Основные направления социально-экономического развития
Последняя треть XIX века – время бурного развития крупного промышленного производства. Особенно стремительным был прогресс в ключевых отраслях тогдашней экономики – металлургии, машиностроении, на транспорте. Возникают новые отрасли – электротехническая, химическая, продукция которых начинает все больше менять повседневную жизнь людей. Новая ступень в развитии производства требовала и новых форм организации промышленности. Это было время расцвета крупного производства, а оно требовало больших финансовых вложений. В целях аккумуляции средств финансисты стали активно прибегать к новому способу привлечения капитала для решения крупных экономических задач. Речь идет об акционировании, распространение которого способствовало установлению тесных контактов между крупнейшими банками и собственно промышленниками, в результате чего в обществе формировалась узкая элитарная прослойка – финансовая олигархия, которая овладела командными высотами в экономике и стремилась к тому, чтобы полностью подчинить себе и весь ход политического процесса.
Именно в эти годы зарождаются новые формы производственных объединений – картели, синдикаты, тресты, которые становятся монопольными хозяевами рынка в ключевых отраслях промышленности. Раньше других этот процесс начался в США, там же он достиг наибольшего размаха. Базовый принцип рыночной экономики – конкуренция – подвергся в эти годы серьезному испытанию, и это накладывало весьма заметный отпечаток на многие стороны жизни тогдашнего общества – идеологию, политику, социальные отношения.
Социальная структура ведущих стран имела, безусловно, свою национальную специфику, но в то же время и немало общих черт, прежде всего все увеличивающуюся долю горожан в общей совокупности населения. А среди городского населения основная доля принадлежала лицам наемного труда, в первую очередь рабочим. Положение этой части населения во всех отношениях было достаточно тяжелым. Хотя наблюдалась тенденция к некоторому повышению уровня зарплаты и ограничению продолжительности рабочего дня 10 часами, добиваться этого приходилось, как правило, в ходе жестких столкновений с предпринимателями, что, естественно, вело к перманентной напряженности в обществе. Государство лишь к концу века стало отходить от концепции «ночного сторожа», согласно которой оно не должно было вмешиваться в отношения между рабочими и предпринимателями. Нежелание государства разрабатывать позитивную рабочую политику вело к тому, что в сфере трудовых отношений накапливался конфликтный потенциал, угрожавший взорвать базовые устои буржуазной цивилизации.
Если трудовые отношения превращались в источник постоянных и весьма опасных конфликтов, то увеличение доли среднего класса в социальной структуре, несомненно, стабилизировало общество. Важно иметь в виду, что средний класс включает не только предпринимателей, но и интеллигенцию. Имея определенную собственность, этот слой не был заинтересован в радикальном сломе существовавшего правопорядка, ибо в нем у него была своя сравнительно устойчивая ниша. С другой стороны, стремление защитить эту нишу от превратностей судьбы, по возможности укрепить и улучшить свой статус, побуждало идеологов среднего класса добиваться реформирования общества с целью устранения наиболее одиозных социальных язв. Именно в этой среде постепенно выкристаллизовалась мысль о том, что если государство не станет активно влиять на социальный климат, то ожидать стабильности не придется, а без этого рассчитывать на устойчивый прогресс невозможно. Такое своеобразное сочетание статичности и динамики в менталитете среднего класса делало его главным заинтересованным лицом в упрочении гражданского общества.
Сложные и весьма болезненные процессы разворачивались в аграрном секторе экономики ведущих стран. Начиная с 70-х годов прошлого века его поразил затяжной кризис. Развитие транспорта привело к тому, что заметно облегчилась и удешевилась доставка сельскохозяйственной продукции в Европу из Канады, Аргентины, Австралии и из западных штатов США. Мелкие крестьяне европейских стран, попав под жесткий пресс конкуренции со стороны дешевых заокеанских продуктов, разорялись и вынуждены были продавать свои участки и пополнять ряды наиболее бедной части городского населения.
