Трудный путь к разрядке
К концу 50-х годов в мировой политике отчетливо обозначались тенденции, плохо коррелировавшие с жесткими нормами функционирования биполярной модели. Мир становился все более сложным и многоцветным. Безраздельная гегемония двух сверхдержав, их стремление свести всю палитру международных отношений к «историческому противоборству» двух систем ценностей наталкивалась на процессы плюрализации развития мирового сообщества. Мощнейший удар по жесткой биполярной схеме мирового развития нанес интенсивный распад колониальной системы и образование новых, независимых государств. Когда создавалась биполярная система, их просто не существовало, и этот фактор не мог быть заложен в конструируемую модель нового миропорядка.
Уже в 50-е годы эти страны достаточно громко заявили о своем желании найти собственную нишу, выбрать свой путь развития. Это создавало почву для возникновения движения неприсоединения. Весной 1955 года в Бандунге (Индонезия) собрались представители 29 государств Азии и Африки для того, чтобы обсудить совместную стратегию поведения в биполярном мире. На этой конференции было одобрено несколько документов. К числу важнейших относится «Декларация о содействии всеобщему миру и сотрудничеству». Хотя большинство новых государств не желало жестко привязывать себя к какому-либо из двух основных центров силы, большая их часть весьма настороженно относилась к США, ибо Америка олицетворяла враждебный им Запад, и с симпатией относилась к СССР, внимательно изучала его опыт индустриализации. В 1961 году эта тенденция получила дальнейшее развитие: по инициативе И. Б. Тито, Дж. Неру и Г. А. Насера было создано движение неприсоединения.
Усложнение мирового сообщества неизбежно сказывалось на уровне конфликтности и на характере самих конфликтов. Если в первые послевоенные годы в центре большинства конфликтов было столкновение двух сверхдержав, то теперь все чаще стали возникать кризисные ситуации, порожденные действиями кого-то из их союзников, отстаивавших собственные интересы. США и СССР так или иначе втягивались в эти в общем-то не нужные им конфликты. Примером этого могут служить Суэцкий кризис 1956 года, два кризиса вокруг Тайваня в 1954 и 1958 гг., начавшаяся в 1954 году затяжная война Франции против Алжира.
В конце 50-х – 60-е годы супердержавы столкнулись с весьма неприятным для них явлением – эрозией единства своих блоков. Первым это ощутил СССР. После того как в пылу борьбы за власть Н. С. Хрущев выступил на XX съезде КПСС в феврале 1956 года с разоблачением культа личности, нашему государству пришлось сразу же столкнуться с весьма неприятными последствиями. В среде наших союзников возник естественный вопрос: почему они должны следовать во внутренней и внешней политике тем рецептам, которые вырабатываются в Москве? К такой постановке проблемы Хрущев был явно не готов, он растерялся и на время потерял контроль над ситуацией в Восточной Европе, где прокатилась волна антисоветских и антирусских выступлений. Их кульминацией стали события в Венгрии осенью 1956 года. Ценой огромных усилий, создав себе массу проблем, удалось предотвратить неприемлемое для СССР развитие событий в этом жизненно важном регионе. Постепенно стали обостряться отношения с КНР. Поначалу это была чисто идеологическая полемика, но по мере нарастания ее накала она начала оказывать все более негативное влияние и на характер межгосударственных отношений этих двух держав.
В конце 50-х годов начались проблемы с союзниками и у американцев. В 1958 году президентом Франции стал Ш. де Голль, сторонник независимой внешнеполитической линии Франции. Он постоянно напоминал Вашингтону, что Франция – великая держава и с ней нельзя обращаться как со своей марионеткой. Конфликт достиг своей кульминации в 1966 году, когда Франция объявила, что выходит из военной (но не политической) организации НАТО, и стала налаживать диалог с СССР. Другие западноевропейские страны не пошли столь далеко. Но по мере того, как интеграционные процессы набирали размах и укреплялся их совокупный экономический потенциал, у них таяло желание идти в фарватере внешнеполитического курса США. На Дальнем Востоке Япония, оправившаяся от разгрома в войне, начала в 60-е годы демонстрировать фантастические успехи в сфере экономики. В мире заговорили о «японском чуде». Япония доказала, что вполне реальна и перспективна иная, чем американская, модель развития рыночной экономики. Американцам все больше приходилось считаться с этим. Даже в Латинской Америке, традиционно входившей в сферу влияния США, нарастали антиамериканские настроения. Открытый вызов США бросила Куба.
Руководители и США, и СССР не могли не видеть, что в мире происходят неблагоприятные для них изменения. Естественно вставали два взаимосвязанных вопроса: почему это происходит и как на это реагировать? На рубеже 50-х – 60-х годов на первую часть вопроса в столицах обеих сверхдержав давался простой ответ: причина всех бед – козни врага. Соответственно предлагались и рецепты борьбы с этими кознями. Во-первых, всеми средствами укреплять и наращивать свой военный потенциал за счет новейших видов ракетно-ядерного оружия. Гонка вооружений в это время вступила в новый виток.
Во-вторых, любой ценой втиснуть процесс плюрализации развития мирового сообщества в жесткие рамки борьбы двух систем. И США, и СССР громогласно утверждали, что именно их страна символизирует оптимальную модель общественного развития. По инициативе Н. С. Хрущева в СССР была принята новая программа КПСС, в которой декларировалось, что в СССР в обозримом будущем будет построено коммунистическое общество. Новый президент США, молодой, амбициозный Дж. Кеннеди при любом удобном случае бросал вызов СССР, заявляя, что в США будет построено «общество всеобщего благоденствия» – что-то вроде коммунизма, но с частной собственностью. Хрущев и Кеннеди активно убеждали остальное мировое сообщество, что по-прежнему существует только два варианта развития: американский и советский.
В-третьих, резко обострилась борьба за третий мир. США, используя комбинацию силовых и реформистских средств, пытались «вестернизировать» третий мир, расширить там прослойку сторонников западного варианта развития. Всячески пропагандируя западные демократические ценности, США в то же время не гнушались поддержкой одиозных диктаторских режимов, при условии их жестко антикоммунистической позиции.
Советский Союз пытался играть на том, что в среде лидеров третьего мира тон тогда задавали политики радикального толка, такие, как Г. А. Насер и Ф. Кастро. Мы готовы были оказывать им экономическую, дипломатическую и даже военную помощь. Правда, принимая ее, далеко не все лидеры третьего мира становились нашими полноценными союзниками. У них были свои интересы, собственное видение будущего своих стран, далеко не всегда совпадавшее с представлениями Н. С. Хрущева о том, что есть социальный прогресс. Тем не менее они, как правило, занимали жесткую антиамериканскую позицию, и это вполне соответствовало государственным интересам СССР.
Разное видение тех процессов, которые проходили в третьем мире, неизбежно вело к обострению противоборства США и СССР в этом огромном анклаве мирового сообщества. Отсюда частые и весьма жесткие столкновения, перераставшие в серьезные международные кризисы. Их кульминацией стал Карибский кризис, разразившийся в октябре 1962 года и поставивший мир на грань мировой ядерной войны.
Карибский кризис стал важной вехой в истории биполярной системы. В политических элитах обеих сверхдержав стали все отчетливее понимать, что лобовое столкновение сверхдержав с использованием всего имеющегося в их распоряжении военного потенциала не принесет победы и обернется глобальной катастрофой. Следовательно, для реализации своих планов надо искать другие, более гибкие и отвечающие новым реалиям методы. Отсюда стремление как-то сбить остроту военного противостояния, ограничить наиболее абсурдные и опасные формы гонки вооружений. Проявлением этих тенденций стало заключение в 1963 году Московского договора о прекращении ядерных испытаний в трех сферах: атмосфере, космосе и под водой. В том же русле действовал и подготовленный под эгидой ООН договор «О принципах деятельности государств по исследованию космического пространства» и договор «О запрещении размещения ядерного оружия на дне морей и океанов».
Более сложным по своему характеру и последствиям был заключенный в 1968 году договор о нераспространении ядерного оружия. С одной стороны, очевидно, что его бесконтрольное расползание чревато непредсказуемыми, опасными последствиями для всего человечества. С другой, закрытие явочным порядком шансов на вступление в «ядерный клуб» для всех, кроме той пятерки государств, которая к 1968 году уже имела свое ядерное оружие, вызывало естественное раздражение у так называемых «пороговых государств» (которые в обозримом будущем могли создать свое ядерное оружие). Ведь обладание им являлось как бы символом причастности к «клубу великих держав», а любое уважающее себя государство стремится к этому.
Наряду с этим, в 60-е годы действовали и другие тенденции: обе сверхдержавы, но прежде всего США, не оставляли надежд переломить ситуацию в свою пользу за счет успехов в локальных конфликтах. В 60-е годы центральным конфликтом такого рода стала война во Вьетнаме. С конца 50-х годов в Южном Вьетнаме начала разворачиваться борьба против марионеточного сайгонского правительства. С 1960 года эту борьбу возглавил Национальный фронт освобождения Южного Вьетнама (НФОЮВ). США, в свою очередь, интенсифицировали помощь Сайгону. Однако положение сайгонского режима неуклонно ухудшалось. После того, как 7 августа 1964 года Конгресс США принял Тонкинскую резолюцию, началась стремительная эскалация прямого американского вмешательства в гражданскую войну в Южном Вьетнаме. Американцы, рассчитывавшие преподать наглядный урок коммунистам, как вскоре стало ясно, попали в крайне неприятную ситуацию: несмотря на все усилия самого мощного государства, оно не могло ничего поделать с вьетнамскими партизанами. Потери США росли, увеличивалось недовольство в самих США действиями своего правительства, антивоенное движение достигло там огромного размаха, падал престиж США в мире. К 1968 году стало очевидно, что добиться победы в этой войне США не смогут, и перед ними встал тяжелый вопрос: как выйти из этой ситуации с минимальными потерями?
