– А раньше что было?
– Раньше? Со мной-то? Чего только не было. Шатался по свету, валял дурака. Нигде подолгу не застревал. Поработаю недели две в одном месте, перекочую немного подальше – там месячишко поработаю. В общем, плыл по воле волн. Бывало, когда оставался без гроша, а лучшего ничего не подворачивалось, так и с бетонщиками спину гнул, и посуду в ресторане мыл. Месяца два служил садовником в Луисвилле, у одного земельного туза. Был одно время сборщиком помидоров, но на такой работе живо с голоду подохнешь, пришлось двинуться дальше. Словом, чего только не перепробовал. А в Гринбрайере вот уже одиннадцатый месяц.
– Ну, это рано или поздно кончится. Соберут они там все данные, какие им требуются, – и крышка.
Элф кивнул.
– Да я и сам понимаю. А обидно! Лучшей работы у меня не было и не будет. Так что ж, Брэд? Поедешь со мной?
– Надо подумать, – отвечал я. – А ты не можешь тут задержаться не на день-два, а немного подольше?
– Пожалуй, это можно, – сказал Элф. – Отпуск у меня на две недели.
– Съездим на рыбалку – хочешь?
– Отлично!
– Тогда давай завтра утром и отправимся, ладно? Двинем на недельку на север. Там, думаю, сейчас прохладно. Я прихвачу палатку и всякую походную снасть. Поищем такое местечко, где водится лупоглаз.
– Здорово придумано!
– Поедем на моей машине.
– А я куплю бензин, – предложил Элф.
– Что ж, купи, – сказал я. – Мои финансы такие, что спорить не стану.
Глава 3
Если бы не фасад с колоннами да не плоская крыша, обнесенная ослепительно-белой балюстрадой, дом Шервудов был бы очень обыкновенным и даже унылым. А ведь когда-то я воображал, что это самый красивый дом на свете. Но уже лет шесть, а то и семь прошло с тех пор, как я был здесь в последний раз.
Я остановил машину, вылез и постоял минуту, глядя на дом. Еще не совсем смерклось, четыре высокие колонны чуть поблескивали в последних отсветах угасающего дня. С этой стороны все окна были темные, но я видел, что где-то в задних комнатах горит огонь.
Я поднялся по отлогим ступеням, пересек веранду. Ощупью отыскал и нажал кнопку звонка.
В прихожей раздались торопливые женские шаги. Наверно, миссис Флаэрти, подумал я, экономка. Она ведет здесь хозяйство с тех самых пор, как миссис Шервуд ушла из этого дома и не вернулась.
Но мне открыла не миссис Флаэрти.
Дверь распахнулась – и вот она стоит на пороге, уже совсем взрослая, уверенная в себе и еще красивее, чем прежде.
– Нэнси! – вырвалось у меня. – Да ведь это Нэнси!
Совсем не те слова, что нужно, но у меня не было времени додумать.
– Ну да, Нэнси. Что тут такого удивительного?
– Я думал, тебя здесь нет. Когда ты вернулась?
– Только вчера, – сказала она.
Мне показалось, она меня не узнала. Но понимает, что это кто-то знакомый. И пытается вспомнить.
– Чего же мы тут стоим, Брэд, – сказала она (стало быть, узнала!). – Входи.
Я переступил порог, она закрыла дверь, и вот мы стоим в полутемной прихожей и смотрим друг на друга.
Она протянула руку и коснулась отворота моей куртки.
– Мы так долго не виделись, Брэд. Как ты живешь?
– Прекрасно, – сказал я. – Превосходно.
– Говорят, тут почти никого не осталось. Почти никого из нашей компании.
Я покачал головой.
– Ты говоришь так, будто рада, что вернулась.
Она засмеялась – легко, мимолетно.
– Ну конечно рада.
Смех был совсем прежний: так свойственная ей мгновенная вспышка искрометной веселости.
Послышались шаги.
– Нэнси, – окликнул чей-то голос, – кто там пришел? Малыш Картер?
– Разве ты пришел к папе? – спросила Нэнси.
– Я к нему ненадолго, – сказал я. – Потом еще поговорим?
– Да, конечно. Нам есть о чем поговорить.
– Нэнси!
