу. Даже не прицениваюсь.
– А зачем тебе покупать мою душу, если она и так принадлежит тебе?
Я начал понимать, что не создан для теологических дискуссий. Разумные аргументы иссякают у меня даже быстрей, чем терпение.
– Что он имеет в виду, когда называет тебя князем тьмы, Али? – заинтересовался Мухаммед.
– Он имеет в виду, что я – самый главный шайтан!
Мухаммед укоризненно покачал головой.
– Али – не шайтан, а рука Аллаха, – объяснил он Дракуле.
– Все правильно: твоему Аллаху поклоняются язычники. Поэтому тот, кто является его рукой, и есть… – Князь Влад замялся, подбирая подходящий эвфемизм, и замогильным шепотом закончил: – Он!
Произнести вслух слово «сатана» бедняга так и не решился.
– Как ты можешь говорить такое?! – возмутился Мухаммед. – Аллах пребывает в сердцах праведных, это твоего Ису почитают неверные!
– Эх, записывать за ними некому, – вздохнул Анатоль. – Позвал бы ты, что ли, Хармса в летописцы, дружище. Если, конечно, он – один из нас, в чем я, по правде сказать, крепко сомневаюсь.
– С твоей армией все в порядке, Владыка. Несколько тысяч человек погребено под обломками храма, но число погибших представляется ничтожным, если вспомнить, сколь велико твое войско, – отрапортовал Джинн.
Мухаммед и Дракула тут же прекратили теологический диспут и внимательно уставились на меня. Хотел бы я знать, чего они ожидали? Большого мистического шоу с фейерверком и оживлением мертвых в финале – так, что ли?
– Несколько тысяч? – упавшим голосом переспросил я. – Совсем плохо! Зря я так поспешно разрушил этот храм. Надо было подождать, пока все пройдут.
– Если бы ты не разрушил храм, его хозяин наверняка захотел бы продолжить битву, – заметил Джинн.
– И попытался бы «расчленить» нас, как горемычного брата своего Осириса, – ехидно вставил Анатоль. – Я этих египетских богов насквозь вижу!
– Наш противник оказался весьма силен и по-прежнему подвержен приступам божественного гнева, совсем как в былые времена. Поэтому нам следует не печалиться, а ликовать, что жертв оказалось так мало, – заключил Джинн.
– Ладно, буду ликовать, – мрачно согласился я. – Странно вообще-то, что кто-то погиб. Эти ребята недавно воскресли из мертвых. Я думал, они навсегда избавились от глупой привычки умирать – разве нет?
– Ты подарил им еще одну жизнь, но не бессмертие, – возразил Джинн. – Твои люди почти так же уязвимы, как и прежде. А бессмертия вообще не существует, ни для кого. Даже для тебя, Владыка. Иногда смерть можно отсрочить, но ее нельзя отменить.
– Спасибо, обнадежил. Ладно, пора в путь. Уже совсем темно, а эти развалины не кажутся мне идеальным местом для ночлега. Но наверное, сначала следует похоронить наших мертвых. Ты справишься с этой неприятной работой, дружище?
– Работа как работа, не труднее прочих, – ответствовал Джинн. – Скажи только, по какому обряду я должен их похоронить?
– А что, есть разница?
– Не знаю. Тебе виднее.
– Что ж, тогда сожги их. Огонь – это единственное чудо, которое живые могут сделать для мертвых. Разведи большой костер на развалинах храма, и пусть пламя будет безжалостным и жадным. Пусть искры погребального костра пляшут среди звезд, пока не угаснут, а когда умрет огонь, утренний ветер сам смешает пепел с песком, и у смерти не останется ничего от ее богатой добычи. Она уйдет с пустыми руками и, возможно, поймет, что с нами не следует связываться, – невелик интерес.
– Да ты поэт! – изумился Анатоль.
– Был когда-то, – смущенно буркнул я. – Довольно давно и без трагических последствий. Я очень вовремя остановился: уже после того, как старательно соскреб защитный слой сала с собственного сердца, но прежде, чем завел себе милую привычку заливать мировую скорбь дешевым вином и выть на злодейку луну, поскольку «меня никто не любит».
– «Соскреб сало с сердца»? Хорошо сказано! – обрадовалась Доротея. Анатоль молча покивал.
Мы немного полюбовались на оранжевое пламя, медленно разгорающееся в темноте – неутомимый Джинн уже взялся за дело, – и поехали дальше. Войско следовало за нами, преисполненное восхищения, скорее вдохновленное, чем напуганное, – им-то я не удосужился объяснить, что не являюсь ни богом, ни дьяволом – молчаливое, бесстрашное, равнодушное к смерти. Я затылком чувствовал их настроение, и оно немного пугало меня самого.