Под давлением внешних и внутренних обстоятельств США пришлось согласиться на четырехсторонние переговоры (США, ДРВ, сайгонский режим и НФОЮВ), которые начались в январе 1969 года в Париже. Новый президент США Р. Никсон в качестве одного из своих первых шагов во внешнеполитической сфере провозгласил в 1969 году так называемую Гуамскую доктрину, которая предусматривала «вьетнамизацию» войны в Индокитае. Не прекращая военно-технической помощи Сайгону, США начали постепенно свертывать свое собственное военное присутствие в этом регионе. Однако выйти из войны оказалось намного труднее, чем вступить в нее: этот процесс оказался чрезвычайно болезненным и растянулся до середины 70-х годов.
Другой серьезной проблемой, грозившей взорвать сложившееся в мире статус-кво, был перманентный ближневосточный конфликт, периодически переходивший в фазу военных действий между Израилем и его арабскими соседями. Очередное такое столкновение вспыхнуло в июне 1967 года, когда Израиль нанес неожиданный массированный удар по Египту, Сирии и Иордании и захватил обширные территории, принадлежавшие этим трем странам. Лишь жесткая позиция СССР заставила его прекратить военные действия. В непростом положении были и США. Израиль являлся их стратегическим союзником, и его поддержка считалась одним из императивов всей американской внешней политики. В то же время такая жесткая детерминанта мешала налаживанию диалога США с арабским миром и автоматически укрепляла в нем позиции СССР.
Непростым было и положение внутри противоборствующих блоков. Здесь особенно сложным было положение СССР. К концу 60-х годов увеличились эрозийные процессы в ОВД. Восточноевропейские страны, входившие в эту организацию, за четверть века, прошедшие с момента окончания войны, заметно окрепли, и там все более отчетливо прослеживалось желание, по крайней мере в вопросах внутренней политики, иметь большую самостоятельность, больше учитывать национальную специфику и собственные интересы. Советское руководство столкнулось с очень непростой проблемой: как реагировать на эти процессы?
До 1968 года она стояла как бы подспудно, но в 1968 году в Чехословакии у руководства КПЧ и страны оказался А. Дубчек, сторонник проведения серьезных реформ в социально-экономической сфере. Не исключалось, что он поставит вопрос о внешнеполитической ориентации Чехословакии, а это уже грозило стабильности ОВД. После серьезных колебаний советское руководство склонилось к жесткому курсу: в Чехословакию были введены войска ОВД, Дубчек был отстранен от власти. Контроль над положением в этой стране был восстановлен, но достаточно дорогой ценой: престижу СССР был нанесен серьезный ущерб. Кроме того, силовой вариант решения проблемы загнал вглубь вставшие в повестку дня вопросы, но отнюдь не решил их.
Еще сложнее обстояли дела в сфере советско-китайских отношений. От идеологических споров, возникших на рубеже 50-х – 60-х годов, стороны перешли к жесткому противостоянию на межгосударственном уровне, накал которого достиг такой остроты, что грозил в любой момент перерасти в открытое вооруженное противостояние. Собственно говоря, в конце 60-х годов до этого и дошло. К счастью, дело ограничилось пограничными столкновениями, но гарантировать, что в дальнейшем не произойдет более крупномасштабного военного конфликта, никто не мог.
Свои сложности были и у США. Хотя так далеко в отношении США, как де Голль, остальные западноевропейские страны не пошли, они все настойчивее требовали, чтобы Вашингтон в большей мере учитывал их интересы при формировании своего внешнеполитического курса. В 1969 году правительство ФРГ возглавил лидер западногерманских социал-демократов В. Брандт. С его именем связан кардинальный пересмотр всей «восточной политики» ФРГ. Брандт исходил из того, что отказ от нормализации отношений с СССР и признания тех изменений, которые произошли в Восточной Европе по итогам войны, противоречит интересам ФРГ, работает против них. По его инициативе в 1970 году был подписан договор с СССР о нормализации отношений, а чуть позднее договор – с Польшей, Чехословакией и ГДР о признании существующих границ. Брандт был сторонником концепции конвергенции, которая, как показала история, оказалась более эффективным инструментом противоборства с СССР, чем жесткая линия на открытое силовое противоборство между Западом и Востоком. Однако тогда в Вашингтоне с большим недоверием следили за действиями Брандта, упрекая его за нарушение «атлантической солидарности».
Все эти разноплановые события вместе с тем имели одно общее – они подрывали устои биполярности. Заговорили о кризисе биполярной системы и даже о формировании полицентричного мира. Вполне понятно, что США и СССР не хотели с этим мириться. И в Вашингтоне, и в Москве интенсивно размышляли о путях реставрации своих пошатнувшихся позиций. Лидерам обеих стран становилось очевидным, что необходимо вносить определенные коррективы в свои отношения, прежде всего, попытаться ограничить обременительную для обеих сторон гонку вооружений и по возможности сузить сферу конфликтности. Так выкристаллизовывалась идея разрядки, которая обрела реальные очертания в первой половине 70-х годов.