Те же, кто смог выдержать первый натиск заокеанской продукции, вынуждены были срочно перестраивать свое хозяйство, повышать его производительность за счет внедрения новейших технологий, переориентации на новые запросы рынка. Выжившие в этой острейшей конкурентной борьбе хозяйства становились все более тесно интегрированными в общую экономическую систему, и, таким образом, разрыв между двумя основными отраслями экономики, унаследованный от традиционного общества, начал постепенно преодолеваться. Это был весьма болезненный процесс, не раз сопровождавшийся резкими всплесками острых социальных столкновений. Не случайно во многих странах в последней трети XIX века наибольший заряд радикализма был заложен именно в аграрных движениях протеста выступавших за равноправие сельского хозяйства, т. е. за то, чтобы государство целенаправленно помогало фермерам в борьбе с конкурентами, прежде всего с банками, железнодорожными компаниями, посредническими фирмами. Однако, поскольку государство в тот период, как правило, ориентировалось на интересы финансовой олигархии, эти требования не получали поддержки и проблемы аграрного сектора долгое время оставались в ряду важных факторов, дестабилизировавших общественное развитие.
В последней трети XIX века произошло огромное расширение международного товарообмена. Стремительная индустриализация резко расширила емкость внутреннего рынка ведущих стран мира. Во много раз вырос спрос на уголь, сталь, машины, транспортное оборудование, сырье, продовольствие и т. д. Это детерминировало рост внешней торговли. Несмотря на увеличение емкости рынка, борьба за контроль над национальными рынками становилась все более жесткой. Для вытеснения конкурентов заинтересованные стороны стали использовать все новые и новые средства. Одним из самых распространенных стал демпинг, т. е. импорт тех или иных товаров по явно заниженным ценам, для того чтобы таким путем подавить сопротивление местных производителей данной продукции, занять рынок, а уже затем диктовать свои условия. Это порождало ответную реакцию: на смену «свободной торговле» идет протекционизм, т. е. защита внутреннего рынка от иностранной продукции с помощью различных ограничительных мер, которые проводит государство. Введение жестких протекционистских мер не раз приводило к резкому обострению межгосударственных отношений, которое выливалось в так называемые «таможенные войны».
Рост международной торговли, развитие транспортной инфраструктуры, завершение раздела мира – все это усиливало и ускоряло процесс становления единой системы мирового хозяйства. Общая тенденция развития сводилась к тому, что замкнутые, разобщенные национальные хозяйственные единицы постепенно скреплялись в органично взаимосвязанную и взаимозависимую систему, что безусловно стало оказывать все более серьезное воздействие на внутреннюю эволюцию каждого из элементов этой глобальной системы. А это, в свою очередь, начало во все большей мере влиять на политическую ситуацию в ведущих государствах, на характер межгосударственных отношений, на положение дел на периферии системы международных отношений.
Естественно, что эти общие для наиболее развитых стран факторы социально-экономических отношений в каждой конкретной державе – Англии, Германии, США, Франции и др. – имели свою специфику, свои национальные особенности. Так, например, наиболее быстрыми темпами создание крупных финансовых структур нового типа шло в США и Германии. Их символами стали гигантские американские корпорации «Стандард Ойл» и «Стальной трест», немецкий концерн Круппа. Безусловно, и в Англии, и во Франции также возникли объединения подобного рода (достаточно, например, упомянуть концерн Шнейдер-Крезо), но бесспорными лидерами в этом процессе оставались именно США и Германия.
К появлению концернов и трестов в разных странах относились по-разному. Особенно бурные дискуссии по поводу роли новых объединений развернулись в США. Именно там антимонополистическое движение приобрело наибольший размах. Его участники полагали, что образование трестов, монополизировавших целые отрасли промышленности, было не результатом естественных процессов, разворачивавшихся в сфере экономики, а следствием «преступного заговора» группы олигархов, подрывавшего устои «американской системы», в первую очередь, одну из ее основ – свободу конкуренции. Эти идеи получили яркое отражение в весьма популярных в США того времени трудах Э. Беллами и Г. Ллойда, в платформе, созданной в начале 90-х годов популистской партии. Не удивительно, что самые различные социальные силы настойчиво добивались роспуска трестов. Под их давлением в 1890 г. Конгресс США принял закон Шермана, декларировавший, что «объединения в форме треста или любой другой форме… с целью ограничения коммерции или торговли между штатами или иностранными государствами объявляются незаконными».
