Диктую.
– Да, можешь работать. Тебе видно это место?
– С позиции нет. Надо чуть сместиться.
– Занимайся, по результату доклад.
Ну вот, охуенно. Работа началась. Адреналин тут же подскочил, и я вернулся к Рэджу с хорошими новостями.
– Круто, братулец. Пойдем, я тебе покажу, откуда этих сук въебать можно. А то они там засели, всю движуху по деревне палят, арта потом пизды дает.
Идем вдвоем, пока без ПТУРа, надо оценить обстановку. Проходим мимо разрушенной церкви. Захожу внутрь. Крыша дырявая, иконы стоят. Я снял каску и перекрестился. Интересно, каково хохлам стрелять по церквям? Они это специально делали? Кажется, что нет. Я бы не смог по церкви работать.
Спустя 10 минут находим позицию. Видимость идеальная. По пути встретили «Ахмат». Тот, который 58-я армия. Их командир говорит, что у него в отряде тоже есть птурщики, но работать они не умеют, просит научить. Говорю, что потом, на обратном пути, обменяемся координатами.
Я объявляю своим боевую готовность. Утром пошел дождь, и я приказал им во что бы то ни стало обеспечить нас печкой на ночь. Они мастерили ее из глины и кирпичей, нашли где-то трубу для дымохода. Рукастые парни, я бы сам не смог.
Иду на позицию, по пути встречаем товарища Рэджа, у него «птичка». Говорит, что их командир очень обрадовался, когда нашелся инициативный птурщик, готовый отработать по хохлам и решить их проблему. Мне говорят, что, как только я буду готов, взлетит «птичка», будет вести запись. Раскладываю станок, заряжаю ракету, попутно объясняю своим, как и что я делаю.
– Все, отходите, буду работать.
– Готов?
– Запускай, сейчас вылетит «птичка».
Перед выстрелом всегда читал «Отче наш» для спокойствия. Все замерли в ожидании, на движуху подошли пару ахматовцев.
– Выстрел!
Перед выходом ракеты слышится громкий писк электроустановки, затем вылет. Идет отлично, наводится плавно. Ракета взрывается в посадке, прямо в место, которое мне указал Рэдж. Чутка оглушило выстрелом, слышу радостные крики:
– Ебать, ты красиво сделал!
– Все, валим резко, сейчас сюда работать начнут.
Мы бежали с «места преступления» очень быстро, несмотря на броню и пускач. Рэдж на ходу докладывал командиру об успешном выполнении задачи. Я вспомнил, что мне тоже надо доложить.
– Отработал, есть поражение. У соседей видеоподтверждение попадания.
– Молодец, сегодня переедешь туда, где твоих целей будет больше.
Зараза, только с Рэджем притерся, вот бы мы тут движухи навели. Но не судьба. Сказали перееду – значит, перееду. Позже я узнал, кто был командиром Рэджа. Это знаменитый Лесоруб. Его ставил в пример Пригожин как человека, который собственными руками выносил своих раненых бойцов с передка. Я видел его пару раз, он был взрослый, высокий мужик, с лицом, не выражающим эмоций. Кажется, воевал в Чечне. Общался мало, мне помню пару вопросов задавал о ПТУРе. В целом производил о себе впечатления настоящего пса войны, которому до мирной жизни дела нет. Такие люди меня вдохновляли. Соль этой войны. Соль любой войны. Рядом с ними и умереть было нестрашно.
По возвращении я внезапно вспомнил, что со мной в команде два зека.
– Пацаны, а вы чифир делать умеете?
– Конечно, умеем.
– А сделайте, давайте чифирнем.
Заварку нам давали. Пацаны резко сообразили «кругаль» – металлическая кружка, из которой пьют чифир. Объяснили, что пить надо по два глотка и передавать по часовой стрелке. Против часовой нельзя, так время медленнее течет.
На вкус как очень горький, крепкий чай. Но бодрит. К вечеру у нас была печка, проблем с дровами не было, рядом посадка с кучей бурелома. Как только стемнело, мы наконец смогли просушить вещи и отогреться. Отличный день. Сделал полезное дело, выпил чифира.
Ночью нас ждал переезд, потому спать решили лечь пораньше, на «фишке» стояли по 40 минут, менялись. В два часа ночи мне было велено собираться и идти на «ноль». Переезд начался. Немного грустно, печку только сделали. Но война есть война. Не по подвалам же я сюда приехал прятаться.
Лес самоубийц
На «ноле» нас ждали слегка вздроченный афганец с замом и водила «буханки». Я не сидел на их канале связи, потому не сильно понимал, почему они нервничают.
– Куда поедем?
– В лес едешь, в лесу жить будешь.
О как! Уже скучаю по подвалу с печкой. Мы грузимся в «буханку». Минут через 10 заехали в какой-то ангар, за нами захлопнулись ворота. Теперь на ближайшие полтора месяца это будет мой новый «ноль». Там всегда холодно, некуда сесть, толпа народа. Туда же сносили раненых и убитых. Когда я приехал, афганец взял мой гаджет и забил точку.
– Тут теперь жить будешь. Вот Шахта там рядом стоит, он тебя проводит.
Шахта был командиром отделения штурмов, взрослый зэк, сидевший не помню точно за что, но за что-то тяжкое. Пожали руки.
– Когда идем?
– Подождем еще.
