– Ну, если ты так говоришь, значит, правда. И все-таки куда мы пойдем?
– Куда – не знаю, но мы уже там, – рассмеялся я. – Как всегда, достаточно было захотеть! Здесь темно, а ведь только что был полдень. Посмотри под ноги – нет больше никакого загородного шоссе, только узкая каменистая тропинка во мху. Кажется, я никогда раньше здесь не был.
– Шишка, – констатировала Афина, подняв с земли какую-то штуковину. Отбросила ее в сторону, подняла еще что-то и самым серьезным тоном сообщила: – Еще одна шишка. Мы в лесу, да?
– Наверное. В лесу или в очень большом парке. Думаю, скорее второе. Здесь чувствуется рука человека. Тропинки слишком ровные… Ага, я угадал! Видишь, там, среди деревьев, фонари, просто сейчас они не горят. Но все равно здесь здорово. Чувствуешь, как пахнет воздух?
– Да. Хвоей, сыростью и еще чем-то горьким.
– Дымом. Можно подумать, что местный смотритель дезертировал из моей армии, вернулся на работу и принялся жечь прошлогодние листья. Если так, я на него не в обиде.
– Макс, а зачем?.. – начала было Афина и умолкла на полуслове.
– Зачем мы сюда пришли? Ты и сама отлично это знаешь. Ты давно меня раскусила, разве не так? Ты ведь знала, что делаешь, когда присылала ко мне Гекату, принявшую твой облик, – счастье, что мой Джинн ее вычислил! Ладно, дело прошлое… Одним словом, я очень хочу, чтобы ты проиграла этот ваш с Одином дурацкий спор, – вот, собственно, и все. Если эта идея вызывает у тебя отвращение, скажи сразу. Мы можем тут же вернуться обратно и пообедать или сходить по нужде – на выбор. Впрочем, можно напоследок оттянуться по полной программе, позволить себе и то и другое… Правда, здорово?
– Почему ты говоришь так сердито? – тихо спросила она.
– Потому что я нервничаю. Боюсь, что ты пошлешь меня подальше, прямо сейчас, – и все!
– Прямо сейчас не пошлю. Может быть, позже. Сначала я хочу спросить…
– Уже легче! – улыбнулся я. – Спрашивай.
– Почему ты затеял эту прогулку? Все и так было неплохо, разве нет?
– Плохо, – я помотал головой. – Ты и сама знаешь, что плохо. Может быть, ты никогда не признаешься себе, что тебе и самой позарез требовалось услышать от меня что-то в таком роде – неважно! Я видел твои глаза сегодня, и мне больше не требуется никаких доказательств. Не знаю, как ты, а я не хочу угробить последние мгновения своей жизни на мучительные сожаления – просто не могу позволить себе такую роскошь. Я и так слишком долго тактично отмалчивался – из уважения к твоей божественной неприкосновенности, скажем так. Все время думал, что когда-нибудь ты сама дашь мне понять, что я напрасно скромничаю. Но сегодня утром я довольно убедительно говорил, что у нас больше нет времени, и вдруг понял, что у меня его тоже нет. Какое уж там «когда-нибудь».
– Больше нет времени, это правда, – эхом откликнулась она. – Да, ты умеешь убеждать. Но ничего не выйдет, Макс. Я не могу принадлежать мужчине. Ни одному из Бессмертных, ни уж тем более человеку. Такова моя сущность, ничего не попишешь.
– Отлично. Значит, тебе со мною чертовски повезло. Мне не нужно «принадлежать». Я и сам-то себе не принадлежу! Кроме того, я не человек и не один из ваших – так, наваждение.
– Солнечный зайчик, да? – вдруг рассмеялась она.
– Да, – серьезно согласился я. – Ты всегда знала, что я могу стать единственным исключением из правила. Именно поэтому ты так радовалась моим визитам и никак не могла заставить себя враждовать со мной по-настоящему.
– Ты разбудил что-то в моем сердце, это правда. Но…
– Никаких «но»! – улыбнулся я. – Ты еще не поняла? Со мной можно все – просто потому, что это не считается. Я как предрассветный сон, о котором у тебя почти не останется воспоминаний. А даже если и останутся – какая разница, мало ли что может присниться?
Пока я говорил, Афина подходила все ближе.
– И правда. Мало ли что может присниться, – удивленно повторила она.
Я почувствовал, что ее теплая ладонь нерешительно прикоснулась к моему запястью – господи, кто бы мог подумать, что обыкновенное прикосновение чужой руки может заставить мир завертеться перед моими глазами!
– А ведь считается, что я попал в совершенно необитаемое место!
Чей-то голос заставил нас обоих подскочить на месте. Забавно: мы с Афиной вели себя в точности как школьники, застуканные в подъезде.
– Глазам своим не верю. Что вы здесь делаете, да еще и вместе?
Я с ужасом понял, что к нам приближается Одиссей. В свое время он попросил нас с Джинном отправить его в какой-нибудь безлюдный уголок. Случаются же совпадения!
Я был в отчаянии. Сейчас он начнет расспрашивать нас, как идут дела, рассказывать о собственном времяпрепровождении, возможно, захочет отправиться вместе с нами… Одним словом, наше единственное и неповторимое свидание можно было считать завершенным. Афина уже отняла свою теплую ручку и поспешно отступила на несколько шагов.
«Пропади ты пропадом! – горько подумал я. – Только тебя мне здесь не хватало! Одиссей, миленький, будь другом, исчезни куда угодно, а лучше всего – в другую Вселенную, благо их число стремится к бесконечности!»
– Куда он подевался? – изумленно спросила Афина. – Он же только что шел нам навстречу…
Я растерянно моргнул и уставился в темноту. Одиссея действительно больше нигде не было. Потом до меня начало доходить, и я неудержимо расхохотался.
– Что ты, Макс? – почти испуганно спросила Афина. – Что вообще происходит?
– Ты не поверишь, но твой приятель Улисс только что загремел в другую Вселенную, – я снова рассмеялся. – Я все-таки выполнил свое обещание – нечаянно!
– Какое обещание?
– Однажды Одиссей попросил меня помочь ему покинуть этот мир, – объяснил я. – Твоему приятелю захотелось прогуляться по иным вселенным, пока мы здесь будем разбираться со своим скучным апокалипсисом. Я сказал, что постараюсь что-нибудь придумать – просто чтобы поднять ему настроение. Если бы я знал, как отсюда смыться, сам бы давным-давно сделал ноги. А сейчас он появился так не вовремя, и я от всей души пожелал ему оказаться как можно дальше отсюда, желательно – в другой Вселенной. Думаю, именно там он теперь и находится. Все довольны.
Афина еще больше нахмурилась, но вдруг махнула рукой и расхохоталась.
– Счастливчик он, этот Улисс! Если бы ты не зашвырнул его неведомо куда, с меня вполне сталось бы испепелить его взглядом. Он действительно очень не вовремя появился!
– Я рад, что ты тоже так думаешь. Значит, у меня есть шанс снова подержаться за твою лапку. Давай-ка ее сюда.
– В конце концов, мне просто интересно, как это бывает? – сказала она, решительно и смущенно одновременно.
– Вот так и бывает, – шепнул я, привлекая ее к себе.
А потом мы умолкли – очень надолго, потому что слова наконец-то стали не нужны.
Слова не понадобились и позже. Мы и так знали, что хотим сказать друг другу. Лучше молчать, чем бессвязно бормотать нежную бестолковую чушь о любви, рассуждать о страсти, которая всегда длится только одно мгновение, а все остальное время заполнено предчувствиями этого невероятного события или воспоминаниями о нем – и в сущности, нам очень повезло, что у нас почти не осталось времени на воспоминания.
– Это мгновение было очень большим, но оно так и не стало вечностью. Так всегда бывает?
Афина первой нарушила молчание, и мне пришлось сделать невероятное усилие, чтобы стряхнуть дивное оцепенение и снова стать существом, способным поддерживать беседу.
– Всегда. Мы слишком одинокие существа, чтобы получить в свое распоряжение одну вечность на двоих. Так уж по-дурацки все устроено!
– Это очень больно, – шепнула она. – Впрочем, я всегда подозревала, что за страсть придется дорого платить, и цена не кажется мне непомерной… Но скажи, а другие – они тоже платят так дорого?
– Иногда еще дороже, – печально улыбнулся я. – Годами скуки, раздражения, тупой боли в груди и жалкими попытками вернуть прошлое… Иногда они привыкают и даже умудряются считать себя счастливыми. Это гораздо страшнее, поверь мне на слово.
– Ты говоришь о том, как живут смертные, да? Что ж, хорошо, что нас миновала их участь.
– Иначе и быть не могло, – вздохнул я, обнимая ее за плечи.
Это последнее нежное прикосновение – все, что у нас осталось, но и оно не могло длиться вечно, поскольку законы мира, где мы все еще обитали, гласят, что одно событие непременно должно смениться другим.
– Нам пора возвращаться, – наконец сказала Афина. – Зачем тянуть? Еще немного, и я узнаю, что чувствуют смертные, когда из их глаз текут слезы, а мне это совсем не интересно. Только не говори Одину, что я проиграла наш с ним спор, ладно?
Я изумленно поднял брови – за кого она меня принимает, хотел бы я знать?
– Я знаю, что ты не скажешь. Но этого недостаточно. Надо сделать так, чтобы он не догадался. Он ведь довольно проницателен. Мы сможем держать себя так, словно ничего не было?
– Все было так замечательно, что я не слишком-то верю, что это действительно произошло со мной, – улыбнулся я. – Поэтому мне будет очень легко вести себя так, словно ничего не случилось.
– Думаю, мне тоже, – кивнула она. – Пошли отсюда, ладно?
– Обернись, и ты увидишь огни костров, – сказал я, неохотно снимая руку с ее плеча – навсегда. – Мы уже вернулись, и я сам не знаю, как это у нас получилось.
– Какая разница, как? Главное, мы уже там, где нам следует быть.
Афина резко развернулась и пошла туда, где сияли золотистые огоньки. Я смотрел ей вслед и равнодушно думал, что мой личный апокалипсис можно считать состоявшимся. Какая, к черту, разница, что будет дальше?
– Где вы пропадали? – ворчливо спросил Один, когда я уселся неподалеку от него, вытянул ноги и полез в карман за сигаретами – впервые за черт знает сколько времени мне ужасно хотелось закурить.
– Помнишь Одиссея? – откликнулся я.
Один равнодушно помотал головой.
– Да помнишь ты его. Приятель Афины, которого вы посылали к Локи.