Постепенно, с помощью мастеров и рабочих завода, я детально изучил конструкцию парашюта. Дирекция фирмы была исключительно внимательна к своему советскому гостю, внимательно следя за моей учебой и помогая мне в ней…
7 июня я получил неожиданную телеграмму из Амторга, в которой мне предлагалось принять участие в большой круговой автомобильной поездке по маршруту: Нью-Йорк — Сан-Диего — Лос-Анжелос — Сан-Франциско — Сиэтл — Нью-Йорк. Выезд был намечен на 15 июня.
Чтобы отправиться в поездку «окрещенным», я договорился с фирмой о прыжке. Еще накануне вечером парашют, на котором мне предстояло совершить прыжок, был тщательно проверен в моем присутствии военным контролером фирмы Годлибом.
Положив парашют на стол, он внимательно рассмотрел каждую стропку, каждый шов. Ни одна торчащая ниточка, ни одно пятнышко не ускользнуло от его натренированного взгляда.
Затем — так же внимательно и особенно тщательно — парашют был упакован в особый ранец специалистом по укладке парашютов, мистером Бэрг.
Короче, были приняты все меры к тому, чтобы на пушечный выстрел не допускать к парашюту «Господина Великого Случая», который может сыграть шуточку, подбросив в ранец зазевавшегося мастера какой-либо инструмент или спутав порядок укладки строп.
Поздно вечером погода, как нарочно, стала портиться, а утром, когда я шел на завод, моросил мелкий, противный дождь. Была надежда на изменение погоды после обеда, но, как всегда в таких случаях бывает, предсказания бюро погоды не оправдались. К пяти часам это выяснилось окончательно, и провозившись еще с часок со складыванием умышленно спутанного парашюта (такие довольно сложные задачи я решал в конце своих работ на заводе), отправился домой.
На следующий день рано утром небо было пасмурно, накрапывал дождь, и я решил, что прыжок не состоится. Не одеваясь, я снова улегся на постель и попытался представить предстоящие переживания при прыжке, но ничего не получилось. Мысли упорно перескакивали на не имеющие ничего обшего с парашютом вещи…
Вторично проснулся я от резкого телефонного звонка. Схватил трубку и услышал голос Лугаса, многозначительно приглашавшего меня ил завод.
«Значит, прыжок состоится», — подумал я и весело ответил Лугасу:
— Дзинькую пана, зараз приду на завод. Мерси бьен!
Во время быстрого туалета посматриваю в окно. Небо покрыто высокими облаками. В разрывах изредка просвечивает синева. «Похоже на мраморное мыло», — думаю я и… чувствую, что никак не могу вдеть запонку в воротник рубашки… «Эге, вот в чем проявляется мое волнение, которое я не мог вызвать, пытаясь рисовать картину прыжка!»
А погода действительно улучшилась. Небо проясняется. Облака поднимаются выше и выше.
«Сейчас я увижу Форда — знаменитого парашютиста, совершившего более полутораста прыжков», — проносится в голове,
Последнее время Форд прыгает редко, работая в «оффисе» (конторе) фирмы. В разных странах, в том числе и у нас в СССР, он выполнял рекламные прыжки, и совершенно очевидно, что своим финансовым благополучием фирма в значительной степени обязана этому, всегда скромному, всегда улыбающемуся и всегда спокойному человеку.
Скоро к под'езду лихо подкатил маленький фордик заместителя президента фирмы мистера Маклоуда, и мы тронулись в путь.
Едем на аэродром. Там будут Вейт — президент фирмы, Форд и второй заместитель Вейта — Стоут, который очень хочет посмотреть, как русский летчик будет кувыркаться в американском небе.
Маклоуд был в свое время во Франции, но знания, вывезенные им из чужой страны, ограничиваются десятком фраз, произносимых к тому же с ужаснейшим английским акцентом. Он прибегает к их помощи, так сказать, для веселья. Иной раз, совершенно неожиданно выпалит: garçon, une bouteille du vin rouge![6] и зальется высоким, женским смехом, сощурив свои и без того маленькие глазки. Эту фразу в первую очередь вызубривают в Париже американцы, вырвавшиеся на свободу со своей родины с ее «сухим законом».
Фордик мчится. Скоро я увижу Форда! Как ни странно, но это… мой старый знакомый. Мы с Фордом — старые друзья, я близко узнал его еще до поездки в Америку…
Дело вот в чем: у моих ребят есть детский кино-аппарат. И вот на экране этого кино я десятки, а может, и сотни раз любовался картиной парашютных прыжков с самолета. Отдельные кадры изображали прыжок с крыла, прыжок вниз головой и другие «фокусы» какого-то американского парашютиста. Концовкой картины служила сияющая физиономия прыгуна и надпись:
«Наш герой, довольный результатами, готов снова повторить»… и так далее.
Два дня назад, здесь, в Буффало, я узнал, что «наш герой» — это мой сегодняшний учитель и крестный «папаша» — мистер Форд!
Просматривая на заводе фильмы парашютных прыжков, которые мне там демонстрировали, я чуть не подпрыгнул от радости. На экране повторялась картинка моего домашнего кино с той лишь разницей, что в надписях фигурирует фамилия парашютиста.