Общим для всех наиболее развитых стран Запада было становление основ гражданского общества. Однако темпы этого процесса были в разных странах далеко не одинаковыми. В США и Англии основы гражданского общества – устойчивая партийная система, механизм выборов и местного самоуправления, разветвленная сеть различных общественных организаций, выполняющих роль групп давления, и другие его атрибуты уже сложились и функционировали достаточно стабильно. В этих странах речь шла о совершенствовании его структуры, повышении общей эффективности, устранении отдельных атавизмов прошлого. Так, в США особенно большую проблему представлял «южный вопрос». Дело в том, что, хотя в результате Гражданской войны рабство и было уничтожено, южанам позднее удалось легитимизировать систему расовой сегрегации, узаконивавшую неравноправное положение негритянского населения в сфере социально-экономических отношений. По существу на Юге были законсервированы многие пережитки прежних порядков, и это создавало серьезные проблемы на пути дальнейшего развития американского общества. В Англии большие сложности представлял вопрос о предоставлении самоуправления Ирландии. Он не раз вызывал острые политические кризисы, смены кабинетов, расколы в ведущих партиях. И тем не менее в обеих этих странах гражданское общество стало реальностью.
Гораздо сложнее ситуация в этом плане была в Германии и Франции. Во Франции лишь к началу 90-х годов, после провала попытки Буланже ликвидировать республиканские институты, завершилась дискуссия об оптимальной форме государственного устройства – был сделан окончательный выбор в пользу республики. Лишь после этого можно было говорить об утверждении в стране основ гражданского общества. На его облик большое влияние оказывали два разноплановых фактора: память о катастрофе 1870 г. и весьма популярная среди французов самых разных социальных групп идея реванша, консолидировавшая общество – и широко распространенный со времен Великой французской революции лозунг социальной справедливости, вступивший в резкую дисгармонию с реальной действительностью и в силу этого дестабилизировавший общество. На волне борьбы за социальную справедливость в 1880 г. возникла Французская рабочая партия, ставившая своей целью переустройство общества на социалистических принципах, причем ее радикальная часть вела речь о полном сломе существовавшей системы. Популярность и влияние новой партии быстро росли, она превращалась в заметную силу, и перед правящей элитой остро стоял вопрос: как строить взаимоотношения с ней? Вплоть до конца XIX века превалировала точка зрения, согласно которой единственно возможным вариантом решения этой проблемы было силовое подавление социально-политического инакомыслия. Однако в этом случае значительная часть общества лишалась возможности пусть опосредованно, но все же принимать участие в политическом процессе. Очевидно, что подобная ситуация не только не повышала общественную стабильность, но, наоборот, серьезно дестабилизировала общество. Лишь в самом конце XIX века в правящей элите наметилась переоценка ценностей в этой сфере. Начиная с «казуса Мильерана» в 1899 г., когда впервые представитель социалистов был приглашен в правительство, власти стали стремиться к тому, чтобы интегрировать социалистов в политическую систему.
Еще сложнее становление гражданского общества происходило в Германии, где еще предстояло решить ряд важных общедемократических задач, прежде чем переходить к отработке норм и принципов функционирования подобного общества. В Германии особенно бросалось в глаза противоречие между уровнем развития экономики (по базовым показателям в этой сфере Германия находилась на передовых позициях) и состоянием социально-политической сферы, где сохранялось немало пережитков прежней эпохи. Этот дисбаланс оказывал большое воздействие на долгосрочные тенденции в развитии германского общества.
При всех зигзагах и национальных особенностях, те базовые изменения в сфере социально-экономических отношений, о которых шла речь выше, все более решительно пробивали себе дорогу и начинали все ощутимее влиять на остальные стороны развития западной цивилизации.
Формирование основных идейных концепций «индустриального общества»
Многогранные изменения, характерные для общественного развития второй половины XIX века, постоянно ставили перед общественно-политическими деятелями массу новых сложных проблем. Это заставляло политиков-практиков, общественных деятелей, ученых-обществоведов интенсивно искать ответы на новые злободневные проблемы строить прогнозы по поводу будущего человеческой цивилизации, анализировать уроки прошлого. В ходе этих поисков выкристаллизовывались основные идеологические концепции, которые стали определять параметры идейно-политической борьбы в ведущих государствах мира.
