аметил, что Одина эта перемена обрадовала не меньше, чем меня самого. «Наверное, он в нее немножко влюблен, – сочувственно подумал я. – Или даже не “немножко”. Его можно понять».
– Да, к сожалению, я действительно не так безобразна, как хотелось бы, – проворчала Афина, заметив, с каким нескрываемым восторгом мы оба на нее пялимся. – Ничего, переживете.
Один нахмурился, смущенно и сердито, словно его застали за каким-то неприличным занятием, вроде ковыряния в носу. Мне стало смешно и немного грустно: тоже мне боги! Проблемы этих симпатичных ребят вполне укладывались в рамки какого-нибудь примитивного молодежного телесериала.
– А ты ведь тоже красавчик, гость, – неожиданно заметила Афина. – Тебе это никогда не мешало?
– Скорее наоборот. Я бы даже не отказался кое-что подправить и улучшить, чтобы моя жизнь стала совсем уж лучезарной.
– Ну да, ты же мужчина – если, конечно, не притворяешься! – вздохнула она.
– Куда уж мне. Да и зачем?
– Ну, не знаю – мало ли зачем… Мне, например, доставляет удовольствие пребывать в мужском теле. Да и нашего Ареса никто силой не заставляет превращаться в белокурую красотку – просто ему так нравится. Скучно всю жизнь оставаться тем, кем родился, – объяснила Афина. – Так что попробуй на досуге, мой тебе совет.
– Мне кажется, что гостя, да еще и такого, которому мы обязаны избавлением от напасти, следует не только развлекать беседой, но и щедро угощать, – вмешался Один.
– Легендарное гостеприимство северных варваров, как же, – рассмеялась она. – Ладно уж, Хрофт, не дуйся. Если тебе кажется, что в брюхе нашего гостя должно оказаться как можно больше пищи, что ж, значит, будем ее туда помещать. Кто я такая, чтобы спорить с тобой, о Отец Мудрости? Пойду погляжу, осталось ли хоть что-то в наших оскудевших закромах.
Она вышла из комнаты с таким злорадным выражением лица, словно собиралась насильно напоить нас с Одином рыбьим жиром, а на десерт подать кипяченое молоко с пенками.
– Я давно не видел Палладу такой веселой, – заметил Один. – Ты вернул ей радость, гость. Хотел бы я знать, кто ты? Не из пустого любопытства, а для того чтобы понять, кем надо быть, чтобы вернуть ей радость?
– Наверное, для этого надо быть наваждением, – усмехнулся я.
– И каково оно – быть наваждением? – с неподдельным интересом спросил Один. – Мертвым я уже был, а вот наваждением – никогда.
– Я тоже был мертвым. Правда, всего пару раз и совсем недолго. Если честно, мне совсем не понравилось.
– Мне тоже не слишком, – согласился Один.
– А вот быть наваждением – редкостное удовольствие. Все равно что быть живым, только еще лучше… Нет, не знаю, как объяснить.
– И не нужно. Мне понравилось, как ты это сказал. Ты произнес нескладные слова, в которых не было ни капли пойла скальной твари, так, что на миг меня посетили все твои чувства. Это великий талант – говорить так! Ты мог бы стать знаменитым скальдом.
– Скальдом? Я уже пробовал однажды, получилось не очень-то, – признался я. – Правда, тогда я был ужасно молодой и такой глупый – завидки берут.
– Значит, тебе следует попробовать снова. Глядишь, теперь получится. Ты не кажешься мне молодым, хотя на твоем лице отпечаталось не слишком много прожитых лет.
– Ладно, попробую, – улыбнулся я. – Если еще успею.
– Все можно успеть, – строго сказал Один. – Даже за день до Последней Битвы еще можно успеть сделать все, что должно. Если бы я так не думал, я бы уже давно узнал на собственной шкуре, что такое отчаяние.
– Что ж, я рад, что ты до сих пор не знаком с его горьким вкусом, от которого сохнут губы и появляются слезы на глазах…
Один поморщился.
– Не продолжай, гость. Ты слишком хороший скальд! Если ты произнесешь еще несколько слов, я, чего доброго, сам почувствую этот проклятый вкус…
– Извини, – удивленно сказал я. – Но думаю, что дело не в моих талантах. Просто ты сам – гениальный слушатель.
– Это правда, – согласился он. – Больше того, я – единственный НАСТОЯЩИЙ слушатель. Всякий скальд слагает слова в строчки лишь для того, чтобы доставить мне радость. Даже те, кто не подозревает о моем существовании. И горе тому, чьи труды не достигли моего слуха! В его стихах не будет силы. Как бы мастерски ни сплетал он слова, без моей помощи они не найдут путь ни к одному из сердец.
– Теперь все ясно. Уж мои-то труды явно ни разу не достигали твоего слуха! – рассмеялся я. – Оно и к лучшему, по крайней мере, сегодня мне не приходится краснеть.
Афина вернулась к нам во главе целой армии своих больших оживших игрушек – Любимцев, как она их называла.
– Веселитесь? Ну-ну… Впрочем, это неплохо: наконец-то в моем доме хоть кто-то веселится! А то в последнее время здесь уже стены стонут от наших с Одином угрюмых рож.
