Делать, однако, было нечего, и Колгуй со вздохом взялся за весла, которые не подавали ни малейшей надежды на то, что разлетятся вдребезги, если он ударит ими о подводный камень.
Все шло как нельзя лучше. Солнце разогнало туман с воды прежде, чем они выбрались по реке в озеро. Скалистый остров, посредине его, предстал перед путешественниками в прозрачной дали с такой четкостью, и голубоватая поверхность воды была так спокойна, что и последняя надежда Колгуя на опасность плавания исчезла. Ему ничего не оставалось, как покориться. Он закрыл глаза и налег на весла.
Лодка неслась вперед стрелой.
Каменистый берег острова, где скалы, как маяки, не давали никакой возможности уклониться от взятого направления, вырисовывался вдали все с большей и большей четкостью. Они же и придавали острову характер дикости, необитаемости. Крутые каменные обрывы, легко принимаемые издали за искусственно сложенные крепостные стены, охраняли остров с такой неприступностью, что и в самом деле начинало казаться, что остров не мог быть жилищем человека.
Загадочный спутник Колгуя, стоя на носу лодки, спокойно смотрел вдаль. Он был недвижим, он не произнес еще ни одного слова после того, как они выбрались из узкого истока реки на озеро. Колгуй, увлекаясь увеличивающейся скоростью лодки, работал крепкими веслами без боязни их обломать. Он мгновениями начинал забывать о своих страхах: трудно, в самом деле, представить себе свору чертей, нападающих на путников среди веселого утра на голубом озере, к тому же спокойном, как спящий новорожденный ребенок.
И вдруг неожиданный шелест за его спиной, движения, колебавшие лодку, заставили Колгуя, подняв весла, оглянуться назад на своего спутника. Доктора не было. Вместо него в лодке стоял высокий индус в шелковом шелестящем халате, отливавшем на солнце всеми цветами радуги. Белая чалма была глубоко надвинута на лоб, и, когда на крик Колгуя индус оглянулся, старый охотник не мог сразу признать в нем своего спутника.
Тот улыбнулся и сказал тихо:
— Что вы кричите?
Тогда Колгуй оправился. Он опустил весла, но проворчал сердито:
— Если вы хотите распугать здешних чертей этим балахоном, так немудрено испугаться и мне. Я не слыхал, как вы одевались.
— Это — единственное средство для нас быть принятыми за гостей, а не за врагов, — заметил доктор.
— Может быть, вы и на меня напялите что-нибудь вроде этого?
— Нет. Вы останетесь у лодки и не пойдете на остров. Я не могу позволить этого…
— Что за чорт! — вспыхнул Колгуй. — Не собираетесь ли вы и там распоряжаться?
— Я боюсь, что вы не справитесь за час, как обещали, если мы будет продолжать наш разговор, — сказал доктор, прекращая беседу и всматриваясь вдаль.
Колгуй, выругавшись про себя, принялся грести со злостью. Это придавало ему новые силы. Лодка шла ровно и мерно, вздрагивая от удара весел. Если бы Колгуй мог и имел охоту понаблюдать за своим спутником, он, вероятно, не раз имел бы повод для того, чтобы, вскинув весла, обратиться к доктору за объяснениями.
Но он не оглядывался. Доктор же, стоя на носу и вглядываясь вперед, поднял высоко руки, точно приветствовал кого-то, стоявшего на берегу. Были ли у него необычайно зоркие глаза, или он, не глядя даже на берег, не сомневался в том, что обитатели острова наблюдают за дерзкими путешественниками, выжидая удобной минуты, чтобы их погубить, но он не ошибался.
Когда Колгуй, отыскивая подходящее место для причала, оглянулся на берег, он также увидел бородатых, спокойных людей, стоявших на скале. Их было шестеро. Они были вооружены, хотя оружие их было незнакомо Колгую. То были копья, мечи и луки. Однако, люди не изъявляли ни малейшей готовности вступать в бой с дерзкими пришельцами, наоборот, своим маскарадом доктор как будто расположил их к себе настолько, что, когда лодка ткнулась о крошечную береговую бухточку, образованную лощинкой между двумя каменными скалами, вооруженные люди немедленно двинулись навстречу прибывшим гостям.
Доктор продолжал стоять на лодке, ожидая обитателей острова. Они спустились со скалы с проворством и ловкостью людей, привыкших бродить по обрывистому берегу. Тогда, снова приветствуя их поднятыми руками, обращенными ладонями вперед, точно показывая, что в руках гостя не спрятан камень или какое-нибудь оружие, доктор произнес несколько слов на неведомом старому охотнику языке.
Обитатели острова молчали. Доктор, судя по выражению его лица и тону голоса, повторил то же на ином языке, и тогда странные люди вдруг закивали головами и стали ему отвечать.
Колгуй разглядывал собеседников доктора в немом изумлении. Они не были похожи ни на чертей, ни на духов. Это были упитанные, сильные люди с хорошо развитыми мускулами. Черты лиц их были резки и неправильны, как у монголов. Яркие цветные рубахи, длинные, до колен, прикрывали их стройные фигуры. На одном из людей, должно быть, старшем в отряде, был накинут синий шерстяной плащ. Откинув его, чтобы освободить правую руку для ответного приветствия, он обратился к доктору с короткой и, как показалось Колгую, почтительной речью. Доктор ответил на речь.