Наибольшим влиянием на Западе пользовались либеральные идеи. Это особенно относится к США и Англии. Именно там либеральные ценности получили наиболее полное воплощение на практике, именно там они постоянно оттачивались и модернизировались. Своими корнями либерализм, как, впрочем, и большая часть других форм современной идеологии, уходит в эпоху Просвещения. В XIX веке идеи просветителей получили дальнейшее развитие. С точки зрения сторонников либеральной доктрины, главной, основополагающей ценностью в жизни человечества являлась свобода. Либерализм XIX века во главу угла ставил свободу индивида. Естественно, возникает вопрос, как согласовать индивидуальные свободы с интересами общества в целом. Для идеологов либерализма Д. Бентама, Д. Милля, Г. Спенсера вопрос решался однозначно: индивид выше общества и все, что приносит пользу отдельной личности, будет полезно обществу. Идеи индивидуальной свободы и равенства возможностей, изначально нацеленные на борьбу с пережитками феодализма, постепенно стали использоваться для обоснования и оправдания тех крупных изменений в сфере социально-экономических отношений, которые имели место в последней трети XIX века.
В условиях приоритетности прав индивида над интересами общества в целом главным регулятором отношений между людьми являлась конкуренция. Жизнь рассматривалась либералами как постоянное состязание, и задача государства заключалась в том, чтобы обеспечить равные стартовые возможности для его участников. Дальше все решает конкуренция, она все расставляет по полочкам. Либералы были последовательными сторонниками идеи общественного прогресса. Вся история рассматривалась ими как непрерывное поступательное движение к более совершенным формам организации общества. При таком подходе, во-первых, рациональное обоснование получали новейшие для того времени тенденции в социально-экономической сфере. Именно они становились главным мерилом прогресса: тот, кто дальше продвинулся по пути индустриализации, автоматически превращался в более прогрессивную страну. Во-вторых, за западной цивилизацией прочно закреплялся статус самой передовой, и распространение ее влияния на остальной мир соответственно становилось делом первостепенной важности.
Ясно, что подобные характеристики тогдашнего либерализма вполне устраивали правящую элиту ведущих государств, и не удивительно, что в этой среде либеральные идеи пользовались большой популярностью. Сложнее обстояло дело с быстро растущим средним классом. С одной стороны, идеи индивидуальных свобод, равенства возможностей, конкуренции, прогресса находили у его представителей безусловный позитивный отклик, и в середине века эта социальная группа являлась важным элементом той электоратной базы, из которой черпали поддержку политики либерального толка. Однако по мере того, как командные высоты в экономике занимали представители финансовой олигархии, становилось все очевиднее, что вступление западной цивилизации в новую фазу развития ведет к определенному ухудшению статуса среднего класса. Принцип саморегуляции общества, от которого отталкивались во всех своих рассуждениях либералы, в новых условиях явно не работал. И этого не могли не видеть представители гуманитарной интеллигенции, «мозгового центра» среднего класса. В этой среде шло интенсивное осмысление многочисленных изменений, происходивших в обществе, и того, как на все это должна реагировать либеральная идеология.