«Мистер Форд на этот раз выполняет свободный прыжок вниз головой». Как и у меня, там этот кусок картины кончается улыбающимся лицом парашютиста:
«Наш герой, довольный…» и так далее.
Минут двадцать фордик несся по широкой дороге, ведущей к городскому аэропорту. Под'езжая к ангарам, мы увидели автомобиль Лугаса, который уже больше четверти часа ожидал нашего приезда.
Прошли на аэродром. Среди самолетов, выстроившихся перед ангарами, мне показали тот, который сегодня я должен буду оставить в воздухе. Это двухместный биплан «Кертис» с мотором «Челенджер» 170 сил. Повезет меня шеф-пилот, капитан Лео Чейз. С летчиком Чейзом я знаком. На его самолете-лимузине «Кертис-Робен» я летал 31 мая над Ниагарским водопадом.
Чейз сейчас в воздухе. Он возит учеников, обучающихся полетам у фирмы Кертис. Это — одна из побочных работ Чейза, который летает с такой же охотой, с какой он летал в первые годы своей двенадцатилетней карьеры, имеющей в итоге, выражаясь авиаязыком, больше двух тысяч часов пребывания в воздухе и около пяти тысяч посадок.
Чейз — один из лучших летчиков САСШ, выгодно отличающийся от всякого рода рекордсменов своей врожденной скромностью, отличной техникой пилотирования (притом — любой машины) и глубоким знанием лётного дела. Ради тренажа Чейз выполнил серию парашютных прыжков и по крайней мере пять-шесть десятков раз «сбрасывал» с самолета таких новичков, как я. Вот почему я питаю доверие к этому высокому, худощавому блондину с энергичным лицом и зорким взглядом чуть прищуренных глаз.
Ожидая Чейза, мы подошли к самолету. Здесь я получил от Форда последние указания относительно прыжка. На первый взгляд — все очень просто. Я буду прыгать с фюзеляжа, для чего необходимо вылезти из кабинки и стать одной ногой на крыло, а другой на подножку самолета.
Форд продемонстрировал, как нужно вылезать и приготовиться к прыжку. Я повторил за ним показанный маневр в точности и с ловкостью несколько большей, чем это вышло у моего учителя.
У самолета, на котором проводилась эта «примерка», стала собираться изрядная толпа. Удивительно, как быстро пронюхала публика, случайно находившаяся на аэродроме, о предстоящем бесплатном зрелище, которые так любят американцы и особенно определенный сорт праздных зевак, получивших благодаря своему изумительному любопытству кличку «резиновые шеи». Эти резиновые шеи простаивают часами, глазея на самые обычные происшествия, ради которых наш москвич, вечно спешащий и всегда опаздывающий, не истратил бы и минуты времени.
В это время ко мне подошел репортер и задал ряд наивных вопросов, касающихся моих переживаний перед прыжком. Но от разговоров я увильнул, попросив отложить интервью до более удобного момента.
А в самом деле, что я переживал, о чем я думал, ожидая с минуты на минуту появления Чейза, которое явится сигналом начала представления, с нетерпением ожидаемого «резиновыми шеями?»
Мне помнится, что мысли мои были далеко и от парашюта и от прыжка. Я курил папиросу и, разговаривая со Стоутом, изредка посматривал на толпу «резиновых шей», бесцеремонно разглядывавших меня в упор.
«Когда же наконец появится Чейз?» — думал я, начиная нервничать и все чаще и чаще поглядывая на часы.
Уже полдень. Мне кажется, что ветерок начал заметно крепчать. Небо покрывается низкими облаками.
Чтобы несколько рассеяться, я беру под руку Стоута, и мы отправляемся осматривать самолеты, расставленные в ряд перед ангарами различных фирм.
Возвращаясь к нашему самолету, где «резиновые шеи» окружили Форда, требуя подробностей о моей персоне, мы встретили Чейза. Человек, которому предстояло сбросить меня с самолета, встретил меня с улыбкой, как старого знакомого, и мы, пожав друг другу руки, обменялись приветствиями. Теперь все в порядке! Я забрался в наш фордик и сменил туфли на полотняные ботинки парашютиста, с резиновой подошвой, с кожаными щитками для предохранения щиколоток от повреждений, которые можно получить в момент рывка при открытии парашюта, когда расставленные ноги с силой ударяются одна о другую.
«Резиновые шеи» преследовали меня и во время туалета, а потому я старался делать все спокойно, чтобы не выдать своего волнения, которое, конечно, неизбежно при приготовлениях к выполнению совершенно нового и не изведанного еще трюка
Не знаю, насколько мне удалось это, но думаю, что о небольшом волнении все же можно было судить по слегка дрожащим пальцам, шнурующим ботинки.
Надев ботинки, я снял пиджак и положил его в машину. Хотел уже направиться к самолету, но вспомнил, что моя прическа не в порядке, а гребешок остался в кармане пиджака. Пришлось вернуться… И вот, наклоняясь в кабину автомобиля, я случайно заметил на календарике, висевшем внутри автомобиля, цифру «13».