ВСЕМИРНЫЙ СЛЕДОПЫТ1927 № 8
ЖУРНАЛ ПЕЧАТАЕТСЯ В ТИПОГРАФИИ
«КРАСНЫЙ ПРОЛЕТАРИЙ», МОСКВА, ПИМЕНОВСКАЯ, 16
□ ГЛАВЛИТ 87.434 ТИРАЖ 65.000
СОДЕРЖАНИЕ:
Ночевка на дне моря. Рассказ П. Гаврилова из жизни советских подводников. — Подземные часы. Фантастический рассказ С. А. Семенова. — Мечтатель в горах. Рассказ Зэн-Грей. — Цена рекорда. Воздухоплавательный рассказ Ник. Шпанова. — Великая облава. Рассказ Джона Эйтон. — На волков. Юмористический охотничий рассказ В. Ветова. — Диковинки техники. — Следопыт среди книг (к пятилетию изд-ва «ЗиФ»). — Обо всем и отовсюду. — Шахматная доска «Следопыта». — Шевели мозгами. — Африка. Очерк Н. К. Лебедева к карте на последней странице обложки.
СПЕШИТЕ ПОДПИСАТЬСЯ
на «ВСЕМИРНЫЙ СЛЕДОПЫТ» до конца года! Все годовые подписчики, а также продлившие срок подписки до конца года, могут получить за дополнительн. плату: (320 стр.) за 90 коп. известн. роман Ф. ГЛАДКОВА «ЦЕМЕНТ» (в отдельн. продаже 2 р. 25 к.),
сборник юмористических рассказов МИХ. ЗОЩЕНКО (70 рассказов, 280 стр.) за 60 коп. (в отдельн. продаже 1 р. 10 к.) или обе книги за доплату 1 р. 50 к.
Книги высылаются с первым же (по получении денег) номером журнала.
В виду ограниченного количества экземпляров, правом на получение указанных книг пользуются только годовые подписчики, а также выславшие подписную плату до конца года не позднее 15-го сентября.
Доплата за книги, независимо от того, где была произведена подписка на «Всемирный Следопыт» (через почту, отделение центральных газет, экспедицию печати и т. д.), должна направляться только непосредственно в контору журнала: Москва, Центр, Псковский пер. д. № 7, Издательство «ЗИФ».
Наложенным платежом книги не высылаются.
ОТ КОНТОРЫ «СЛЕДОПЫТА»
Для ускорения ответа на ваше письмо в Изд-во, — каждый запрос (о высылке журналов, о книгах и по редакционным вопросам) пишите на ОТДЕЛЬНОМ листке.
При высылке денег обязательно указывайте их назначение на отрезном купоне перевода. При возобновлении подписки и при доплатах НЕ ЗАБУДЬТЕ указать на купоне перевода: «ДОПЛАТА».
При заявлениях о неполучении журнала (или приложений), при доплатах за подписку и при перемене адреса, необходимо прилагать адресный ярлык с бандероли, по которой получался журнал. За перемену адреса к письму надо прилагать 20 коп. почтовыми или гербовыми марками.
Адрес редакции и конторы «Следопыта»: Москва, Варварка, Псковский п., 7. Телефон редакции: 3-82-20. Телефон конторы: 3-82-20.
Прием в редакции: понедельник, среда, пятница — с 3 ч. до 5 ч.
Присланные по почте рукописи размером менее 1/2 печатного листа не возвращаются. Рукописи размером более 1/2 печатного листа возвращаются при условии присылки марок на пересылку.
Рукописи должны быть четко переписаны на одной стороне листа, по возможности — на пишущей машинке.
НОЧЕВКА НА ДНЕ МОРЯ
Рассказ П. Гаврилова
из жизни советских подводников
Шторм свирепеет. Водны, похожие на разъяренных зверей, пенясь белыми гривами, яростно захлестывают подводную лодку «Пантеру». Люди на мостике мокры до костей. Ветер рвет одежду, ослепляет водяной пылью глаза. «Пантера» идет под дизелями, грузно качаясь на волнах. Внутри все кувыркается, перекатывается с места на место. Бледные подводники посматривают наверх, в люк, в который то и дело врываются волны. Все с нетерпением ждут благодатной команды, — «погружайся!», — чтобы уйти в глубины, где тихо и покойно и нет под ногами предательски раскачивающейся палубы.
— Заполнить цистерны!
— Есть, есть!
Обрадованные люди разбегаются по постам. Останавливается дизель — и сразу наступает тишина. Слышно только, как беснуется море наверху и, злобно шипя, со всего размаху таранит лодку. Заводят вздрагивающую песню электромоторы. «Пантера» тяжело раскачивается, плюхаясь о волны.
— Принять в уравнительную цистерну!
«Пантера» с ходу забирает носом, зарываясь в брызгах, фыркая пеной. Еще бросок — хлюпкий и резкий, и палуба уходит из-под ног…
Еле доносится мощный гул шторма. Тише… Тише…
«Пантера» грузно опускается в бездну.
— 25 фут… 30… 45… 49 фут…
— Стоп!
— Есть стоп!
— Пополнить среднюю! Откачать уравнительную!
— Есть, есть!
«Пантера» чуть всплывает, опять садится на заданную глубину и опускается покойно, ровно… Наверху рвет и мечет разгулявшийся шторм…
Заунывно поют моторы, мяучит перепуганный и мокрый котенок Авдон. Штурман возится с картой, определяя место. Он крутит циркулем по карте, подымает голову и, как всегда, коротко, не улыбаясь, квакает:
— S.S.O.!
— Есть S.S.O.![1])
— Так держать!
— Есть так держать!
Вильнув, «Пантера» ложится на курс и, рассекая бесшумно немую глубину, час за часом идет под водой. Мимо иллюминаторов рубки, быстро кружась, бегут стайками пузырьки. Здесь, под водой, тихо, как в могиле. Наверху воет ветер, волны, вздымаясь, затевают драку, ревут, сталкиваются, разлетаются в брызгах и снова растут.
Виновато улыбаясь бледными лицами, пряча глаза, команда вытирает испачканные части. Старый электрик Захарыч, сидя на своем неизменном стуле, подсмеивается:
— Ништо, голубки! Впервой всегда так — а то и до желчи, до крови и командировок в царство немецкое. Ништо, пообтерпитесь — сами смеяться будете!
Авдон недоуменно бродит по палубе — ему разрешено это.
В лодке, где каждый килограмм может урвать равновесие — хождение запрещено. Котенок жалобно мяучит. Ему непонятно — отчего так строги лица и каждая нога отталкивает его. Он трется о ногу Захарыча, но и тот не обращает на него никакого внимания. «Пантера» опять идет на всплытие, и только успела высунуть глазок перископа, как шибанула в него взбешенная волна, крутя белыми своими космами.
Мощным толчком швыряет лодку. Звенит что-то, глухо падает на палубу. Шторм разыгрывается не на шутку, зверея с каждым часом. «Пантера» ныряет и долго бродит в темной и жуткой глубине: ищет грунт. Штурман застыл над картой, поглядывая на глубомер и компас.
— Здесь!..
Вздрагивая, уменьшает ход «Пантера» — идет, медленно увеличивая погружение.
Она нащупывает безопасное и покойное место, где бы могло улечься ее длинное, серое тело.
Мертвая тишина — ни звука, ни вздоха. В носу лодки вахтенный, приложив ухо к стальной стенке, напряженно слушает: не напороться бы на что, не налететь сослепу, — несмотря на то, что черным по белому написано на карте: «грунт — песок».
— 90 фут… 97… 110… 130…
Все тридцать пять человек подводников напряженным ухом ловят малейшие шумы. Вот-вот лодка должна сесть. Последние два фута… один…
— Стоп моторы!
— Есть стоп!
Мягко и тупо толкнуло «Пантеру». Заскрежетал песок под стальным брюхом. Еще толчки, короткие и легкие… Оборвались на жалобном взвизге напевы динамо. Испуганный Авдон трубой поднял хвост. «Пантера» остановилась, неуверенно подымая корму. Когда была принята вода в носовую дифферентную — еще поднялась корма.
Командир Гинс следит за стрелками компаса. Поколебавшись, стрелки остановились, замерли. «Пантера» улеглась в илистую постель дна.
Бессонными часовыми в ночевке на грунте — двое. Трюмный и штурман. Они сторожат немоту забортную, подозрительные шорохи. Под водой капля падает звонко, гулко — зараз услышишь. Тут уж следи, трюмный! О земле мысли вон, гони дремоту — а то и ту и другую не почувствуешь никогда…
Кок[2]) Навагин чародействует у плиты, мешает огромной своей чумичкой вкусное варево. Аппетитный запах гонит слюну — желудки гудят от этого запаха…
— Команде ужинать!
Кряканье, звон тарелок.
— Эй, братва! Чья миска с ложкой валяются? По уставу — за борт, и никаких кранцев!
— Во-первых, ты под водой: не выкинешь, во-вторых — миска Горчакова, а он на берегу!
Набиты подводницкие жадные утробы до отказу. Команда укладывается спать. Многие забывают, что над ними десятки метров тяжести, что рыбы морские, тычась глупыми своими мордами в стальные борта, изумленно перебирают плавниками.
Сон сильнее всего — где застанет, там и валит благодатная дрема. И намучившись за день, всхлипывают подводники масляными ртами…
Рулевой Парикмахер, весельчак и балагур, зовет Ловейку, длинного, ленивого украинца.
— Эй дылда, слон персидский! Давай сказки рассказывать!
— А мне все едино, сказку, так сказку…
— Ну слушай — да не зевай! Да не волнуйся, а то встанешь во весь рост, лодку головой дурацкой пробьешь — потонем!
— Ладно, ладно, давай сказку!
— Так и быть, расскажу. Другому не стал бы — уважаю тебя…
Парикмахер поудобнее укладывается. Ловейкины ходули на аршин добрый за койку свесились.
— Беспризорное дите! Внимай! Вез я раз по Невскому воз гороха и рассыпал!
— Нну, дела-то плохие!
— Да нет, не плохие!
— А што?
— Да вот што!
— А как?
— Да вот как! Повадилась попова кошка, лазить ко мне в окошко. Весь горох-то у меня и поела!
— Табак дело, Витенька, закуривай!
— Да не табак, теньтелева ты башня и дурак, не закуривай!
— А што?
— Да вот што!
— А как?
— Да вот как! Я кошку-то убил, да шубу себе сшил; а шуба-то вышла лохн-а-атая, лохматая!
— Ну, дык, это ж медведь?!
— Похоронить тебя дылду, да не отпеть! Какой такой медведь? Хошь, про медведя расскажу!
— А ну!..
Ярко горят лампочки — полным накалом. Прикладывает вахтенный ухо к стенке — ни звука, ни шороха. Всхрапывают подводники, переживая во сне вчерашний день и сны желанные. Тикают часы в кают-компании — деловито, по-домашнему. Авдон спит, калачиком свернувшись в ногах Захарыча. Поскрипывает песок под брюхом «Пантеры».