Война же тем временем разгоралась, плавать на Шпицберген становилось все сложнее: маленькие кораблики, зафрахтованные для рейсов на архипелаг, подвергались в открытом море смертельной опасности. Шел 1915 год, первый год мировой войны и третий с момента исчезновения экспедиции Русанова. Несколько спасательных судов, направленных на ее поиски, возвратились, не обнаружив никаких следов «Геркулеса». 6 марта 1915 года Совет министров России постановил считать экспедицию погибшей и поиски ее прекратить. Это решение вызвало взрыв негодования в среде передовой русской общественности, и одним из первых с глубоко аргументированным протестом выступил Рудольф Лазаревич Самойлович.
…Нет ничего увлекательнее, чем читать старые газеты! Взять, например, газету «Архангельск», номера 136 и 137 за 1915 год. Идет война, однако лишь на второй полосе появляются сообщения с фронтов, первая же почти целиком отдана рекламе, информации, объявлениям. Читатель наших дней не без удивления узнает о том, что почти семьдесят лет назад он имел возможность посмотреть в «синематографе» первую серию фильма «Война и мир» под названием «Наташа Ростова». Его, несомненно, не оставит равнодушным сообщение о том, что крестьянка по фамилии Неродова родила двойню с интервалом в один месяц… А рядом с этим — взволнованная статья Р. Самойловича «Жив ли Русанов и где его искать?».
«Исторические события, переживаемые нашей родиной, не могут заставить нас забыть о судьбе небольшой группы отважных людей, отправившихся в полярные области во имя новых научных завоеваний», — так начинает он статью, в которой очерчивает районы, где, по его мнению, необходимо немедленно возобновить поиски. «Геркулес», если только его не раздавили льды, мог добраться до острова Уединения — сам Русанов называл этот пункт как одну из вех по предполагаемому маршруту. Судно могло, продолжает Самойлович, попасть в дрейф и быть вынесено льдами в район Шпицбергена либо Земли Франца-Иосифа. Одним словом, нужно не сворачивать, а всемерно расширять поиск!
Как понимать этот призыв? Неужели Самойловичу, уже кое-что повидавшему и испытавшему на Севере, неясно, что три года — чрезмерно большой срок, чтобы можно было рассчитывать найти Русанова и его спутников живыми? Да и само название статьи — разве не звучит оно неоправданно смело? Можно ли хотя бы полунамеком утверждать, будто Русанов еще жив? И однако, Самойлович в этой статье показывает, что верит в спасение людей Русанова.
Да, продовольствия у них было всего на год-полтора, но ведь на «Геркулесе» имелись охотничьи припасы из расчета на два года, а по свидетельству бывалых полярных мореплавателей, даже в неуютном Карском море реально было надеяться на дичь и зверя. Самое же главное, подчеркивал Самойлович во многих своих выступлениях, — это воля Русанова, его выдающиеся личные качества. В одном из интервью, данных газете «Архангельск», Рудольф Лазаревич заявлял: «Зная, повторяю, необычайную выносливость Русанова, я на вопрос: жив ли Русанов теперь? — все же не осмелился бы сказать: нет!»
Два десятилетия спустя, еще при жизни Самойловича, на одном из островков у берегов Таймыра наши полярные гидрографы обнаружили предметы, бесспорно принадлежавшие русановской экспедиции, а на соседнем островке — деревянный столб с вырубленной надписью: «Геркулесъ, 1913 г.». Значит, кто-то из людей Русанова был еще жив в 1913 году, а может быть, и позже, значит, не столь уж неоправдан был оптимизм Самойловича?..
Он думал о пропавшей экспедиции до конца дней. Во время всех без исключения своих полярных плаваний, куда бы ни заносила его судьба, к берегам какой бы земли ни приставало его судно, он тотчас же начинал искать следы «Геркулеса». По свидетельству ученика Самойловича, известного знатока природы и истории Арктики А. Ф. Лактионова, в 20—30-х годах Рудольф Лазаревич говорил товарищам по экспедиции, что местом последнего пристанища Русанова, возможно, были берега Северной Земли, открытой в сентябре 1913 года. Самойлович не раз высказывал мысль, что Северную Землю незадолго до Вилькицкого в том же 1913 году, быть может, открыли люди Русанова, очевидно и нашедшие здесь гибель.
Призывая продолжать поиск «Геркулеса», Рудольф Лазаревич одновременно делал все, что было в его силах, для облегчения жизни осиротевших семей русановцев. Он выступал с платными публичными лекциями в пользу родственников пропавших без вести товарищей. К нему доверительно обращались за помощью престарелые родители моряков, как к человеку, «принимавшему участие в оставшихся семьях участников экспедиции»; его сердечно и трогательно благодарил в письмах малолетний Шура Русанов, сын начальника экспедиции на «Геркулесе»…
Два предреволюционных года Самойлович провел в «шпицбергенских» заботах и в полевых исследованиях в Северной Карелии. Здесь, в Олонецкой губернии, он вместе с коллегами-геологами исходил и обследовал районы Кеми, Керети, Кандалакши, обнаружив по берегам озера Лоухи крупные залежи полевого шпата и слюды-мусковита (в слюде остро нуждалась электротехническая промышленность). Одна мощная жила мусковита получила даже собственное наименование — «жила Самойловича» — лучшая награда для поисковика!
