Он сделал небольшую паузу.
— Мне вспоминается повесть английского писателя Чарльза Диккенса «Рождественская песнь». У героя этой повести Эбенезера Скруджа было видение грядущего Рождества, во время которого многие люди пострадали из-за его дурных поступков, а его стали ненавидеть и презирать до конца его жизни. Безусловно, такое видение ужасно — если, конечно, оно относилось к единственному, неизменному будущему. Но Скруджу было сказано, что увиденное им будущее — всего лишь логическая экстраполяция его жизни, если он будет продолжать вести себя в том же духе. Но он мог изменить свою жизнь и жизнь окружающих его людей к лучшему. И этот взгляд в будущее стал толчком к чудесным превращениям.
Ллойд сделал глоток воды и продолжал:
— Однако видение посетило Скруджа в особенный день — перед Рождеством. Не всем нам было суждено увидеть какие-то значительные события; многие видели совершенно банальные вещи или отчаянно непонятные. На самом деле почти треть населения Земли во время Флэшфорварда спала и видела сны или просто темноту. — Ллойд замолчал и пожал плечами, словно сам не знал, какой из этого сделать вывод. — Мы полагаем, что сумеем воспроизвести возможность видений. Мы сможем дать человечеству новый шанс заглянуть в будущее. — Ллойд предупреждающе поднял руку. — Я знаю, что правительства некоторых стран были огорчены пророчествами, что многое им не понравилось, но теперь, когда мы знаем, что будущее не фиксировано, я надеюсь, вы позволите нам еще раз преподнести этот подарок, этот «эффект Скруджа» всем народам мира. Мы верим, что ваше участие, дамы и господа, участие правительств ваших стран поможет нам провести эксперимент безопасно. Решать вам.
Ллойд вышел из высоких застекленных дверей здания Генеральной Ассамблеи. От нью-йоркского воздуха у него пощипывало глаза. Проклятье, американцы должны срочно с этим что-то делать: судя по видениям, к 2030 году ситуация с загрязнением воздуха станет еще хуже. Серое небо было расчерчено инверсионными следами самолетов. Толпа репортеров — человек пятьдесят — бросилась навстречу Ллойду с камерами и микрофонами.
— Доктор Симкоу! — выкрикнул один из них, пожилой белый мужчина. — Доктор Симкоу! Что будет, если сознание людей не вернется в настоящее время? Что, если мы все застрянем в будущем?
Ллойд устал. Так сильно он не волновался, выступая перед многочисленной аудиторией, со времени защиты докторской диссертации. Больше всего на свете ему хотелось поскорее вернуться в гостиничный номер, выпить хорошую порцию виски и лечь спать.
— У нас нет причин полагать, что такое может случиться, — ответил Ллойд. — Видения, судя по всему, — абсолютно временное явление, начавшееся в тот момент, когда мы начали эксперимент по столкновению частиц, и закончившееся, как только мы его прекратили.
— А как насчет родственников тех людей, которые могут погибнуть на этот раз? Вы готовы взять на себя личную ответственность?
— Не гонитесь ли вы попросту за дешевой популярностью?
Ллойд вдохнул побольше воздуха. Он действительно ужасно устал, у него разболелась голова.
— Господа и дамы — я намеренно переставляю эти обращения, — вы, по всей видимости, привыкли брать интервью у политиков, которые никогда не теряют присутствия духа, и отсюда этот угрожающий тон. А я не политик. Помимо всего прочего, я профессор университета и привык к цивилизованным дебатам. Если вы не научитесь задавать вопросы вежливо, я с вами беседовать не стану.
— Но, доктор Симкоу, разве это неправда, что все смерти и разрушения на вашей совести? Разве не вы разработали этот неудачный эксперимент?
— Я не шучу, — не повышая голоса, ответил Ллойд. — Я уже вполне достаточно наобщался с представителями массмедиа. Еще один дурацкий вопрос — и я ухожу.
Повисла тягостная тишина. Репортеры озадаченно переглядывались.
— Но гибель всех этих людей… — начал было один из них.
— Ну все, — буркнул Ллойд. — Я ухожу.
— Подождите! — крикнула женщина-репортер.
— Стойте! — выкрикнул мужчина.
— Только если вы будете задавать мне разумные, цивилизованные вопросы, — обернувшись, отрезал Ллойд.
После секундной растерянности чернокожая американка почти робко подняла руку.
— Да? — сказал Ллойд.
— Доктор Симкоу, как вы думаете, какое решение примет ООН?
Ллойд кивнул. Этот вопрос показался ему приемлемым.
— Честно говоря, не знаю. Я нутром чувствую, что нам действительно стоит попытаться воспроизвести эксперимент. Но я ученый, получение новых результатов — моя профессия. Думаю, все люди Земли хотят этого, но не знаю, услышат ли мировые лидеры глас народа.
Тео тоже прилетел в Нью-Йорк. Они с Ллойдом в тот вечер ужинали в ооновской гостинице «Плаза-Парк Хай-атт», в ресторанчике, где подавали блюда из экзотических морепродуктов.
— У Митико скоро день рождения, — заметил Тео, надломив клешню лангуста.
— Я помню, — кивнул Ллойд.