Разрядка: иллюзии и реальности
Начало разрядки международной напряженности, как правило, связывают с визитом президента США Р. Никсона в Москву в мае 1972 года, его переговорами с высшим советским руководством и подписанием серии важных соглашений. К их числу прежде всего следует отнести три: «Основы взаимоотношений между СССР и США», Договор об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО), Временное соглашение о мерах по ограничению стратегических вооружений (ОСВ-1). Кроме того, был подписан ряд более частных соглашений о развитии контактов в сфере торговли, культуры, науки, образования и т. д. В этих документах фиксировался принцип равной безопасности. Декларировался отказ от применения силы в двусторонних отношениях, предусматривались конкретные меры по частичному ограничению гонки вооружений. Предполагалось, что это лишь первые шаги в процессе нормализации советско-американских отношений. Правда, у серьезных аналитиков сразу возникал вопрос: насколько реально воплощение в жизнь всех тех положений, которые содержались в этих документах?
Поначалу, в первой половине 70-х годов, разрядка довольно уверенно набирала обороты. Прежде всего это относилось к Европе. С 1972 года начались сложные, многоступенчатые консультации, завершившиеся в 1975 году, когда 1 августа в Хельсинки главы 33 европейских государств, США и Канады подписали Заключительный акт Общеевропейского Совещания по безопасности и сотрудничеству. Главное – в этом документе содержалось коллективное признание нерушимости существовавших европейских границ. Заключительный акт предполагал непрерывность встреч и переговоров в рамках общеевропейского процесса. Предполагалось созвать новую встречу участников этого процесса в конце 1977 года в Белграде. Состоялись еще две встречи на высшем уровне советских и американских руководителей. Продолжались переговоры по ограничению стратегических вооружений. В 1979 году в Вене Л. И. Брежнев и Дж. Картер подписали соглашение ОСВ-2, которое, правда, еще предстояло провести через сенат, где у него было немало противников.
27 января 1973 года было подписано Парижское соглашение по Вьетнаму. В соответствии с ним предусматривалось, что США в 60-дневный срок выводят свои войска из Южного Вьетнама. Затем там предполагалось провести выборы и осуществить объединение Вьетнама без иностранного вмешательства. Контроль за выполнением этих соглашений должна была осуществлять международная комиссия, куда планировалось делегировать представителей 4-х стран – Венгрии, Польши, Канады и Индонезии. Однако сайгонская администрация сорвала выполнение этих соглашений. Война продолжалась, правда, уже без прямого участия США, которые, однако, продолжали оказывать помощь Сайгону. Это уже не могло спасти ситуацию. 30 апреля 1975 года Сайгон пал. Дорога к объединению Вьетнама была открыта. Долголетняя война завершилась. США потерпели крупнейшее в своей истории поражение.
Это событие породило у американцев так называемый «вьетнамский синдром», когда обычно всегда самоуверенные американцы переживали период неуверенности в своих силах и чувство растерянности по поводу того, как реагировать на развитие событий в мире. А мир в 70-е годы бурлил, в нем постоянно возникали опасные конфликтные ситуации. Осенью 1973 года вспыхнула новая война на Ближнем Востоке. Она опять проходила неудачно для арабских стран. Тогда они попытались использовать новое оружие – прекратили поставки нефти в США и в ряд стран Западной Европы, симпатизировавших Израилю. Это создало немало проблем для США.
Ареной кровопролитных столкновений стала Африка. Ангола, Западная Сахара, Намибия, Сомали, Чад – вот перечень тех точек, где возникали острейшие конфликты, найти развязку которых было очень трудно. Далеко не всегда они вписывались в привычные рамки «исторического противоборства двух социальных систем». Но все же больше проблем они создавали для США. Даже в Европе, где уже давно сложилось устойчивое соотношение сил, в 70-е годы произошли весьма тревожные для США события. В Португалии и Греции пали реакционные, но абсолютно лояльные США режимы. На какое-то время возникла вполне реальная перспектива (особенно в Португалии) прихода к власти левых сил и серьезного изменения внешнеполитических ориентаций этих стран, которые являлись членами НАТО. И в Латинской Америке дела обстояли не особенно благоприятно для США. Наиболее сложной была ситуация в Центральной Америке, где заметно усилились антиамериканские настроения. В Сальвадоре и Никарагуа шла гражданская война, в которой перевес переходил к левым, антиамериканским силам. В 1977 г. США пришлось подписать соглашение с правительством Панамы, предусматривавшее постепенный переход Панамского канала в руки местных властей. Но самый чувствительный удар по престижу США нанесла исламская революция в Иране, ставшая первым вестником начинавшегося подъема исламского фундаментализма. Лидер иранской революции аятолла Хомейни с самого начала занял резко антиамериканскую позицию. Если к этому прибавить серьезные экономические трудности, которые США переживали в 70-е годы, то понятно, что итоги этого десятилетия вряд ли можно признать благоприятными для этой страны.
