В голодную и холодную блокадную зиму, под снарядами и бомбами балтийские подводники снарядили к плаванию свои корабли, вдумчиво освоили опыт кампании 1941 года. Особое внимание при этом уделялось способам борьбы с минной опасностью.
Усеяв залив тысячами мин, противник все же не чувствовал себя спокойным. В мае 1942 года для гарантии он произвел массовую постановку неконтактных магнитных мин в Невской губе, на фарватерах и рейдах Кронштадта. В течение нескольких ночей вражеская авиация сбросила в районе Кронштадта около ста пятидесяти магнитных и акустических мин. И лишь отличная организация противоминной обороны базы позволила нашим подводным лодкам выйти в море в намеченные сроки. Специальные наблюдатели следили за каждым самолетом, засекали место падения каждой сброшенной им мины. А затем уже тральщики, работая днем и ночью под вражескими обстрелами и бомбежками, расчищали фарватеры.
25 мая в боевой поход отправилась первая подводная лодка. Это была «Щ-304». Интересна ее история. В те годы, когда Советская страна по зову Коммунистической партии приступила к строительству большого флота, над которым сразу же взял шефство неутомимый комсомол, поэт Владимир Маяковский обратился к комсомольцам столицы: давайте соберем деньги на подводную лодку. Молодые москвичи горячо откликнулись на призыв своего любимого поэта. Необходимые средства были собраны, лодка построена, и имя ей дали «Комсомолец», а первый экипаж ее целиком состоял из представителей столичной комсомольской организации.
«Комсомолец» — подводная лодка типа «Щ» — по своему проекту сродни нашему кораблю. Да и по возрасту они одногодки. Шло время, люди на лодке менялись, но энтузиазм, который принесли в ее отсеки первые комсомольцы, передавался, как эстафета. И все мы, провожая «Щ-304» в первый поход 1942 года, были уверены, что дружный экипаж во главе с командиром Яковом Павловичем Афанасьевым с честью справится с любым делом.
А задача нашим товарищам выпала нелегкая: разведать вражеские противолодочные рубежи, найти в них проходы, сообщить все эти данные в штаб бригады, а после этого занять боевую позицию в западной части Финского залива между меридианами Таллина и острова Осмуссар.
Испытания для моряков «Щ-304» начались сразу же при выходе из Невы. В мирное время путь из Ленинграда в Кронштадт, особенно в хорошую погоду, — чудесная морская прогулка. А в войну этот путь стал страшно трудным и опасным. Стоило кораблю показаться на фарватере, как на него обрушивался огонь вражеских батарей из района Петергофа. «Щ-304» миновала опасную зону довольно удачно. Правда, один снаряд разорвался всего в трех метрах от лодки. Вышел из строя компас, перебило антенну. Но корпус корабля остался невредим. В первых числах июня подводная лодка покинула Кронштадт и взяла курс на запад. Пока она прокладывала путь для наших кораблей, мы томились на Неве.
По вечерам «щукари» — командиры лодок типа «Щ» — собирались у кого-нибудь в каюте на «Полярной звезде», обсуждали дела фронтовые и свои собственные. Как-то сидели мы с Димой Ярошевичем у нашего товарища капитан-лейтенанта Исаака Кабо. Вдруг открывается дверь каюты и входит Евгений Яковлевич Осипов, не в меру серьезный, задумчивый.
— В море иду. Получил боевой приказ, — говорит он.
Капитан-лейтенант Осипов всего лишь несколько месяцев командует лодкой. Нам понятно его волнение. До поздней ночи просидели мы с ним в каюте у Кабо, обсуждая боевые походы сорок первого года, предлагая свои советы на самые различные случаи.
Провожали «Щ-406» вечером 13 июня. Каждый из нас говорил Евгению Осипову на прощание теплые, дружеские слова, и, конечно, не было недостатка в самых искренних пожеланиях вернуться с победой.
И вот уже Осипов командует с мостика:
— Отдать швартовы!
Носовые швартовы отдают Кабо и Ярошевич, кормовые — мы с Гольдбергом, командиром нашего дивизиона.
«Щ-406» медленно отошла от «Полярной звезды» и вскоре исчезла из виду. В штабе мы узнали, что путь ее до Кронштадта протекал, как обычно, под артиллерийским обстрелом, но завершился без единого повреждения. Осипов мастерски провел лодку под огнем. Вскоре подводники распрощались и с островом Котлин, на котором стоит Кронштадт.
Теперь наша очередь...
Звезда на рубке
Наступил день, и штаб бригады придирчиво проверил боевую готовность «Щ-303». Флагманские специалисты убедились в высокой выучке каждого матроса и старшины, в умении офицеров руководить действиями подчиненных. Учеба кончилась. Предстоял суровый экзамен нашему мастерству, способностям, мужеству.
Нас перевели на автономный паек — усиленное питание, которое полагается подводникам в плавании. В городе, где еще ощущалась нехватка во всем, для нас нашли и шоколад, и какао, и сгущенное молоко. Люди быстро набирались сил после голодной зимы. Лица повеселели, особенно когда на лодку стали принимать боеприпасы, топливо, машинное масло и другое походное снаряжение.
