— Мамут, — сказал я, поднимаясь, — как бы нам выйти к пещере «тысячеголовых» так, чтобы не наткнуться на чабанов[12] с их овчарками?
— Вай, вай, Аркадий, ты уже совсем не веришь, что Чатырдаг лучше свой дом знает Мамут.
Мы пошли уступами, точно по гигантской лестнице, к пещере, которая манила меня загадочным названием и массой человеческих костей, заброшенных туда когда-то развернувшейся в этих диких местах драмой. Мне захотелось захватить из пещеры череп на память.
— Нурасов, вы знаток Крыма, скажите, не слыхали чего-нибудь о пещере «тысячеголовых»? — спросил я.
— Слыхал, да позабыл, — угрюмо ответил тот. — Никто не знает, сколько пещер на «Палат-горе».
Мы стояли недалеко от края огромной воронки.
— Вот смотрите! Я брошу камень, а вы наблюдайте, когда он достигнет дна.
Смотрю. Через 14 секунд слышен глухой удар.
— Не удивляйтесь, — сказал Нурасов, — это — одна из больших воронок крымской Яйлы. Глубоко на дне ее течет речка. Один старик, которому можно верить, говорил мне, что лет сорок назад в эту воронку попала горная арба, запряженная двумя быками. Испугавшись чего-то, быки шарахнулись в сторону и полетели в эту пропасть. Их трупы и части арбы вынесло у деревни Аян. Ведь там начинается Салгир, который вытекает как бы из большой пещеры. Кто знает, не будь воронок на вершинах Крымских гор — этих естественных грандиозных бассейнов — не было бы, вероятно, и садов на южном берегу.
III. В осаде овчарок
Вдали вдруг раздался дружный лай.
— Мамут, овчарки! — вскрикнул я.
— Вай, вай, скажи, пожалуйста! Садись, бери камень.
Мы вышли на открытое место, где, как нарочно, камней валялось очень мало. Овчарки — огромные, кудлатые звери с оскаленными зубами — приближались.
— Бросай камень по земле и далеко, — сказал Мамут и сам швырнул кусок полевого шпата.
Передняя овчарка бросилась за камнем, стараясь схватить его зубами, то же сделали и остальные. Нурасов подавал камни, а мы с Мамутом, изнемогая, швыряли их. Чабана нигде не было видно. Отступать нам было некуда. Мозг пронизывала мысль о расправе этих чудовищ над нами.
Вдруг Нурасов заметил чабана, стоявшего, точно статуя, вдали на камне, прислонив руку ко лбу от солнца. Мамут что-то ему заорал, в то время как я бросил последний камень, поданный Нурасовым. Раздался пронзительный свист чабана, и разъяренные овчарки остановились в трех метрах от нас, точно вкопанные. Затем, поджав хвосты, молча побежали к хозяину. Мамут же изощрялся в ругательствах.
Обессиленные, поплелись мы к пещере «тысячеголовых». Опасность миновала, и сразу изменилось наше настроение. Я первый прыснул от смеха, взглянув на виноватую физиономию Мамута.
— Скажи, пожалуйста, какой день вышла, — сказал он, улыбаясь.
Мы спускались в глубокий овраг с низкорослыми буками.
IV. Пещера «тысячеголовых»
— Этот овраг имеет отношение к пещере «тысячеголовых», — объяснял Нурасов.
Я насторожился.
— Здесь скрывались всадники, выслеживавшие добычу.
— Какую добычу? — спросил.
— Насколько я припоминаю, дело было так. Незадолго до покорения Крыма, турецкие бои решили изгнать отсюда всех не-магометан.
К Алуште подошло турецкое военное судно с отрядом войск. Тогда преследуемые бросились в горы и леса. Большая группа их укрылась в пещере с источником. В пещеру ведет узкое отверстие, а за отверстием открывается солидное помещение, вбирающее сотни людей. Скрытая среди кустарников, она представляла для беглецов очень хорошее убежище.
У скрывшихся в пещере устроен был наблюдательный пункт, где они поочередно дежурили, следя за тем, чтобы пещера не была открыта турецкими разведчиками. Однажды турки показались на Чатырдаге. Беглецы тотчас же скрылись в пещеру, но забыли загнать собачонку. Когда всадники были недалеко от пещеры, собачонка залаяла на незнакомцев и быстро убежала в пещеру, чем и обнаружила вход в нее. Не решаясь туда войти, разведчики собрали сухой травы, заложили ею вход в пещеру и подожгли. Выхода не было, и все скрывавшиеся задохнулись…
Народная молва исчисляет погибших в тысячу человек, отчего и пещера названа «Бим-баш-хоба», т.-е. «тысячеголовой».
Мы осмотрели пещеру. Костей в ней оказалось немного, а черепов совсем не было.
— Ну, куда же теперь? — спросил я спутников.
— Знаешь, — сказал Мамут, — было много горька, надо сладка. Я такую пещеру знаю, что никто не знает. Недалеко. В прошлом году чабан Бекир нашел.
Я взглянул на Нурасова.
— Что ж, пойдем, — сказал он.
Пройдя с версту по дороге, мы свернули в сторону, где большие скалы громоздились одна на другую. Мамут забежал вперед, и вскоре его стройная фигура появилась на одной из скал.