Свои проблемы были и у СССР. Горбачев и его сподвижники позднее окрестили этот период «эпохой застоя». Вряд ли можно признать этот термин вполне корректным и адекватным тому, что реально происходило в советском обществе, но очевидно и то, что действительности не соответствовала и официозная концепция «развитого социализма». Общество развивалось, но параллельно с этим и в силу этого в нем накапливались серьезные социальные, экономические, идеологические проблемы, которые требовали разрешения. Однако стареющее советское руководство предпочитало уходить от назревшей необходимости реформирования советского общества.
Вместо этого Л. И. Брежнев предпочитал делать акцент на успехи «прогрессивных, миролюбивых сил» на международной арене. Да, действительно, в 70-е годы Советский Союз мог записать в свой актив ряд весомых достижений в этой сфере, но были и не менее серьезные проблемы. Накапливалось все больше конфликтов в отношениях с партнерами по ОВД. Слабейшим звеном в этом блоке оказалась Польша, где на рубеже 70-х – 80-х годов события стали быстро выходить из под контроля тогдашнего руководства. По-прежнему оставались напряженными советско-китайские отношения. Они особенно обострились после того, как Китай напал на Вьетнам. Большие сложности создавали для нашей страны многочисленные конфликты в странах третьего мира.
Поддержка своих потенциальных сторонников там требовала больших средств, которые были крайне необходимы для внутреннего развития, но далеко не всегда приносили ожидаемые результаты. Конфликты в третьем мире скорее раскачивали выгодную СССР биполярность, чем укрепляли ее. Наиболее яркой иллюстрацией этого тезиса стали события в Афганистане, где в 1978 году группа молодых революционеров свергла королевский режим и поставила своей целью в кратчайший срок осуществить фундаментальную модернизацию этой одной из самых отсталых стран мира. Они решительно взялись за дело, но совершенно не учитывали специфику своей страны, игнорировали ее традиции и реальный расклад сил. В результате в стране вспыхнула гражданская война. Все это происходило в непосредственной близости от советских границ и не могло не беспокоить советское руководство.
Во второй половине 70-х годов и в американской, и в советской элите стали усиливаться позиции тех, кто полагал, что ожидания, связанные с разрядкой, себя не оправдывают. Дело в том, что они мыслили в привычных для биполярного мира категориях: позитивным считалось то, что способствовало укреплению позиций одной (естественно, своей) стороны. А динамика развития событий на международной арене в 70-е годы была гораздо более сложной, она ломала привычные схемы, а новых не было. Не удивительно, что и та и другая сторона списывала негативные для себя моменты на разрядку. Ее стали именовать «улицей с односторонним движением».
Особенно сильное недовольство проявляли американские консерваторы. Из их лагеря раздавались все более громкие призывы к тому, что только сильная Америка сможет эффективно выполнить свою историческую миссию – сокрушить «империю зла» (по американской терминологии – СССР). Они настаивали на резком увеличении военных расходов и требовали, чтобы союзники США вносили существенно большую лепту в общие усилия по борьбе с СССР. Под давлением США в 1978 году на сессии НАТО было принято решение о ежегодном увеличении военного бюджета стран НАТО на 3 %. В Советском Союзе это расценили как откровенный вызов, не принять который было невозможно. Именно тогда было начато развертывание новых ракет СС-20 в странах Восточной Европы. Хотя общее количество советских ракет в этом регионе не увеличивалось (снимались с боевого дежурства устаревшие ракеты), США усмотрели в этом желание СССР нарушить сложившийся баланс сил в Европе. В 1979 году было принято двойное решение НАТО: начать размещение в Западной Европе 572 ракет средней дальности и одновременно вступить в переговоры с СССР об ограничении ядерных вооружений в Европе. Ситуация все больше заходила в тупик, ибо обе стороны исходили из того, что справедливы только их позиции.
Становилось очевидным, что политика разрядки не принесла ожидаемого смягчения международной напряженности. Хотя архаичность стереотипов времен «холодной войны» делалась все более очевидной, найти им реальную альтернативу не удавалось: слишком велик был груз противоречий, разделявших две супердержавы, слишком много взаимных претензий накопилось у обеих сторон друг к другу, чтобы можно было в одночасье, не нарушая своих реальных интересов, выйти на новый уровень двусторонних отношений. Если к этому добавить, что обе стороны переживали в это время серьезные внутренние трудности, то становится понятным, почему накал страстей в советско-американских, а следовательно, и во всей совокупности международных отношений стал быстро нарастать.
Окончательно судьбу разрядки предрешили события в Афганистане, где с каждым днем все ярче разгорался пожар гражданской войны. Безусловно, это не могло не тревожить советское руководство, но из всех возможных вариантов воздействия на ситуацию в этой стране был выбран самый простой, но и самый опрометчивый, да и явно не эффективный способ – силовой. В канун нового, 1980 года, было объявлено о вводе советских войск в Афганистан. США на все 100 % использовали этот поспешный и непродуманный шаг – они обвинили СССР в зловещих замыслах по установлению своего мирового господства и заявили, что в таких условиях ни о какой разрядке не может быть и речи. С СССР можно вести дела только с позиции силы – утверждали в Вашингтоне. В результате градус напряженности на международной арене резко подскочил вверх.