Экспедиция, ставшая институтом
В октябре 1917 года в России, выражаясь словами Самойловича, «многое пробудилось и всколыхнулось». Прошло всего несколько месяцев после революции, и новая власть издала первые декреты о Севере России, о его изучении и использовании его ресурсов. Многие бывшие «северяне поневоле» сразу же включились в работу. Самойловичу и не нужно было принципиально перестраиваться. Он по-прежнему продолжал изыскания на Шпицбергене (первые советские изыскания), снаряжал туда экспедиции. Однако в то же самое время он вместе с другими профессиональными революционерами, ставшими профессиональными исследователями, приступил к организации учреждений, занимающихся изучением Севера.
В самом начале 1919 года была создана Комиссия по изучению и практическому использованию производительных сил Севера во главе с геологом И. П. Толмачевым. Самойлович — секретарь ее президиума. Огромную роль в работе Комиссии играл нарком торговли и промышленности Леонид Борисович Красин, на его имя Самойлович адресовал многочисленные запросы и предложения. Так получилось, что имя Самойловича долгие десятилетия стояло и стоит по сей день рядом с именем «Красина» — именем ледокола, сыгравшего выдающуюся роль в судьбе Рудольфа Лазаревича, в судьбе его поколения.
Особое внимание привлекал Ухта-Печорский край. Буквально через два дня после создания Комиссии ее инициативная группа приступила к формированию полевых отрядов. В условиях безмерно тяжкого военного времени удалось направить туда лишь одну экспедицию для обследования промысловых возможностей края в целях последующего снабжения Красной Армии рыбой и мясом. Группу из семи человек возглавил геолог Нестор Кулик, давний друг и единомышленник Самойловича.
Перед революцией Нестор Кулик оказался на поселении в Вологде и, подобно подавляющему большинству «политических», занялся изучением истории и природы края. Он рылся в старых книгах, в архивах, а вологодские архивы — кладезь для исследователя! Достаточно сказать, что именно в Вологде были обнаружены бумаги знаменитой Российско-Американской компании, созданной в 1799 году императором Павлом I. Среди этих бумаг находились документы, написанные рукой основателя компании Григория Шелихова. Есть веские основания полагать, что шелиховские документы попали в 1916 году в руки Кулика (об этом рассказывают люди, близко знавшие и его, и Самойловича). Судя по всему, Кулик изучал эти бумаги.
Это была славная торговая компания, энергичная, мощная, живучая. Императорский указ передавал в ее монопольное пользование все промыслы и ископаемые богатства на американском берегу, в «Русской Америке». Указ давал право производить новые географические открытия в тех землях, занимать территории, вести торговлю со всеми «около лежащими державами». Промыслы на суше и на море, торговля, навигация, изыскания — все сосредоточивалось в руках Российско-Американской компании, которая координировала и направляла деятельность русских предпринимателей на тихоокеанском берегу Северной Америки. Несомненно, еще тогда, перед революцией, Нестор Кулик лелеял мысль об организации некой «Северной компании», которая приняла бы под свое покровительство весь Крайний Север России. Будущей свободной России!
При этом он наверняка делился своими идеями с близкими ему по духу людьми. В первую очередь с Самойловичем, мечтавшим о том же. И вот какое совпадение: как раз в Вологде состоялось историческое рождение новой компании.
Шел 1920 год. Интервенты еще хозяйничали на севере. Архангельск находился в руках врага, а в советской Вологде, рядом с передовой, 19 февраля проходило междуведомственное совещание при Особой продовольственной комиссии Северного фронта. Обычное рабочее совещание по бесчисленным насущным военно-бытовым вопросам. Из сохранившегося в архиве журнала явствует, что на том совещании присутствовали председатель и члены продовольственной комиссии фронта, армейские командиры, вологодский и архангельский губернские продкомиссары, сотрудники губисполкомов, снабженцы. И вдруг — неожиданность: в заседаниях принимали участие «члены Печорской экспедиции тт. Суворов, Самойлович, Кулик, Васильев и др.». А дальше выясняется, что «слушали» исключительно их и «постановили» — в результате их докладов!
Кулик рассказывал о работах Печорской экспедиции, Суворов — о рыбном и зверином промысле в Канинско-Печорском крае, профессор Керцелли — об оленеводстве, Самойлович — о перспективах горнозаводской промышленности на Севере России. Говорили о голоде, о разрухе, о продуктах питания для войск, но каждый выступавший призывал без промедления приступить к созданию особого органа по Северу, который бы все объединял, всем бы руководил. Совещание приняло соответствующее решение, и в журнале появилась фраза, занимающая ровно половину машинописной страницы: