Взвыли сирены, предупреждая о торнадо. К нам приблизился отец.
– Патрик, шторм! Здесь небезопасно!
Вняв ее предостережению, он отступил от дерева.
– Мы не можем ее оставить! – крикнула я, продолжая указывать пальцем.
Все трое посмотрели на меня так, будто мои слова не имели никакого смысла. Хотя только это имело смысл.
Папа наклонился и осторожно тронул девочку за голову, словно дикое существо, способное кинуться на него в любой момент. Она не шелохнулась.
Мама глянула по сторонам, не то высматривая ловушку, не то ожидая, что кто-то выскочит из темноты. Затем схватила Мони за руку и оттащила нас обеих подальше от папы.
– Патрик…
Он молча поднял девочку на руки – с такой легкостью, словно взял подушку с кровати. С прижатым к груди подбородком и крепко стиснутыми кулачками она напоминала большой эмбрион в папиных руках. Он поднес палец к ее носу.
– Дышит? – спросила мама.
– Да, – хрипло ответил он.
Не мешкая ни секунды, мама схватила меня за руку и побежала. Я спотыкалась на каждом шагу, не поспевая за ней своими маленькими ножками. Мони изо всех сил старалась не отстать. Она пригнула голову и вскинула руки, защищаясь от непогоды; ее миниатюрная фигурка выглядела еще меньше, чем обычно. Шторм усиливался, испытывая нас на прочность; порывы ветра буквально сбивали с ног. Мы бежали сквозь нескончаемый поток воды, не разбирая дороги.
На миг я вскинула глаза и увидела мерцающую точку – светящееся окно коттеджа. У меня защемило в груди. Неужели всего лишь несколько минут назад мы сидели за журнальным столиком с полными животами и ничто не омрачало наших мыслей? Тогда нас было всего четверо; теперь хрупкое равновесие, выстроенное нами за годы совместного существования, вот-вот грозило рухнуть. Что произойдет, когда мы пересечем порог? Что мы натворили?
По мере того как свет из окон коттеджа становился ярче, вой сирен нарастал.
Как только мы ввалились в дом, мама накинула на меня шерстяное одеяло с дивана, словно я была охвачена пламенем и требовалось срочно его сбить.
– С тобой все в порядке? – непрестанно спрашивала она. Можно подумать, это меня нашли в лесу.
Мони тихо опустилась в коричневое кресло, на полу возле нее собралась лужица воды. Оттолкнув маму, я влезла на колени к Мони и завернулась вместе с ней в одеяло. Шерстяные ворсинки липли к влажным губам.
Следом в дом влетел папа с девочкой на руках и вопросительно посмотрел на нас, будто ждал, что мы уже составили план дальнейших действий.
– Сначала полотенца. Потом одеяла, – приказал он в основном маме, которая застыла столбом, безвольно опустив руки.
Девочку уложили на пол, головой и верхней частью туловища на бордовый в кремовую крапинку ковер. Большими, в половину лица, глазами она смотрела на потолок, как пациент в кресле у дантиста. Босые ноги были испещрены царапинами, кое-где еще совсем свежими. Узоры облепившей ее грязи напоминали грубо выполненную татуировку. Однако даже под слоем грязи угадывались розовая рубашка и шорты, в которые девочка была одета. Маленькие клубничины шли в ряд по краям рукавов, одна большая располагалась на животе. Мокрые косички, стянутые на концах розовыми резинками, безжизненно свисали, точно сосульки. Кто одел ее в эти вещи? Кто сделал ей такую прическу и аккуратно закрепил каждую косичку резинкой?
Кто ее бросил?
Девочка начала открывать и закрывать рот, как рыба, вынутая из воды. Однако ее дыхание оставалось ровным, грудь ритмично поднималась и опускалась. Из глубин ее горла вырвался тихий, с присвистом, стон.
– Стелла, постарайся ее согреть, – велел папа. – Я вызову помощь.
Он снял с базы беспроводной телефон и зубами вытянул антенну.
Мама принялась вытирать девочку насухо, энергично орудуя синим полотенцем. Оно мгновенно испачкалось. Интересно, не этим ли самым полотенцем пользовалась я, когда вылезала из ванны?
– Я хочу вызвать скорую. Мы нашли девочку в лесу возле нашего коттеджа. На вид шесть или семь… Да, она дышит. Да, в сознании… Вы не понимаете. Мы нашли ее на улице, в грозу. Ей нужна медицинская помощь… То есть как – не можете?
Схватив еще одно полотенце, мама удвоила усилия. Голова девочки моталась из стороны в сторону.
– Что? В каком смысле не можете никого сюда отправить?
С каждым словом папин голос делался громче, в нем звенело непривычное напряжение.
Я осторожно слезла с коленей Мони и укрыла девочку одеялом – снаружи осталась торчать только ее неподвижная голова. Мама спрятала лицо в ладонях. Ее пошатывало. Не знаю, то ли от усталости, то ли от страха. Может, из-за всего вместе.
– Пожалуйста… Прямо с утра. Шериф Ванденберг, он меня знает. Передайте ему, что дело срочное. Патрик Пэк. – Он продиктовал по буквам.
– Ей нужна ванна. Согреться, – наконец подала голос Мони.
Вскинув голову, мама встретилась с ней взглядом и кивнула.