Кризис и распад биполярной системы
В начале 80-х годов, когда в публицистике активно муссировался тезис о «втором издании холодной войны», вряд ли кто мог предположить, что к концу десятилетия весьма устойчивая, пережившая немало кризисов биполярная система рухнет. Казалось совершенно немыслимым, что один из двух основных центров силы – Советский Союз – исчезнет с политической карты мира. Даже его самые жесткие и непримиримые враги в то время вряд ли надеялись на это.
Действительно, развитие событий в начале 80-х годов никак не предвещало подобной драматической развязки. В 1980 году на гребне «консервативной волны» президентом США был избран лидер крайне консервативных кругов Р. Рейган. Он сразу же резко взвинтил накал идеологической полемики с СССР, но не только полемики. Конкретные шаги США на международной арене – бомбардировка Ливии, минирование морского побережья Никарагуа, вторжение на Гренаду – свидетельствовали, что Вашингтон делает откровенную ставку на силовой вариант решения конфликтных ситуаций. Кроме того, был взят курс на изматывание СССР в гонке вооружений. США приступили к размещению в Западной Европе ракет средней дальности, объявили о крупных ассигнованиях на разработку новых видов вооружения. Кульминацией этой линии стало начало работ по программе «звездных войн» (официальное название стратегическая оборонная инициатива).
СССР оказался в непростой ситуации. Во-первых, в это время наметилось явное замедление темпов развития советской экономики. Она нуждалась в реформах и в солидных финансовых инъекциях. Участие в новом витке гонки вооружений в этой обстановке для нас было крайне нежелательно. Но и не принять вызова Америки, не рискуя своим статусом сверхдержавы, было тоже нельзя. Во-вторых, все больше обострялась обстановка в Польше, где стремительно увеличивалось влияние «Солидарности», лидер которой Л. Валенса не скрывал своих антисоветских и антирусских настроений. В-третьих, тяжелыми гирями на ногах советского общества висела война в Афганистане. Войти в Афганистан оказалось намного легче, чем выйти из него. Наконец, первая половина 80-х годов – время серьезной нестабильности в советской элите. За несколько лет сменилось 4 Генеральных секретаря, серьезно изменился состав Политбюро ЦК КПСС, да и всей партийно-хозяйственной элиты. В обстановке острой борьбы за власть выработать стабильную, долгосрочную программу поведения на международной арене было непросто.
Конечно, неправильно сводить всю палитру международных отношений тех лет только к советско-американской конфронтации. Общая тенденция усложнения, плюрализации международных отношений продолжала развиваться. В мире появились новые узлы противоречий. Прежде всего, к привычному с давних пор конфликту Восток-Запад прибавился и начал ощущаться все весомее конфликт Север-Юг, т. е. противоречия между ведущими индустриальными странами, «большой семеркой», и огромным блоком развивающихся государств. Обострились противоречия внутри самого третьего мира, и их уже практически было невозможно втиснуть в жесткие рамки противостояния США и СССР. Классическими примерами этого тезиса явилась ирано-иракская война (1980–1988 гг.), самый кровопролитный конфликт биполярной эпохи, и англо-аргентинская война из-за Фолклендских островов (1982).
В самом третьем мире стремительно нарастало внутреннее расслоение. Появились так называемые «новые индустриальные страны» (Корея, Гонконг, Тайвань, Сингапур), которые вплоть до конца 90-х годов рекламировались как символы новых технологий в промышленности и финансах. Особую группу составляли страны ОПЕК (Организация стран-экспортеров нефти), получавшие огромные прибыли от экспорта нефти. Обозначилась группа «пороговых стран» (Индия, Бразилия, ЮАР и др.), обладавшая таким потенциалом, который при его рациональном использовании позволит им уже в обозримом будущем претендовать на роль региональных лидеров. Наконец, существовала группа наиболее бедных стран (Афганистан, Сомали, Ботсвана и др.) – своеобразные заповедники голода, нищеты, эпидемий. Очевидно, что между этими странами мало общего, у них свои цели, своя дорога, свои проблемы. Говорить о единстве третьего мира становилось все труднее.
Советско-американское противоборство, центром которого в 80-е годы вновь стала Европа, укрепляло позиции тех, кто полагал, что западноевропейским странам следует занимать максимально возможную самостоятельную позицию в мировых делах. А это означало, что следует всемерно стимулировать развитие интеграции и общеевропейского процесса. В 80-е годы была подготовлена почва для качественного скачка в развитии интеграции, что было зафиксировано в Маастрихтских соглашениях (1991). Валютно-финансовый договор предусматривал переход стран «Общего рынка» с 1 января 1999 года к единой денежной единице – евро. Другой договор касался углубления политического союза западноевропейских государств. Речь шла о создании механизмов для выработки общих принципов внешней и оборонной политики.
Что касается общеевропейского процесса, то благодаря усилиям западноевропейских стран консультации по этим проблемам не прекращались даже в самый разгар обострения советско-американских отношений. Хотя встречи в Белграде (1977) и Мадриде (1980–1983 гг.) вряд ли можно отнести к числу продуктивных, то обстоятельство, что диалог в этой сфере не прерывался, говорит о том, что у общеевропейского процесса уже была солидная основа. В январе 1984 года в Стокгольме открылась Конференция по мерам укрепления доверия и безопасности в Европе. Ее работа продолжалась более двух с половиной лет и завершилась в сентябре 1986 года подписанием итогового документа, в котором содержалось обязательство не применять силу или угрозу силы в отношениях между европейскими государствами.
Решающие события, связанные с распадом биполярной системы, начались во второй половине 80-х годов. В 1985 году Генеральным секретарем ЦК КПСС был избран М. С. Горбачев – самый спорный политик в отечественной истории. Видимо, только время поможет выработать относительно сбалансированную оценку его противоречивой деятельности. В ней, безусловно, были и позитивные, и негативные моменты.
Если говорить о внешней политике, то к числу позитивных следует отнести снижение накала идеологической полемики между СССР и США. Стороны перестали обливать друг друга помоями, приписывать своему оппоненту самые немыслимые и страшные намерения. Полемика стала вестись в гораздо более цивилизованной форме. Во-вторых, стороны вернулись к переговорам по ключевым проблемам международных отношений. В результате удалось сдвинуть с мертвой точки переговоры по широкому спектру проблем, касающихся ограничения гонки вооружений. В 1987 году в Вашингтоне между США и СССР был подписан договор о ликвидации ракет средней и малой дальности. Впервые был ликвидирован целый класс вооружений. Хотя он составлял всего 4 % ядерного арсенала сверхдержав, это был крупный шаг вперед – создавался важный прецедент, прошел апробацию договор нового типа. В-третьих, удалось нормализовать советско-китайские отношения. В-четвертых, мощный импульс получил общеевропейский процесс. Наконец, в 1988 году был завершен вывод советских войск из Афганистана.
Здесь, правда, проявилась тенденция, которая чем дальше, тем больше стала определять внешнеполитический курс Горбачева – односторонние уступки Западу ради утверждения абстрактных принципов «нового политического мышления». После встречи Горбачева с президентом США Бушем на Мальте в 1989 году эта тенденция превращается в определяющую, что имело катастрофические последствия для нашей страны. Вопреки реальным государственным интересам, Горбачев взял курс на уход СССР из третьего мира, где к 1991 году мы лишились практически всех союзников. Этот вакуум начали быстро заполнять США. В 1989 году произошел обвальный распад социалистической системы. Стратегические позиции СССР катастрофически ухудшались. Кульминацией этого процесса стало объединение, а точнее, присоединение ГДР к ФРГ. Было бы глупо и некорректно возражать против самого факта создания объединенной Германии, но то, как это было осуществлено, до сих пор вызывает массу вопросов. В этом важнейшем для безопасности СССР вопросе Горбачев пошел на односторонние уступки Западу.
Тем временем в самом Советском Союзе стремительно нарастал внутриполитический кризис. Поддержка Горбачева быстро таяла, он на глазах терял контроль над ситуацией. Все больший размах приобретали различные сепаратистские движения. Чем все это закончилось, хорошо известно. В декабре 1991 года Советский Союз прекратил свое существование, а вместе с ним канула в небытие и биполярная система.
Формирование новой модели международных отношений: основные тенденции (90-е годы XX века)
Распад биполярной системы во весь рост поставил отнюдь не праздный вопрос: что дальше? До сих пор процесс смены одной модели международных отношений другой сопровождался глубочайшими военно-политическими катаклизмами. На сей раз сценарий был иным. Тектонические сдвиги на международной арене были вызваны исчезновением с политической карты мира одного из двух центров силы, на которых крепился каркас биполярной системы. Это детерминировало ряд особенностей процесса становления новой модели международных отношений. Во-первых, обвальный характер распада биполярной системы и отсутствие каких-либо формально-юридических документов, фиксирующих эту ситуацию, предельно размывает характер базовых параметров нарождающейся модели международных отношений. Во-вторых, в силу этого фаза становления новой модели приобретает тягучий характер – заканчивается десятилетие, а говорить о завершении данного процесса не приходится. В-третьих, никогда раньше не было такой ситуации, чтобы становление новой модели, ее параметры в такой мере зависели от единственной оставшейся супердержавы – США. Наконец, никогда ранее этот процесс не сопровождался таким обилием острых региональных кризисов, в ходе которых отрабатывается модус взаимоотношений основных центров силы, формируется новая структура системы международных отношений.