Перед выходом в море командование устроило для экипажа корабля товарищеский вечер. Проводить нас собрались друзья, моряки других лодок. Мы устроили в честь гостей самодеятельный концерт. Матросы пели задушевные и исполненные мужества флотские песни, читали стихи. Пожалуй, самое сильное впечатление на всех произвело стихотворение Константина Симонова, где были строки:
Жди меня, и я вернусь
Всем смертям назло.
Уж очень к месту оказались эти слова на прощальном вечере подводников!
Разумеется, сплясали традиционное морское «яблочко». Вечер прошел тепло, весело и запомнился надолго.
21 июня меня вызвали в штаб флота и познакомили с обстановкой в Финском заливе и на Балтийском море.
Вручили боевой приказ: подводной лодке «Щ-303» выйти в Балтийское море, занять назначенную позицию и начать боевые действия на коммуникациях противника.
Я не без тревоги думал о том, как поведет себя наша «старушка» в боевой обстановке. У каждой подводной лодки, как и у человека, свой характер. Даже однотипные, казалось бы, ничем друг от друга не отличающиеся, лодки по-разному ведут себя на волне, по-разному уходят под воду, всплывают и слушаются рулей. Я давно уже служил на «Щ-303» — сначала штурманом, затем помощником командира, теперь командиром — и хорошо знал ее маневренные качества. Но ведь это было до капитального ремонта, после которого помолодевшая «старушка» могла изменить свой норов. А ходовые испытания по полной программе нам так и не удалось провести — негде было. Проверять свой корабль нам предстояло сразу в бою.
Покинули мы Неву в поздний час. Но стояли белые ночи, светлые, прозрачные. Фашистские артиллеристы под Петергофом моментально засекли нас и открыли ураганный огонь. Снаряды рвались довольно близко. В отсеках все было подготовлено к тому, чтобы быстро заделать пробоины, в каком бы месте они ни появились. Поведение экипажа меня обрадовало. Как-никак это было для всех нас боевое крещение. Несмотря на яростный обстрел, моряки держались спокойно, не чувствовалось и признаков растерянности.
Впрочем обстрел продолжался не очень долго. Сопровождавшие нас катера поставили дымовую завесу, а береговые и корабельные батареи мощным огнем вынудили вражеские орудия замолчать. «Щ-303» благополучно добралась до Кронштадта.
Здесь лодка простояла несколько дней, тесно прижавшись к длинному пирсу береговой базы. 1 июля вернулась из похода «Щ-304», та самая, которую мы первой проводили в море. Мы от всей души радовались ее возвращению не только потому, что увидели своих товарищей здоровыми и невредимыми, но и потому, что приняли это как доброе предзнаменование для себя. Чего уж греха таить, подводники в тайниках души всегда чуточку суеверный народ.
Внимательно выслушали мы рассказ Якова Павловича Афанасьева. Ведь нам предстояло идти по его следам. Надо ли говорить, что каждое слово Афанасьева мне врезалось в память на всю жизнь. И я не могу удержаться, чтобы не познакомить читателя с подробностями похода «Щ-304».
Лодка отправилась в плавание, как я уже говорил, в первые дни июня. Ей пришлось буквально продираться через минные поля, словно сквозь густой кустарник. Не раз лодку преследовали и нещадно бомбили корабли противника. Корпус «щуки» из прекрасной стали выдержал все удары. Единственно, чего боялся командир, что из-за какой-нибудь слепой случайности не дотянет до той минуты, когда сможет передать в штаб радиограмму о фарватере, которым лодка форсировала гогландский и порккала-уддский рубежи, о минных полях и дозорных кораблях в Финском заливе. К счастью, все обошлось, донесение передали и приступили к «охоте».
15 июня при очередном осмотре поверхности моря Афанасьев увидел в перископ судно. Одновременно поступил доклад от гидроакустика, услышавшего шум винтов. Через три минуты командир снова поднял перископ. Сомнений не было — перед ним вражеский транспорт.
Подводная лодка пошла на сближение. Афанасьева несколько озадачило отсутствие охранения. Но вскоре он увидел два тральщика — они шли слева чуть впереди охраняемого судна.
Лодка все ближе подходила к намеченной командиром точке залпа. Изредка поднимали перископ, чтобы уточнить расчеты на стрельбу. Очень важно, как можно меньше времени держать перископ над водой, иначе можно испортить все дело — враг заметит угрозу, транспорт сразу отвернет в сторону, а корабли эскорта немедленно атакуют лодку. Чтобы экономить каждую секунду, Афанасьев перед подъемом перископа присаживался на корточки и, едва нижняя головка длинной стальной трубы появлялась из шахты, быстро откидывал рукоятки и тянулся вслед за окулярами вверх до тех пор, пока перед взглядом не открывалась поверхность моря. Затем короткий жест («Стоп поднимать!»), быстрый разворот трубы на цель, и через несколько секунд: «Убрать перископ!» За эти секунды Афанасьев успел определить дистанцию до цели и ее курсовой угол, а помощник командира по специальной шкале, кольцом охватывающей трубу перископа, — направление на цель, или, как говорят моряки, пеленг цели.