Когда предварительные переговоры были окончены, доктор обернулся к своему проводнику и сухо предупредил:
— Вы не должны покидать лодки ни на минуту. По закону жителей острова, всякий, кто ступил ногой на их землю, становится жителем их страны и рабом и должен будет подчиняться их законам. Главнейший же закон их заключается в том, что никто, раз вступивший на остров, не может его покинуть. Вы понимаете, в чем дело?
— Если бы я даже и забыл о топографах, так мне не нужно было бы долго объяснять, в чем дело. А вы, доктор?
— Я пойду с ними и вернусь ночью.
— А закон?
— Они сделают для меня исключение. Я поручусь за вас, чтобы освободить береговую стражу от обязанности следить за вами.
— Да уж лучше, если они уберутся отсюда, чтобы не мешать мне выспаться за две ночи.
Доктор сошел с лодки. Начальник береговой стражи вновь приветствовал его, затем окружил своими воинами, очевидно, для почета, и все двинулись по лощине в глубину острова.
Старый охотник, покачивая головой, не без сожаления посмотрел им вслед. Он не сомневался в ловкости доктора, которому, конечно, удастся вырваться от этих людей, но сам предпочел бы не только не покидать лодки, но и носом ее не касаться земли, а стоять поодаль на воде.
Нельзя сказать, чтобы Колгуй не был охвачен любопытством. Еще рискуя только жизнью, он, может быть, и отправился бы на остров приглядеться поближе к его странным обитателям. Но, считая свою свободу и независимость ценностью более существенной, чем жизнь, он не стал бы рисковать этими вещами даже и в том случае, если бы обитатели острова оказались «бесплотными духами». К тому же, чувствуя себя связанным с доктором обязанностями проводника, Колгуй не мог и подумать о том, чтобы оставить его без своих услуг.
Поэтому, оглядев издали угрюмые скалы, утесы и обрывы каменистого берега, Колгуй спокойно подчинился своей участи. Он устроил на дне лодки постель, прикрылся, как пологом, одеялом от солнца и растянулся с удовольствием путешественника, сделавшего добрую половину своего пути. Так как никто и ничто не нуждалось теперь в его охране, он спокойно уснул в тот же миг.
Две бессонные ночи и утомительный путь в тряском седле сделали свое дело: старый охотник спал, как убитый, весь день. Может быть, он проспал бы и до утра, если бы привычка спать настороже не заставила его очнуться от странного покачивания лодки и шороха кого-то, пробиравшегося к нему.
Колгуй открыл глаза, но не пошевельнулся, обманывая крадущегося врага своим спокойствием. Одеяло, прикрывавшее его, тихонько приподнималось. Прежде всего Колгуй увидел в прозрачных сумерках белой ночи руку, державшую край одеяла. Это была тонкая длинная белая рука с тонкими пальцами, украшенными кольцами. Несомненно, это была женская рука, и Колгуй отказался от мысли, блеснувшей у него в первый момент, схватить эту руку и швырнуть человека в воду. Наоборот, он приподнялся тихо, чтобы не испугать женщины и даже пробормотал что-то вроде извинения, скидывая с себя одеяло.
В лодке, в самом деле, была женщина. Даже и в сумерках белой ночи можно было заметить, что она принадлежала к обитателям загадочного острова. Черты лица ее были правильны и четки. Она была не молода, но красива. Широкий плащ покрывал ее сильную стройную фигуру.
Колгуй приподнялся и сел на скамью, готовясь вступить в разговор с нежданной гостьей. Но она, смутившись только на мгновение, тотчас же вынула из складок плаща какой-то сверток и, протянув его Колгую, сказала глухо:
— Возьми и прочти после.
Старый охотник принял подарок, свистнув от удивления. Его родной язык странно звучал в устах этой туземки. Он раскрыл было рот спросить, что это за сверток, но женщина, с кошачьим проворством и ловкостью уже выбиралась из лодки.
— Эге, погоди, красавица! В чем дело? — крикнул он, стараясь схватить ее за конец плаща.
Однако, прежде чем он мог это сделать, женщина уже была на берегу. Крики Колгуя подгоняли ее, и через минуту раздувавшийся на быстром ходу плащ ее уже казался смутной тенью.
Колгуй выругался, сплюнул в воду и стал рассматривать странный сверток. Это был свернутый в трубку тончайший пергамент, развернув который, Колгуй, к окончательному своему изумлению, увидел рукопись. Вглядевшись в строчки и мелкие корявые буковки, он был потрясен еще более: это были русские буквы и русские слова!..
Ошеломленный нежданным открытием, Колгуй забыл о последнем слове женщины и немедленно принялся за чтение. И при свете дня он был небольшим грамотеем, в сумерки же белой ночи рукопись пришлось разбирать, как ребус.
В конце концов Колгую удалось прочесть вот что.
IV. Гипербореи
Кто может поверить мне и кто не сочтет эти записки бредом сошедшего с ума человека?
Я один из тех шести несчастных, кто был в топографическом отряде, вышедшем летом 1913 года на юго-восток из Колы с целью точного определения реки и озера Умбы и обследования всей центральной части полуострова, остающегося и до сих пор никем неисследованным. Кто бы мог предположить, что никто из нас не вернется назад, и кто бы из нас поверил в тот яркий солнечный день, что в трехстах верстах от Колы, в глуши лесных чащ, среди незамерзающего озера, есть этот страшный загадочный Остров, прозванный лопарями Островом Духов.