— Не хочешь устроить для нее вечеринку с сюрпризом?
— Нет, — подумав, ответил Ллойд.
Тео посмотрел на него так, словно хотел сказать: «Если бы ты ее любил, то обязательно устроил бы такую вечеринку».
Ллойду не хотелось объяснять, почему ему этого не надо. Раньше он никогда особо не задумывался на эту тему, а сейчас понял, словно всегда знал. Вечеринки с сюрпризом были обманом. Ты делаешь вид, будто забыл о дне рождения возлюбленной. Ты ее нарочно огорчаешь, портишь ей настроение. Она начинает чувствовать себя забытой, ненужной. Короче, ты лжешь — лжешь! — своей любимой вплоть до самого дня рождения. И все это для того, чтобы в тот момент, когда все вокруг закричат: «Сюрприз!» — твоя подруга почувствовала себя любимой.
Ллойд не желал преподносить Митико такие сюрпризы. Она будет знать о его любви каждый день, каждую минуту, ее уверенность в нем будет непоколебимой. Его любовь будет с ней всегда, до самой смерти.
И конечно, он никогда не станет ей лгать. Даже ради ее блага.
— Ты уверен? — спросил Тео. — Буду рад помочь с организацией вечеринки.
— Нет, — покачал головой Ллойд. Тео был так молод, так наивен. — Нет, спасибо.
23
Дебаты в ООН продолжались. В Нью-Йорке Тео получил новый ответ на объявление о поиске информации относительно своего убийства. Он собрался было ограничиться коротким вежливым ответом — ведь он твердо решил отказаться от расследования, — но письмо было слишком притягательным.
«Я не написал вам сразу, — говорилось в нем, — так как поверил, что будущее не изменить и того, что должно случиться, не избежать — в том числе и моей роли в этом. Но теперь я прочел, что все не так, потому вынужден просить вас о помощи».
Электронное письмо пришло из Торонто — всего час полета от Большого Яблока. Тео решил немедленно отправиться туда и лично встретиться с тем, кто ему написал. Тео прежде никогда не бывал в Канаде и оказался не совсем готов к тамошней летней жаре. Хотя, конечно, по средиземноморским меркам, не такое уж пекло, не выше тридцати пяти по Цельсию. И все же он был удивлен.
Чтобы билеты обошлись подешевле, Тео пришлось заночевать в Торонто, хотя он собирался управиться за день. Агент в авиакомпании предложил ему остановиться в гостинице в Данфорте — районе, где жили в основном греки. Тео согласился и, к большой радости, обнаружил, что указатели в этой части города двуязычные: на английском и на греческом.
Однако встреча ему была назначена не в Данфорте, а в Северном Йорке — районе, который когда-то явно был самостоятельным городом, но потом влился в Торонто, население которого теперь достигло трех миллионов. На следующий день Тео доехал до Северного Йорка на метро. Его позабавил тот факт, что система общественного транспорта в Торонто называлась ТТК — Торонтская транзитная комиссия. Точно такое же сокращение использовали для обозначения тахион-тардионного коллайдера, который ему еще только предстояло изобрести.
Вагоны поездов метро были просторными и чистыми, хотя, как слышал Тео, в часы пик народа в них набивалось порядочно. Его особенно поразило, когда поезд подземки — это название тут совсем не годилось — проезжал над парковой зоной Дон-Вэлли по мосту высотой не менее ста метров. Вид открывался потрясающий, но самым удивительным было то, что мост через Дон-Вэлли был построен за несколько десятков лет до того, как в Торонто пустили первую линию метро, и тем не менее конструкция моста позволила проложить по нему двухколейную систему рельсов. Не часто увидишь примеры такой дальновидности при перспективном планировании городов.
На станции Йондж Тео сделал пересадку и поехал к центру Северного Йорка. Для того чтобы попасть в высотный жилой дом, где его ждал автор письма, ему не пришлось даже выходить на улицу — станция находилась прямо под домом. В этом жилом комплексе располагался также книжный супермаркет сети «Индиго», кинотеатр и крупный элитный продуктовый магазин «Лоблоз», специализировавшийся на продуктах питания под громким названием «Выбор президента». Это немного удивило Тео. По идее, правильнее было бы назвать эту линию «Выбор премьер-министра».[54]
Тео представился консьержу, который провел его через отделанный мрамором вестибюль к лифтам. Тео поднялся на тридцать пятый этаж, без труда нашел нужную квартиру и постучал в дверь.
Дверь открылась. На пороге стоял мужчина лет шестидесяти пяти, с азиатскими чертами лица.
— Здравствуйте, мистер Чэн, — сказал Тео. — Спасибо, что согласились повидаться со мной.
— Прошу вас, входите.
Хозяин квартиры отошел в сторону и пропустил Тео вперед. Тео снял туфли и вошел в роскошную квартиру. Чэн провел Тео в гостиную с окнами на юг. Вдали виднелись небоскребы в центре Торонто, стройная игла телебашни, а еще дальше — озеро Онтарио, раскинувшееся до горизонта.
— Я очень вам благодарен за ваше письмо, — начал Тео. — Можете себе представить, как мне было тяжело.
— Не сомневаюсь, — кивнул Чэн. — Хотите чаю? Кофе?