Часа через два я решил, что теперь вполне можно остановиться. Я вовсе не был уверен, что моей армии действительно требуется отдых. Вполне могло оказаться, что эти ребята способны идти за мной не останавливаясь и даже не требуя воды и пищи. Но я никак не мог отделаться от мысли, что там, позади, идут нормальные живые люди, пусть даже восставшие из мертвых – какая, к черту, разница? И среди них наверняка есть такие же симпатичные ребята, как мои «генералы», просто у меня не нашлось времени с ними познакомиться. Мне было приятно думать, что они, как и я, любят спокойно посидеть у костра рядом с новыми – а возможно, и старыми – приятелями, болтая о какой-нибудь милой чепухе за чашкой чая или чего-нибудь покрепче.
Из меня получился самый наивный предводитель «темных сил» всех времен. Мир катился в тартарары, а я прилагал все усилия, чтобы путь армии воскресших мертвецов к месту Последней битвы хоть немного смахивал на затянувшуюся поездку за город с непременным пикником и продолжительным бестолковым трепом обо всем на свете.
Сам я удобно устроился на мягком ковре в нескольких шагах от костра. Заботливый Джинн протянул мне чашку кофе. Я обрадовался, вдохнул его густой аромат и отставил угощение в сторону.
– Странно, мне больше не нравится этот запах. Что происходит с моими любимыми привычками? И что, интересно, я без них буду делать?
Ряд экспериментов показал, что запахи вкусной еды и табачного дыма тоже не вызывают у меня никакого энтузиазма, скорее наоборот. Да и не хотелось мне ни есть, ни курить, ни даже спать.
Вообще-то очень удобно, но я начал нервничать. Разум во весь голос орал, что со мной не все в порядке. Тоже мне новость.
– Кажется, я все-таки превращаюсь в ангела. Какой ужас! – пожаловался я Джинну.
– Ты ни в кого не превращаешься. Просто возвращаешься к себе, Владыка. Когда-то ты прекрасно обходился без сна и еды – я уже не говорю обо всем остальном! – поскольку не знал, что существуют такие вещи, как сон и еда. Или знал, но тебе не было до них дела.
– Хочешь открою тебе тайну, дружище? – невесело усмехнулся я. – Мне страшно.
– Это пройдет, – пообещал он. – Когда-то ты вполне обходился и без страха.
– Мне все время кажется, что этот могущественный тип, которого ты называешь «владыкой», только и ждет удачного момента, чтобы сожрать меня с потрохами и остаться на хозяйстве, – признался я.
– Не выдумывай. Никто тебя не «сожрет», даже если очень попросишь. Ты весьма забавно это себе представляешь! Послушать тебя, так выходит, что есть ты сам и кто-то еще – могущественный чужак, претендующий на то, чтобы занять твое тело. Но ты – это только ты, Владыка, и изменить сей факт невозможно. – Отточенным движением старого фокусника Джинн извлек из воздуха колоду карт и помахал ею перед моим носом. – Эту колоду карт можно перетасовать так, что сойдется самый сложный пасьянс, а можно – так, что не сойдется даже самый простой. Но колода-то всегда одна и та же: четыре масти, пятьдесят две карты. Если что и изменится, так это их порядок. Можешь считать, что ты – такая же колода карт, и как раз сейчас тебя тасует очень хороший шулер, вот и все.
– Хочешь сказать, что скоро сойдется даже самый сложный пасьянс? – невольно улыбнулся я. – Ты здорово все объяснил, но мне все равно страшно. Наверное, ты прав, и это пройдет, но какое мне дело до светлого будущего, если здесь и сейчас – невыносимо!
– Знаешь, я слышал, что люди, которые очень долго просидели в темнице, нередко боятся выходить на свободу. У тебя тот самый случай, Владыка, – сочувственно сказал Джинн. – Что они с тобой сделали?!
– Кто – они?
– Твои тюремщики или товарищи по заключению – называй как хочешь. Просто люди, среди которых ты слишком долго жил. Они и сами слишком долго жили друг возле друга. В отличие от них тебе очень повезло, Владыка, – хочешь или нет, а тебе придется покинуть свою темницу. Так уж все сложилось.
– И что является «темницей» в моем случае? – нахмурился я.
– Вот это, – прохладный палец Джинна осторожно прикоснулся к моему лбу.
– Знал бы ты, в каком количестве душеспасительных книжек описаны подобные сцены, – нервно рассмеялся я. – А сейчас ты скажешь, что «Дао, выраженное словами, не есть настоящее Дао», и шарахнешь меня по голове чем-нибудь тяжелым. После этого сатори я непременно просветлею, и все будет хорошо.
– С чего это я должен бить тебя по голове, Владыка? – изумленно спросил Джинн. – Неужели тебе это нравится?