В отчаянно вырывавшемся пленнике я внезапно узнал Ходжома. Двое других басмачей, бросив ведра, подошли и, упершись руками в бока, хохотали. Еще мгновение — и горло Ходжома будет перерезано от уха до уха острым текинским ножом. Неужели я не выручу его?
Я положил ружье на камень и, прицелившись басмачу в голову, выстрелил…
Державший пленника басмач дико вскрикнул, покачнулся и упал на Ходжома. Двое других испуганно замерли, пораженные неожиданным выстрелом. Вторым выстрелом я уложил другого басмача. Третий, схватившись за голову и пригнувшись к земле, бросился к коням и вскочил на первого попавшегося, забыв, что у него спутаны ноги. Я сбросил его с седла третьим выстрелом.
Кони взбесились, сорвались с арканов и бросились в степь. Неуклюже прыгая на спутанных ногах, они разбегались по пескам. Трое басмачей, собиравших саксаул, побежали к ним, поймали ближайших и без оглядки поскакали в барханы.
Я спрыгнул со скалы и подбежал к Ходжому. Он сбросил с себя труп басмача и стоял, высокий, полуголый, весь в крови. Я разрезал сыромятные ремни, скручивавшие ему руки. Он тотчас же схватил лежавшую на песке винтовку и начал стрелять вдогонку скакавшим басмачам.
— Ладно! Хватит, Ходжом! Они удирают, как лисицы!
Он перестал стрелять и, посмотрев на меня, протянул мне руку:
— Мой дом — твой дом, ока!
Я весело хлопнул его по плечу и ответил так же:
— Моя кибитка — твоя кибитка, Ходжом!
Медлить было нельзя. Ходжом бросился ловить коней — со спутанными ногами они убежали недалеко. Кони бились в руках Ходжома. Италмаз весь дрожал и не давался мне в руки.
Ходжом торопил с отъездом.
Я задержал его и помог взобраться на скалу.
Мы тщательно осмотрели горизонт. Вдали были еще видны три точки, которые, то появляясь, то исчезая в барханах, быстро удалялись.
Вдруг Ходжом вскрикнул:
— Ой! Что ты наделал!
Он подошел к раздувшемуся трупу эсдергхи:
— Ты убил его?
Я кивнул головой.
— Зачем? Это хороший зверь — эсдергха! Нельзя его трогать! Беда будет!
— Беда не от этого, а от тех собак, — ответил я, указывая в сторону ускакавших басмачей.
— Раз ты его убил, надо его зарыть. А те, — он указал рукой на валявшиеся трупы басмачей, — пусть их съедят шакалы за их негодную жизнь!
— Где сейчас басмачи? Ты узнал, где их посты? — спросил я.
Ходжом показал рукой на три стороны горизонта.
— Вон там, там и там! А вот там их нет! — и он указал на равнину.
— Значит, придется ехать на кыр?
— Ничего не поделаешь! У шихов я взял зерна для лошадей на три дня и лепешки. Басмачи меня захватили по дороге. Не знаю, почему они повернули к этой скале.
— Твое счастье, что сюда, а не в другое место!
Ходжом посмотрел мне в глаза и по-туркменски одобрительно зацокал.
Мы закопали эсдергху в песок, сняли с басмачей патроны и навьючили на басмаческих коней мешки и хуржумы.
Через несколько минут я сидел на Италмазе, Ходжом — на своем Рыжем, и в поводу у нас были три лошади с зерном, водою и вьюками.
Сведения о расположении шаек басмачей, тщательно собранные Ходжомом у шихов, были очень ценные. Надо было торопиться доставить их командиру отряда. Хотя дорога через кыр была очень тяжела, но благодаря запасу корма и заводным коням можно было надеяться пройти каменную равнину.
Ровным «волчьим шагом» пустыни мы двинулись на север через кыр.
Я оглянулся в последний раз.
На ярком синем небе под жегшим солнцем одиноко вырисовывалась серая скала, и на нее, кружась в воздухе, — спускались коршуны…
ПОЛЯРНЫЕ ТРАГЕДИИ
Трагедия экипажа «Жаннеты»
Рассказ С. Е. Лиона[6])
В 1881 году, по воле одесского генерал-губернатора Тотлебена, я жил в самом холодном пункте земного шара — в Верхоянске[7]), Якутской области.
В ноябре этого года в Верхоянск прискакал нарочный казак с крайнего севера, из полярного поселка Булунь, расположенного на берегу одного из рукавов дельты реки Лены, верстах в 900 к северу от Верхоянска и верстах в 200 южнее берега Ледовитого океана.
Казак прискакал с донесением от местного казачьего командира, что там появились какие-то подозрительные чужестранцы, выдающие себя за американцев.
Командир спрашивал исправника, как ему с ними поступить. Исправник, встревоженный и очень напуганный таким необычайным событием, хотел уже просто приказать арестовать чужестранцев как «контрабандистов», но, к счастью, решил предварительно посоветоваться со мной.