— Вот здесь! — торжественно указал Мамут на небольшое отверстие в скале, над которым навис огромный камень, очевидно, совсем недавно сползший с соседней скалы.
— Ты был в этой пещере? — спросил Нурасов Мамута.
Мамут выразительно щелкнул языком.
— Бек гузель![13]
Так как место было очень уединенное, то мы решили лишнюю одежду и большой походный мешок Нурасова оставить под соседней скалой, а с собой взять лишь фляжку с водой. Фляжку я поручил Мамуту, так как у меня был за спиной свой небольшой мешок. Достали две бенгальских свечи. На всякий случай, по совету Мамута, мы связали наши длинные цветные пояса вместе и образовали толстый шнур длиною метров шесть.
Юркий Мамут полез в пещеру первый, я — за ним. Нурасов, плотный мужчина, едва пролез в довольно узкое отверстие.
За отверстием шла ровная площадка, затем пещера расширялась и опять переходила в узкий проход, спускавшийся вниз. Ноги скользили по наклону, приходилось держаться руками, чтобы не скатиться в пропасть.
Достигнув дна пещеры, представлявшей большой зал, зажгли бенгальский огонь, и глазам представилась чарующая, незабываемая картина. С влажного пола поднимались сталагмиты в форме причудливых башен-часовен с узорчатыми верхушками. Казалось, склонившись в различных позах, застыли фигуры фантастических животных и птиц. Сверху, тяжелыми складками драпировок, словно кружево готических шпилей, спускались такие же сталактиты. Получалось впечатление чего-то сказочно-волшебного.
Догорала последняя свеча — надо спешить обратно. Но это оказалось сложнее, так как подмокшая обувь скользила. Пришлось пустить в ход пояса, связанные вместе. Снаружи пещеры ясно слышались сильные удары грома.
Гроза в горах часто появляется неожиданно и так же быстро проходит. Когда мы подошли к отверстию, казавшемуся изнутри особенно узким, то увидели, что снаружи шел дождь. Расположились на площадке у выхода. Я достал из мешка консервы, хлеб, брынзу, и, весело закусывая, мы стали делиться впечатлениями, поблагодарив Мамута за его помощь. Затем Нурасов согласился рассказать нам кое-что о Бахчисарае…
V. С того света
Крымская сказка.
— За Бахчисараем, в степи, жил татарин. Всего было у него много, но никогда не было покоя. Жена, мать и две сестры только и делали, что плакали громко, навзрыд, по самому ничтожному поводу.
Недалеко от сакли татарина был глубокий колодезь, а над ним росла большая развесистая ракита. Как-то утром, когда солнце всходило, и туман поднимался над полями, пошла жена татарина по воду, взяв большой глиняный кувшин с узким горлышком. Подошла к колодцу, достала воды, подняла кувшин на плечо и задумалась:
«А что, если бы мой сын взлез на ветку этого дерева, сорвался и упал в колодезь?..»
И так живо татарка представила себе эту картину, что стала плакать. Руки ее дрогнули, кувшин соскользнул с плеча, и, упав на камни, разбился вдребезги. Еще громче стала плакать татарка. На рыдания прибежала мать. Услышав от дочери, как мог бы погибнуть внук, и увидя, что кувшин разбит, стала плакать и старушка. На ее рыданья прибежала, в свою очередь, сперва одна сестра татарина, потом другая. Узнали, в чем дело, и вместе стали рыдать. Местность огласилась сплошным воплем.
Бросил татарин работу на огороде и прибежал узнать, в чем дело, — узнав, плюнул и сказал, что он больше с такими глупыми женщинами жить не может. Заявил, что уходит из дому и вернется лишь в том случае, если встретит людей глупее их.
Пошел татарин в Бахчисарай[14]. Путь был долгий, день жаркий. Подошел он к ханскому дворцу и присел отдохнуть у фонтана. Из калитки дворца показалась служанка-караимка. Увидала незнакомое лицо и спросила с любопытством:
— Скажите, ага, вы не здешний?
— Нет.
— А откуда?
— С того света, — отвечал татарин, желая отделаться от дальнейших расспросов.
— Ах! — воскликнула служанка и убежала. Через несколько минут она вернулась.
— Иди скорее, первая жена хана требует.
Стряхнув с себя пыль, вошел татарин во дворец. Повели его в покой ханши. Он оставил у входа свои каревле (кожаные туфли) и, на цыпочках, по персидским коврам подошел к жене хана.
— Ты давно с того света? — спросила она.
— Вчера, повелительница.
— А не видал ли там нашего сына Османа? (Осман был ее первенец, умерший в детстве).
— Как же, Аллах наградил меня этим счастьем, — смекнул хитрец, отвесив низкий поклон. — Я видел его, он приказал тебе кланяться.
— А где он? В раю?..
— Нет, не совсем, а так, с краю…
— Ах, великий Аллах! Почему же это? — горестно воскликнула ханша.
— Пресветлая повелительница, мудрейшая из женщин Крымского ханства! Не огорчайся, не за грехи твои Осман не в раю. Дело в том, что высокие особы должны иметь там свой сарай (дворец), а у Османа нет денег.
— Ах, вот в чем дело! А не знаешь ли, сколько надо денег?
— Говорили, шестьдесят золотых.
— Когда же ты пойдешь обратно?
— Не скоро, повелительница, у меня нет теперь там дел.