На сегодняшний день безусловно державой номер один являются Соединенные Штаты. Они не скрывают своего стремления превратить XXI век в «американский век», когда весь мир будет обустроен по образцу и подобию США, когда американские ценности приобретут универсальный характер, а сама Америка станет центром мироздания. Они готовы использовать для этого весь имеющийся в их распоряжении набор средств, включая военную силу. 90-е годы уже дали немало примеров, подтверждающих этот тезис. События на Балканском полуострове, в районе Персидского залива, на Гаити и в Сомали демонстрируют готовность правящей элиты США использовать военную силу не просто для урегулирования региональных конфликтов, а для навязывания американской воли противоборствующим странам. Подобные устремления США вступают в явное и весьма жесткое противоречие с набирающим все больший размах процессом плюрализации мирового сообщества, о котором мы говорили ранее. Возникает и другой вопрос: хватит ли у США ресурсов для того, чтобы закрепиться на позициях мирового гегемона? А если не хватит (большинство аналитиков полагают, что в конечном итоге именно так и будет), то каким образом это скажется на состоянии системы международных отношений?
В 90-е годы достаточно отчетливо проявилось столкновение двух тенденций в развитии мирового сообщества. С одной стороны, в мире (а не только в Европе) набирают размах интеграционные процессы, которые ведут к укреплению наднациональных начал в экономике и политике. Однако одновременно идет и другой процесс – рост национального самосознания, что нередко порождает всплески национализма, резко не приемлющие любые попытки ущемления государственного суверенитета в пользу наднациональных структур. Конфликт между этими тенденциями налицо, и пока ни у кого нет надежных рецептов снятия этого противоречия.
Уже сегодня сложилось немало геополитических зон, где в наиболее острой форме происходит столкновения этих тенденций. Крупнейшей такой зоной является постсоветское пространство. Сам факт почти мгновенного распада одной из супердержав породил такой каскад проблем, которых с избытком хватит на несколько десятилетий. Прежде всего, на месте СССР образовался огромный вакуум силы, ибо Российская Федерация явно не в состоянии выполнять те функции на международной арене, которые лежали на СССР. Но вакуум силы, как показывает исторический опыт, вещь чрезвычайно опасная. Немедленно появляются претенденты, чтобы его заполнить, возникают новые узлы противоречий, конфликты.
Каковы возможные сценарии развития событий на постсоветском пространстве? Ответ на этот вопрос в решающей степени зависит от того, сможет ли Россия стать центром притяжения для новых государств, образовавшихся на развалинах СССР. Иными словами, что возобладает на постсоветском пространстве – интеграционные или дезинтеграционные тенденции.
Стремительный распад биполярной системы разрушил привычный баланс сил и поставил практически перед всеми государствами непростую задачу адаптации своих государственных интересов к новым реалиям. Первое, что сразу же очевидно для всех: не надо больше следовать жесткому выбору – присоединяться к какому-либо из противоборствующих блоков. Теперь у крупных держав появилась возможность играть в большей или меньшей степени самостоятельную роль. Прежде всего это относится к западноевропейским государствам. Внутри самой Европы появилась региональная супердержава – объединенная Германия, потенциал которой вполне достаточен для того, чтобы в перспективе выполнять роль одного из центров силы в многополярном мире.
На превращение в самостоятельный, причем весьма влиятельный центр силы, даже в большей мере, чем Западная Европа, претендует Япония. Уже достаточно давно определилась та сфера, на контроль над которой претендует «страна восходящего солнца», – Азиатско-Тихоокеанский регион. Избавившись от необходимости постоянно оглядываться, в силу наличия СССР, на своего стратегического партнера – США, Япония, опираясь на мощный, динамично развивающийся экономический потенциал, несомненно имеет все шансы уже в недалеком будущем стать признанным лидером АТР. Если это произойдет, то претензии США на формирование однополюсной модели международных отношений будут похоронены.
Однако на пути реализации этого сценария есть одно препятствие – бурно прогрессирующий, обладающий гигантским потенциалом Китай. Это очевидный претендент на то, чтобы через 10–15 лет стать супердержавой в полном смысле этого лова. В создании ему определенного противовеса в равной мере заинтересованы и США, и Япония, и это тормозит развал японо-американского альянса.
Важно подчеркнуть еще одну особенность формирующейся модели международных отношений. Уже сейчас очевидно, что принцип европцентризма, размыв которого начался еще на рубеже XIX–XX вв., к концу нынешнего столетия практически полностью утратил свое значение как главного системообразующего принципа. Очевидно, что новая модель международных отношений в любом случае не будет европоцентристской. Практически вся очередь из претендентов на вступление в «клуб великих держав» состоит из государств, находящихся за пределами Европы.
Итак, в процессе становления новой модели международных отношений столкнулись две тенденции. С одной стороны, США совершенно очевидно стремятся к созданию такого мирового порядка, в котором они будут главным и единственным центром силы, с другой, существует целый ряд весомых факторов, которые препятствуют этому, стимулируют становление многополюсного мира.