Основным оппонентом либерализма века стал марксизм. Его ключевые положения были изложены в популярной форме еще в 1848 г. в «Манифесте коммунистической партии», написанном К. Марксом и Ф. Энгельсом, а затем получили развитие в ряде их фундаментальных трудов. Маркс и Энгельс были не только теоретиками. Много сил и времени они уделяли пропаганде своих идей. В 1864 г. они создали I Интернационал, который имел секции почти во всех европейских странах и США. Позднее на их базе возникли национальные социалистические или социал-демократические партии, объединившиеся в 1889 г. во II Интернационал. К концу века они превратились в массовые организации, игравшие в ряде стран (прежде всего в Германии, Франции, Италии) весомую роль в политической жизни. В чем суть той платформы, на базе которой они строили свою деятельность? Марксизм являлся радикальной реакцией на бурное развитие буржуазных отношений. Если либералы делали акцент на позитивную сторону этого процесса – технический прогресс, рост общественного богатства, улучшение качества жизни, расширение демократических свобод и т. д., то марксизм упирал на то, что в капитализме имманентно заложены антагонистические противоречия, которые неизбежно должны взорвать существующую систему. Марксизм справедливо указывал на многие негативные моменты, сопровождавшие развитие буржуазных отношений: социальную несправедливость, жесточайшую эксплуатацию лиц наемного труда, поляризацию социальной структуры общества, тяжелейшие условия жизни низов общества и порождаемые этим нищету, пьянство, воровство, проституцию и т. д. Если либералы полагали, что существующий правопорядок можно улучшить путем реформ, то марксисты были твердо убеждены: улучшить капитализм невозможно, следовательно, существующий правопорядок необходимо уничтожить, и эту миссию должна выполнить партия рабочего класса, опирающаяся на марксистскую идеологию. Таким образом, если либералы выступали за эволюционный вариант развития общества, то сторонники марксизма являлись поборниками революционного способа реализации идеи общественного прогресса.
Реалии западной цивилизации второй половины XIX века давали немало фактов, подтверждавших теоретические выкладки Маркса. И все же жизнь оказалась сложнее схем. Как только сторонники нового подхода к решению стратегических задач по переустройству общества перешли от теории к практике, им сразу же пришлось столкнуться с целым комплексом сложнейших вопросов: как эффективнее вести борьбу за реализацию своих программно-целевых установок, как строить отношения с существующими органами власти и другими партиями, какой должна быть конкретная тактика их собственной партии и многое другое. На все эти вопросы предстояло найти ответы экспериментальным путем, в ходе повседневной политической борьбы.
Включение сторонников марксистских идей в политическую борьбу поставило на повестку дня вопрос об интерпретации базовых положений теории Маркса. К концу XIX века выяснилось, что в партиях II Интернационала существует несколько течений, которые, считая себя последователями Маркса, по-разному трактовали суть тех изменений в обществе, которые произошли в последней трети XIX века, и соответственно по-разному видели задачи социалистического движения. Так, Э. Бернштейн, видный деятель германской социал-демократической партии, прямо заявил, что со времени зарождения марксизма мир серьезно изменился и, следовательно, настал момент для переосмысления и ревизии базовых положений марксизма, его оценок перспектив развития капитализма и будущего человеческой цивилизации. Его последователей, имевшихся практически во всех партиях II Интернационала, стали называть ревизионистами.
Они полагали, что за полвека, прошедших с выхода в свет «Манифеста коммунистической партии», капитализм доказал, что способен развиваться эволюционным путем и постепенно модернизироваться. Следовательно, задача теперь состояла не в том, чтобы единовременными усилиями перевести общество в качественно иное состояние, а кропотливым трудом добиваться реформирования общества, продвигая его таким образом по пути прогресса в сторону большей социальной справедливости. И последнее звено в цепочке его рассуждений – партиям II Интернационала следует интегрироваться в существующую политическую систему, чтобы, работал вместе с другими социально-политическими силами, добиваться проведения реформ.
На роль главного оппонента ревизионистов быстро выдвинулся представитель российской социал-демократии В. И. Ленин. Он не отрицал того, что капитализм за полвека, прошедших с момента появления «Манифеста», заметно трансформировался, но полагал, что изменения не меняют его сущности. Реформировать его невозможно, утвердить социальную справедливость можно только уничтожив базовые устои общества, основанного на частнособственнических отношениях, – в этом В. И. Ленин был твердо убежден. Отсюда вытекали и задачи социалистического движения: вести работу по подготовке революционного переустройства общества. Свою концепцию в полном объеме В. И. Ленин сформулировал уже позднее, в первые десятилетия XX века, но уже тогда в партиях II Интернационала наметился раскол, позднее приведший эту организацию к распаду. Безусловно, палитра мнений в социалистическом движении была сложнее, однако мировоззрение тех, кто занимал промежуточную позицию, формировалось из сочетания этих двух подходов к сути тех процессов, которые разворачивались в обществе.