Пока она насмешничала, мохнатые существа принялись хлопотать, торопливо расставляя бесчисленные мисочки и кувшинчики. У меня создалось впечатление, что хозяйка велела им с максимальной скоростью загромоздить посудой все свободное пространство, не слишком заботясь о правилах сервировки. По крайней мере, один из драгоценных сосудов они умостили точнехонько между носками моих сапог. Я выразительно потоптался на месте, рыжий плюшевый медвежонок виновато пискнул и торопливо потянул посудину в самый дальний угол.
– За тебя, гость! Ты не только избавил нас от охотников, ты принес в этот дом радость. Вечер, завершившийся улыбками, – такой роскоши мы давненько не знавали, – торжественно сказал Один, поднимая восхитительную чашу.
Подобной красоты я не встречал ни в одном из альбомов по античному искусству. Еще бы, все же это была не какая-нибудь очередная археологическая находка, а личное имущество великой богини.
Афина протянула мне точно такую же чашу и ободряюще подмигнула: дескать, не бойся, не отравлено! Я попробовал было сделать глоток, но у меня ничего не вышло.
Вообще-то мне не раз снились сны, в которых я ел и пил – порой в таких невероятных количествах, что вспомнить страшно. Самое смешное, что иногда после таких сновидческих пирушек я просыпался в самом настоящем похмелье – при том, что наяву не пил ничего крепче обыкновенного чая. Но на сей раз у меня ничего не получилось. Кажется, в моем горле попросту отсутствовали какие-то важные приспособления, с помощью которых производятся глотательные движения.
– Плохо все-таки быть наваждением! – виновато сказал я. – Ни тебе выпить, ни тебе пожрать. Обидно! Вы уж не сердитесь, в этой истории я скорее пострадавший.
– Ты не можешь есть? Интересно! – Афина разглядывала меня с откровенным любопытством, словно у меня только что появилась еще одна пара глаз и начала проклевываться третья.
– Обычно могу, – я чуть не плакал от досады.
– Надеюсь, это не потому, что наше угощение тебе не по нраву? – забеспокоился Один.
– Угощение-то мне как раз по нраву. Просто я разучился есть и пить. Надеюсь, что это временно, иначе что за жизнь у меня начнется? Никаких развлечений!
Афина рассмеялась, Один сочувственно покачал головой. Уж он-то не счел мои слова шуткой. Впрочем, я и вправду огорчился. В кои-то веки получил возможность попробовать легендарные нектар и амброзию – и тут на тебе!
Тем не менее вечеринка вполне удалась. Мне ужасно не хотелось просыпаться, возвращаться к дурацкой действительности, больше всего похожей на замысловатую галлюцинацию душевнобольного милитариста. Но было ясно, что скоро придется…
– …О, да у вас тут весело, а меня почему-то не позвали!
Я обернулся и увидел, что на пороге стоит невысокая симпатичная барышня с роскошной кудрявой шевелюрой.
– И трудиться не стоило. Ты же любишь приходить без приглашения. И как это мои Хранители тебя пропустили? – нахмурилась Афина.
Я сразу понял, что она не слишком рада гостье.
– О, договориться с Хранителями было проще простого, – отмахнулась женщина. – В сущности, они – всего лишь тени, а мне всегда было легко находить общий язык с существами, рожденными темнотой.
– Сидела бы ты лучше на амбе Геры и усердно возносила хвалу Зевсу за то, что он не захотел оставлять тебя без крова. Я, знаешь ли, еще не успела истосковаться по тебе, Геката, – Афина в сердцах швырнула на пол свой пустой кубок и отвернулась.
– Не стоит сердиться, Паллада, – мягко сказал ей Один. – Нельзя гнать на улицу того, кто стоит на твоем пороге. Сколько раз я тебе говорил: такие поступки отпугивают удачу.
– Это всего лишь твои суеверия, Игг. При чем тут я?
– Ты напрасно злишься на меня, Минерва, – примирительно сказала гостья. Не дожидаясь особого приглашения, подошла к столу. Села, огляделась и уставилась на меня.
Некоторое время она с нескрываемым интересом изучала мою персону, словно бы напряженно раздумывала, брать ли меня на ответственную должность в своей фирме или поискать кого-нибудь другого.
«Геката, Геката… – я мучительно напрягал память. – Богиня ночи, кажется. Странно, что я до сих пор не видел ее среди Олимпийцев. Но ведь она должна быть трехликой, огромной и ужасающей – разве нет? Впрочем, какую только чушь порой не вычитаешь в книжках…»
Мои сумбурные размышления были прерваны довольно бесцеремонным образом.
– А это кто такой? – спросила Геката, бесцеремонно тыча в мою сторону указательным пальцем. – Он мне нравится!
– Приятно слышать, – растерянно сказал я.
– Ладно, кто ты такой – не так уж интересно, – отмахнулась Геката. – Пойдем-ка прогуляемся.
– С какой это стати? – удивился я.
– Просто так. Луна сегодня чудо как хороша. Уж я-то знаю толк в оттенках лунного света.
– Что ты замышляешь, Геката? – встревожилась Афина. – Не вздумай причинять вред моему гостю. Пока он здесь, он под моей защитой.
Я был приятно удивлен. Так мило с ее стороны – знать, кто я такой, и все равно заботиться о моей безопасности.
– Поверь мне, Минерва, легче погасить десяток звезд на небе, чем причинить хоть какой-то вред твоему драгоценному гостю, – усмехнулась Геката. – Впрочем, ты и сама это знаешь.