Находиться на этом «ноле» мне совсем не нравилось. Постоянная суета, все мечутся куда-то, ждут, то пока гаджеты зарядятся, то батарейки для рации. Кто-то спит на куче деревянных брусков. Наконец Шахта собирает своих и говорит выходить. Мы идем в полной темноте, друг за другом гуськом. Я едва различаю силуэт впереди идущего. Понимаю, что отстать в таких условиях никак нельзя, моментально теряешь из виду человека и как будто проваливаешься в торфяное болото. Тьма такая густая, будто осязаемая. Путь был неблизкий, идти с пускачом и шмурдяком становилось все тяжелее.
Впереди находился овраг метра на три глубиной, обойти его нельзя, говорили там мины, надо спускаться вниз по веревке, потом подниматься с другой стороны. Задачка не из легких, особенно с грузом. В голове я делаю вывод, что война – это долго идти и редко стрелять. После оврага хочется бросить все и прилечь на землю минут на пять. Но нельзя. За оврагом поле, открытое пространство, которое нужно преодолеть быстро, чтобы не застали врасплох вражеские «мавики».
Поле постепенно подходит к концу, немного светает, и идти на ощупь уже не надо. Перед глазами сосновая роща. Нам туда. Ее делили между собой мы и ополченцы, которые уже вроде как не ополченцы, а армия РФ, но один хуй их все называли «ополчами». Они периодически раскидывали мины по роще, чем сильно усложняли передвижение по ней, заставляя запоминать каждый шаг и каждую тропу, чтобы внезапно не оказаться без ноги.
Шахта вроде помнил дорогу, но мы заблудились. По рации на канале афганца уже начинался движ, штурма проходили вперед, занимали соседнюю рощу, что в низине. Мы шли, не зная куда, Шахта то ускорялся, то останавливался.
– Нет, туда не пойдем, мы там заблукаем.
– Так, давайте лучше там снизу обойдем.
У меня не было даже сил сказать ему, как сильно я его ненавижу и что, если он еще раз скажет, что мы «заблукали», я выброшу ПТУР и его ебну. Вроде нашли наконец. Как мы не наступили ни на одну мину, до сих пор не знаю. Позже в этом лесу в общей сложности подорвалось человек 15 за месяц. Пока мы не нашли командира ополчей и не дали ему пизды, запретив к хуям собачьим его минные приколы.
Шахта показал блиндаж, куда можно упасть, чтобы передохнуть. Падаем туда чуть не замертво. Ну и поход. Уже совсем рассвело, и арта вовсю начала работать с обеих сторон. Штурма путали выходы 120-го миномета с танком, и на меня постоянно выходили с ВОПа, заставляли искать танк. Вид с рощи открывался на поля, на горизонте посадка, в ней хохлы, дистанция километра три. Позиция говно, но лучшего варианта не было.
При перестрелке арты чувствуешь себя абсолютно беспомощным и ненужным. У меня над головой протяжно свистели снаряды, то наши, то не наши. Взрослые дяди разбираются, тебе лезть нет смысла. Штурма двигались вперед, не встречая сопротивления. Мы позже узнали, что хохлов там не было, рощу они не занимали то ли по тактическим соображениям (зачем занимать низину, если можно держать ее под огневым контролем), то ли по причине нехватки людей («Бахмутская мясорубка» уже начала стягивать силы хохлов со всего фронта). Наше командование такие вещи не смущали, задача забрать под контроль рощу была поставлена, а значит, будет выполнена.
Я слышу, как докладывают о первых раненых. Потом кого-то убило. Одному раненому осколок залетел в голову, и тот полностью потерялся. Он стоял на поляне, шатался и разговаривал с кем-то невидимым. Потом очередной прилет скосил его замертво. Я не видел этого лично, передали по рации на командира. Жутковато. Я стоял и ждал танки, Шахта помогал мне вычислять, откуда по нашим пацанам работают. Все без толку. Посадка на горизонте мешала обзору, за ней было все самое интересное. Туда бы мне встать, оттуда уже все видно будет. Но там хохлы, там не встать пока.
На меня выходят с ВОПа:
– Ты в глаза там ебешься или пятисотишься?
– Я на позиции, а что?
– Там мышь (танк по азбуке. – Ред.) видят прямо на поле в зоне твоего поражения. У тебя минута, чтобы отработать его и доложить.
Ну такое я бы точно не пропустил. Смотрю на это поле и понимаю, как же велики глаза страха. В поле стоит остов сгоревшего танка, который сожгли еще очень давно. Видимо, им кажется, что оттуда по ним стреляют. На деле же по ним долбил 120-й миномет откуда-то из-за горизонта. Выходов не видно, только слышно.
– Та мышь уже давно не работает, она сожжена еще до меня. Других не вижу.
– Продолжай искать.
– Слышу работу артиллерии.
– Ищи выходы, готовься корректировать.
Шахта тоже не видел никакой мыши, потому был гарантом того, что я не пиздобол. Позже подтянулось отделение «Корда». Это такой пулемет большой. Им сказали расположиться недалеко от меня для усиления. Узнал двоих парней с Молькино, рад был, что хоть какие-то знакомые лица мне попались наконец. Они меня, к слову, тоже узнали. Мы вместе продолжили поиски техники. По звуку выходов и гаджету пытались определить, где может стоять арта хохлов. Скорее всего, по перехватам переговоров хохлов было понятно, что это направление они действительно рассматривали для танкового прорыва.