Помимо либерализма и марксизма определенным влиянием в ведущих странах Запада пользовались представители консервативной идеологии. Одним из основоположников современного консерватизма по праву считается Э. Бэрк, живший в конце XVIII века. Опыт революций в Европе привел его к выводу, что бурный общественный прогресс может привести к утрате основополагающих традиций и ценностей. Их сохранение являлось, по его мнению, главной предпосылкой нормального функционирования любого общества. Отсюда и название этого течения – консерватизм (охранять, сохранять). Бурные события первой половины XIX века не только еще больше убеждали последователей консервативных постулатов в мнении о необходимости укрепления устоев традиционного общества, но и пополняли их ряды за счет представителей самых различных социальных групп, которых стремительные изменения всех сторон жизни общества выбивали из привычного ритма.
В среде консерваторов существовали различные оттенки, по-разному трактовавшие вопрос о том, что следует рассматривать в качестве оптимального варианта общественного устройства. Тем не менее к концу XIX века консерватизм уже безусловно стал одной из разновидностей буржуазной идеологии и четко действовал в этих рамках. У него появилась собственная ниша. Консерваторы, подобно либералам, признавали ценность свободы, причем в иерархии свобод на первое место безусловно ставилось право на свободное обладание и распоряжение собственностью. Однако, в отличие от либералов, являвшихся рьяными сторонниками общественного прогресса, который позволяет решать все проблемы, консерваторы скептически относились к возможности построения рациональной модели общества, ибо общество состоит из людей, а человек от природы существо несовершенное и неразумное. Следовательно, рассчитывать на якобы имманентно заложенную в обществе способность к саморегуляции и самокритике не приходится. Лишь при наличии четких ограничительных установлений, проводимых в жизнь государством, можно избежать сползания к хаосу и анархии, сохранить традиционные ценности, без которых общество обречено на деградацию.
Эти три базовые разновидности идеологии присутствовали практически в любой из развитых стран. Естественно, у либерализма, марксизма и консерватизма были, наряду с общими, генетическими для этого вида общественно-политической мысли признаками, свои национальные особенности. Разным был и удельный вес этих концепций в общественно-политической жизни ведущих стран Запада. Но именно их борьба, их сложное взаимодействие определило динамику развития западной цивилизации, особенности перехода ее в стадию «индустриального общества».
«Рабочий вопрос» в последней трети XIX в
Завершение промышленного переворота и превращение крупной индустрии в основу экономики ведущих государств Запада превращало проблему взаимоотношений труда и капитала в стержневой сюжет, вокруг которого так или иначе стал вращаться весь политический процесс в наиболее развитых странах. Тяжелые условия труда, низкий жизненный уровень неизбежно порождали непрекращающуюся череду острых конфликтов между рабочими и предпринимателями. «Пионером» в этом вопросе была Англия, раньше других вступившая на путь индустриализации. Идеология классического либерализма исходила из того, что государство не должно вмешиваться в эти отношения, если они не ведут к нарушениям общественного порядка и не создают угрозы праву собственности. Во всех остальных случаях государство оставляло рабочих один на один с предпринимателями. Ясно, что у последних было явное преимущество по сравнению с неорганизованными рабочими. Это обстоятельство стимулировало рабочих к объединению в профессиональные организации, отстаивавшие их интересы. Опять-таки именно Англия стала родиной первых массовых профсоюзов (тред-юнионов).
К последней трети XIX века английские профсоюзы уже накопили немалый опыт в защите прав своих членов, в борьбе за улучшение условий труда и жизни рабочих. Еще в 1868 г. английские профсоюзы объединились в общенациональную организацию – Британский конгресс тред-юнионов (БКТ). Хотя формально эта организация занималась только экономическими вопросами, ее политическое влияние быстро росло, и перед правящим истеблишментом Британских островов остро встал вопрос: как реагировать на деятельность БКТ? Лидер либеральной партии Гладстон был убежден, что профсоюзы должны стать важной интегральной частью гражданского общества. Если не наладить с ними диалог, то они могут превратиться в серьезную деструктивную силу, постоянно дестабилизирующую общество. Именно поэтому Гладстон настоял на предоставлении профсоюзам прав юридического лица, но одновременно всячески стремился ограничить возможности для проведения профсоюзами массовых акций, организации давления на предпринимателей.