– Пойду наберу воду.
Она погладила меня по голове, давая понять, чтобы я оставалась на месте.
Папа опустил телефон и несколько секунд постукивал металлической антенной по ноге.
– Сегодня они не смогут сюда добраться, – наконец произнес он.
– Что?
– Дороги подтоплены и заблокированы поваленными деревьями. Говорят, если она не ранена, нужно просто держать ее в тепле и следить, чтобы не было обезвоживания.
– До каких пор? – неожиданно резко спросила мама, повернувшись на лестнице и сжимая рукой перила.
– Не знаю, Стелла. – Отец нахмурился. – Вероятно, до их прибытия.
Краткий миг нежности, связавшей их тогда, в зеркале, теперь казался бесконечно далеким, словно канул в ночную тьму.
Мама смерила взглядом существо, потревожившее ее последний отпускной вечер. Будто школьница, готовая испепелить того, кто испортил всему классу экскурсию. Мамина холодность неприятно меня поразила. Где та женщина, которая плавала со мной в озере, расслабленно взмахивая руками, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону? Которая нежно вытирала меня полотенцем, когда мы выходили из воды…
– Ладно, давайте ее согреем, – сказала она.
Как только ее усадили в медную ванну наверху, девочка завопила. Папа накричал на маму, обвинив ее в том, что вода слишком горячая и она не проверила как следует. Тогда мама предложила ему сделать это самому.
Вода помутнела от грязи. Я сидела на крышке унитаза, поджав ноги и закрыв уши руками, чтобы не слышать криков. В конце концов после уговоров Мони девочка успокоилась. Она не сводила с Мони по-оленьи больших сияющих глаз, как будто находя утешение в том, чтобы просто смотреть на нее.
Девочка не выказала беспокойства, когда ее нарядили в мою пижаму. Леггинсы были слишком велики, кончики пальцев едва выглядывали из рукавов рубашки.
– Подержи ее секунду, Стелла, – попросил папа. – Хочу измерить ей температуру.
Мама со вздохом усадила девочку к себе на колени, смирившись с абсурдностью положения, и даже чуточку оттаяла, словно вынутый из холодильника кусочек масла.
И тут девочка закашлялась.
С булькающим звуком ее вырвало прямо на маму. Темная грязная жижа ядовитым зельем растеклась по коленям.
Глава 4
Я смотрела на блестящую гладь озера – круг света посреди непроницаемо-черного зрительного зала. Верхушки деревьев покачивались, наблюдая с высоты за тем, что происходит внизу.
Той ночью на озере я не могла кричать.
Фонарь на крыльце слабо мерцал, словно боясь пролить свет. Длинный причал доска за доской уходил в бесконечность – непостижимый мираж, блестящая от влаги взлетно-посадочная полоса, ведущая к одинокой фигуре.
В конце причала кто-то стоял.
Ноги тонули в древесных волокнах, невидимые путы не позволяли сбежать. Я чуяла запах рыбьих внутренностей и пузырящейся крови. Блеснуло лезвие. На причале, будто оставленный специально для меня, лежал нож.
Я замерла на полушаге, напряженно изогнув стопу. И в этот момент услышала.
Поначалу слабые всплески воды становились все громче. Чаще. Ритмичнее. Потревоженная озерная гладь бурлила. Я подбежала к краю пирса, напрягая слух, вглядываясь в яростное мельтешение на поверхности.
Всплески сменялись краткими секундами полной тишины. Меня мутило. Я была никчемной башней страха, приросшей к доскам.
Круг спутанных волос ушел под воду, затем взметнулась и исчезла кисть руки. Я бросилась вперед, будто могла ухватить ее, до боли вытягивая руку.
Какая-то сила влекла, засасывала меня в темную воду. Поверхность озера была зияющим ртом, который жаждал меня проглотить. Я погрузилась в ледяное безмолвие. Вода приняла меня, и я опустилась еще глубже.
Бульканье. Сдавленный вдох.
А затем – тишина.
Глава 5
Жестко накрахмаленная наволочка хрустнула, когда девочка повернулась и посмотрела на меня с больничной койки. Я молча наблюдала за ней, не делая попыток привлечь внимание родителей и врача, которые находились в палате. Они тихо разговаривали в углу под настенным телевизором; руки мамы были скрещены на груди, папа втянул голову в плечи.
Я открыла рот, чтобы сказать «привет», но не смогла выдавить ни звука. Тем не менее девочка слегка наклонила голову, как будто все равно меня поняла. Она дотронулась двумя пальцами до внутривенного катетера, ощупала его и попыталась выдернуть. Я осторожно положила руку ей на запястье и покачала головой. Она уставилась на меня, как несмышленый младенец, а затем опять начала дергать катетер. Я обхватила его рукой, пытаясь ей помешать.
В палату вошла пухлая рыжеволосая медсестра и бросилась к нам.
– Нет, нет, – спокойно сказала она – в основном мне – и слегка оттолкнула меня от кровати. Покосившись на доктора, женщина, видимо, решила его не отвлекать и вновь переключила внимание на внутривенный катетер. В ту же секунду девочка выбросила вперед свободную руку и так же быстро ее убрала.
Ойкнув, медсестра коснулась мясистого предплечья в том месте, где ее ущипнули. Какое-то время девочка с безразличием взирала на п