Я высказал предположение, что, вероятно, это — участники какой-нибудь полярной экспедиции, спасшиеся от крушения, и энергично советовал ему послать немедленно приказ об оказании им помощи и широкого гостеприимства. Он это и сделал в тот же день. А дня через три прибыл из Булуни второй нарочный с пакетом, в котором заключалось уведомление на английском языке, за подписью инженера американского флота Георга Мельвиля, адресованное американскому посланнику в Петербург. В бумаге сообщалось, что полярная экспедиция, отправившаяся к северному полюсу на пароходе «Жаннета», потерпела крушение 12 июня 1881 года во льдах Северного Ледовитого океана, в расстоянии 750 верст от берегов Сибири, против устья реки Лены. Ее экипаж, в количестве 33 человек, спасся после гибели парохода на трех лодках. Они направились к устьям Лены, но недалеко от сибирских берегов разразилась страшная буря, которая разбросала лодки в разные стороны, и они потеряли друг друга из вида. Той лодке, в которой находился инженер Мельвиль с десятью людьми, удалось высадиться в одном из рукавов дельты Лены, а о судьбе остальных лодок Мельвилю ничего не известно, но, повидимому, одна из них под командой лейтенанта Чиппа с семью матросами утонула в океане во время бури, а третьей лодке с прочими тринадцатью товарищами под командой самого капитана де-Лонга как-будто удалось достичь берегов Сибири, где-нибудь возле устья реки Лены, но отыскать их следы пока не удалось.
В заключение Мельвиль просил выслать ему телеграфно денег и ходатайствовать перед царским правительством о немедленном оказании помощи через местных властей.
6 декабря 1881 года в Верхоянск прибыл сам инженер Мельвиль с теми спасшимися товарищами, которые находились в его лодке, и рассказал нам следующее:
12 июня 1881 года «Жаннета», затертая в течение восемнадцати месяцев льдами, увлекшими ее на запад по течению океана, в этот роковой день была особенно теснима. Льды, сильно напиравшие на нее, грозили ежеминутно раздавить ее, как яичную скорлупу. В виду этого командир парохода, капитан де-Лонг, отдал приказ экипажу покинуть «Жаннету», забрав с собой для дальнейшего передвижения на юг, к берегам Сибири, шесть саней с 12 ездовыми собаками, три лодки, шесть больших палаток, скудные остатки провизии, несколько охотничьих ружей, морские и астрономические приборы и — как самое драгоценное — металлический ящик, содержавший ежедневное описание всех научных наблюдений, измерений и открытий, сделанных за полуторагодичное плавание «Жаннеты» по Северному Ледовитому океану.
Измученные этой работой, матросы и небольшой командный состав, состоявший из командира «Жаннеты» капитана де-Лонг, инженера Мельвиля и лейтенантов Чиппа и Данненговера, разбили сбои. палатки на ледяном поле и под их кровом забылись тяжелым сном. Их разбудил необычайный грохот, походивший на пушечную пальбу.
Выскочив из палаток, они с ужасом увидели, что их любимая «Жаннета», с которой они успели сжиться, затертая гигантскими ледяными горами, поднята ими на большую высоту. Через некоторое время льды расступились, и «Жаннета», со страшным треском и лязгом, почти в вертикальном положении, с трепетавшим на мачте звездным флагом Соединенных Штатов, стала медленно погружаться в океан. Она скрылась, и экипаж, с ужасом следивший за ее гибелью, остался на необозримо-безграничном, безнадежном ледяном поле, простиравшемся на сотни километров вокруг.
Ледяное поле ни секунды не стояло на месте. Оно медленно уносилось широким течением океана с востока на запад, раскалывалось и время от времени образовывало трещины и проливы.
Поэтому экипаж имел с собой и сани и лодки, чтобы пересаживаться попеременно по мере надобности из одних в другие.
Положение экипажа было отчаянно-опасное, почти безнадежное и, во всяком случае, небывалое даже в летописях предшествующих полярных экспедиций… Было решено направиться к устьям реки Лены, так как, по имевшимся в географических трудах и картах сведениям, по реке Лене шли пароходы, а берега ее были густо населены[8]).
17 июня экипаж «Жаннеты» тронулся в путь по ледяному полю замерзшего океана. Впереди шли пешком, налегке, капитан де-Лонг и лейтенант Данненговер. Они выбирали направление дороги и отмечали ее, расставляя черные флажки. Это ледяное поле далеко не было чем-то ровным или гладким, — напротив, оно представляло собою скорее нагромождение ледяных глыб и ледяных скал, пересекаемых расселинами и проливами. Приходилось карабкаться, спускаться, прыгать, прокладывать дорогу, делать мостики, сооружать плоты.
На одной из лодок были сложены палатки, кухонные принадлежности и меховые «спальные мешки» (очень удобные для спанья, в которые человек влезал и в которых он плотно укрывался от холода). Человек 20 тащили эту лодку на лямках по глубокому рыхлому снегу, достигавшему порою пояса, подбадривая себя криками и песнями. Что касается провизии, то, по распоряжению капитана де-Лонга, она еще накануне была доставлена Мельвилем в намеченный заранее впереди