Профсоюзные организации быстро росли и в других развитых странах – США, Германии, Франции. Если в США созданная в 1886 г. Американская Федерация Труда (АФТ) изначально четко заявила, что мыслит свою деятельность в рамках существовавшей системы, и соответственно строила свои взаимоотношения с государством и бизнесом, то в Германии и во Франции отношения профсоюзов и властей были много сложнее. Дело в том, что в этих странах существовали достаточно массовые рабочие партии, опиравшиеся в своей деятельности на марксистскую идеологию. Они придавали важное значение укреплению своего влияния в профсоюзах, превращению их не просто в эффективный инструмент защиты экономических прав трудящихся, но в организацию, помогающую партии в реализации ее программно-целевых установок.
Быстрый рост влияния социалистических партий побуждал правящие круги Германии и Франции к жестким мерам по ограничению их деятельности. Особенно в этом плане отличался Бисмарк, по инициативе которого в Германии в 1878 г. был принят первый закон против социалистов, запрещавший деятельность всех политических организаций рабочих, лишавший их возможности пропагандировать свои взгляды через печатные органы. Понимая, однако, что одними репрессиями невозможно добиться стабилизации ситуации, Бисмарк пытался сочетать политику репрессий с определенными уступками рабочему движению. В 80-е годы была принята серия законов, вводившая в Германии систему социального страхования. Таким образом, государство в Германии явно отошло от позиции «ночного сторожа», стало достаточно активно вмешиваться в рабочий вопрос, пытаясь проводить в этой области собственную политическую линию. В 90-е годы правительство, возглавляемое новым канцлером генералом Каприви, встало на путь регулирования условий труда. Другое дело, что те стандарты, которыми продолжало руководствоваться правительство, и те, принятия которых добивались профсоюзы и рабочие партии, существенно отличались друг от друга, и диалога между властями, предпринимателями и представителями рабочих явно не получалось.
Отсюда нарастание забастовочного движения, которое подчас приобретало весьма драматичные формы. Широкий резонанс во всем мире получили события в США, связанные с забастовками сталелитейщиков в Гомстеде в 1892 г. и особенно Пульмановская стачка в Чикаго в 1894 г. Жесткая позиция предпринимателей и местных властей, а затем и федеральных привели к созданию крайне напряженной ситуации, а в Чикаго даже к человеческим жертвам. Эти события показали, что силовой подход к решению спорных вопросов в сфере трудовых отношений может толкнуть даже такую невосприимчивую к социалистическим идеям страну, как США, в пучину хаоса и гражданского неповиновения.
Это побуждало часть политической элиты США пересмотреть свои базовые установки в рабочем вопросе. В 90-е годы XIX века сторонники нового подхода к этой проблеме группировались вокруг кружка Т. Рузвельта-Лоджа. Политики нового поколения, тесно связанные с рядом крупных представителей академических кругов (Уорд, Эли, Кроули), молодые претенденты на руководство «великой старой партией» пытались убедить «старую гвардию» (Маккинли, Платт, Ханна и др.) в том, что необходимо отказаться от многих прежних стереотипов, прежде всего в сфере социальной политики. Т. Рузвельт понимал, что в условиях резкого обострения социальных конфликтов государство не может оставаться безучастным наблюдателем происходивших событий: пассивность федеральных властей ведет к укреплению влияния леворадикальных сил, стремящихся к уничтожению существовавшего правопорядка. Нейтрализовать их растущее влияние можно лишь путем активизации деятельности по реформированию всей сферы социально-экономических отношений. Только активное государство, выступающее в роли посредника в отношениях между предпринимателями и рабочими, может поддерживать социальную стабильность в обществе, полагал Т. Рузвельт. Деятельность его фракции закладывала основы того политического курса, который уже в XX веке получил широкое распространение в ведущих странах Запада и вошел в историю под названием либерального реформизма. В конструкциях реформистов рабочий вопрос из фактора, подрывавшего буржуазный правопорядок, должен был превратиться в некий пробный камень, на котором оттачивались положения развернутой, альтернативной марксизму концепции общественного развития, в основе которой лежала бы не борьба классов, а их сотрудничество.
Новое поколение либеральных реформаторов еще только готовилось сказать свое слов в решении рабочего вопроса, в то время как их леворадикальные оппоненты интенсивно наращивали свои усилия, нацеленные на то, чтобы превратить рабочее движение в главную силу, которой будет суждено похоронить капитализм и открыть новую эпоху в развитии человеческой цивилизации. Эффективность их усилий в значительной степени ослаблялась в силу того, что в этой среде шла острая, подчас ожесточенная борьба различных идейных течений, жестко конкурировавших между собой. Помимо того, что в самом марксизме выкристаллизовалось несколько различных течений, по-разному интерпретировавших его краеугольные положения, марксизму в целом противостоял еще целый ряд принципиальных противников капитализма, среди которых в последней трети XIX века большим влиянием пользовались анархисты. Особенно прочными позициями они обладали в романских странах – Испании, Италии, отчасти Франции.
Искусно апеллируя к недовольству тех социальных сил, которые бурная индустриализация выбивала из привычного ритма жизни, а часто просто лишала элементарных источников к существованию, анархисты призывали к немедленному прямому действию, включая индивидуальный террор, против государственных структур и лиц, олицетворявших эти структуры. Именно сторонники анархистов организовали в 70-е – 90-е годы XIX века целую серию террористических актов, прокатившихся по Европе и Америке. Один из крупнейших идеологов анархизма Бакунин не менее резко, чем Маркс, критиковал капитализм, но существенно расходился с последним в вопросе о методах изменения реальности и того, к чему должны стремиться противники буржуазного общества.
Пожалуй, ключевым моментом, где взгляды анархистов и марксистов радикально расходились, было их отношение к государству. Анархисты стремились к полному уничтожению государства, считая, что оно в любом контексте является орудием угнетения. Естественно, анархисты не верили в возможность решения вопросов, связанных с регулированием трудовых отношений, с помощью законодательных мер. По их мнению, легалистская деятельность рабочих партий лишь консолидировала существующий строй, в то время как реальная задача рабочего движения состоит в том, чтобы всемерно расшатывать устои государства, приближая его крах. В качестве инструментов для расшатывания государственных структур анархисты предлагали различные способы, в том числе всеобщую стачку, не исключался и террор.
Действия анархистов вносили немалую напряженность в жизнь общества, и там, где власти не хотели принимать участия в конструктивном решении всей совокупности вопросов, связанных с трудовыми отношениями, идеи анархистов находили живой отклик у наиболее обездоленной части общества. Чисто репрессивные способы борьбы с набиравшим размах рабочим движением лишь укрепляли в нем позиции радикальных элементов. Несколько позднее президент США В. Вильсон сказал ставшую ныне хрестоматийной фразу: «Семена революции в репрессиях. Лекарство против нее не должно быть негативным. Оно должно быть конструктивным». Эта мысль зародилась в конце XIX века и постепенно, с большими трудностями, начала проникать в умы правящей элиты ведущих стран Запада (но не России). Осознание этой истины как раз и происходило прежде всего в процессе решения рабочего вопроса, постепенного превращения этой проблемы в важнейшую составляющую политики любого индустриально развитого общества.
Таким образом, трудовые отношения из вопроса, находящегося вне сферы компетенции правительства, эволюционировали в сторону превращения в некий индикатор, фиксировавший степень адаптации того или иного государства к условиям перехода к «индустриальному обществу». К концу XIX века эта сложная трансформация еще не завершилась, но именно она стала предметом развития «рабочего вопроса». Выработка нового подхода происходила в ходе жесткого столкновения позиций двух основных социальных сил нарождавшегося «индустриального общества» – буржуазии и рабочего класса. Это поначалу бескомпромиссное противостояние, грозившее взорвать общество, побуждало государство брать на себя роль арбитра в данных конфликтах. Однако правила, по которым этот арбитр будет судить и разбирать возникающие споры, еще предстояло выработать.