– Да, папа.
– Иду! – отозвался я.
И пошел к темной фигуре в дальнем конце прихожей. Шервуд распахнул дверь комнаты, повернул выключатель.
Я вошел, и он затворил за мною дверь.
Он был высок ростом, плечи очень широкие, изящно вылепленная голова, аккуратно, почти щегольски подстриженные усы.
– Мистер Шервуд, – сказал я со злостью, – я не малыш Картер. Я Брэдшоу Картер. Для друзей – Брэд.
Злиться было довольно глупо, да, наверно, и не из-за чего. Но уж очень он меня взбесил там, в прихожей.
– Извини, Брэд, – сказал он теперь. – Никак не укладывается в голове, что все вы уже взрослые – и Нэнси, и ребятишки, с которыми она дружила.
Он прошел через комнату к письменному столу у стены. Достал из ящика пухлый конверт и выложил на стол.
– Это тебе.
– Мне?
– Ну да. Я думал, ты знаешь.
Я покачал головой; в этой комнате мне отчего-то стало не по себе, почти жутко. Мрачная комната, по двум стенам сплошь книжные полки, в третьей – наглухо завешенные окна и между ними мраморный камин.
– Так вот, это тебе, – повторил Шервуд. – Бери, чего же ты?
Я подошел к столу и взял конверт. Он был не запечатан, я открыл его. Внутри оказалась толстая пачка денег.
– Полторы тысячи долларов, – сказал Джералд Шервуд. – Как будто должно быть именно полторы.
– В первый раз слышу про какие-то полторы тысячи. Мне только сказали по телефону, чтобы я с вами побеседовал.
Он поморщился и посмотрел на меня очень внимательно, словно бы даже недоверчиво.
– Вот по такому же телефону, – прибавил я и показал на аппарат у него на столе.
Шервуд устало кивнул.
– Понятно. А давно у тебя появился такой телефон?
– Только сегодня. Эд Адлер пришел и снял мой прежний телефон, обыкновенный, потому что мне нечем платить. Я пошел пройтись, хотел немного собраться с мыслями, а когда вернулся, вдруг зазвонил вот такой телефон.
Движением руки Шервуд остановил меня.
– Возьми конверт, – сказал он. – Положи в карман. Это не мои деньги. Они твои.
Но я положил конверт на стол. Мне позарез нужны были полторы тысячи. Позарез нужны были любые деньги, откуда бы они ни свалились. Но этот конверт я взять не мог. Сам не знаю почему.
– Ладно, – сказал Шервуд. – Садись.
Я опустился на стул, стоявший боком у стола. Шервуд открыл ящик с сигарами.
– Хочешь?
– Я не курю.
– Может, выпьешь чего-нибудь?
– Выпить я не прочь.
– Бурбон?
– Отлично.
Он подошел к шкафчику, стоявшему в углу, опустил в бокалы лед.
– Как тебе разбавить, Брэд?
– Хватит и льда.
Шервуд усмехнулся:
– Сразу видно понимающего человека.
Я сидел и смотрел на книжные полки, протянувшиеся вдоль двух стен кабинета от пола и до самого потолка. Тут было немало каких-то многотомных собраний и комплектов, почти все, насколько я мог разглядеть, в дорогих переплетах.
Наверно, это очень здорово – быть не то что богачом, но человеком с достатком, не маяться и не раздумывать, если тебе понадобилась какая-то мелочь, не выгадывать каждый грош, а спокойно взять и купить, что хочешь. Жить в таком вот доме, с книгами по стенам, с тяжелыми занавесями на окнах, и чтобы, когда хочется выпить, было из чего выбрать и не приходилось держать единственную бутылку дрянного виски в кухне на полке…
Шервуд подал мне бокал, обогнул стол и снова опустился в кресло. С жадностью отпил несколько глотков и отставил бокал.
– Брэд, – начал он, – много ли тебе известно?
– Ровным счетом ничего. Только то, что я вам уже сказал. Я говорил с кем-то по телефону. И мне предложили работу.
– Ты согласился?
– Нет, – сказал я. – Пока нет, но, может, и соглашусь. Мне не худо бы найти работу. Но то, что они предлагали – не знаю, кто они такие, – звучит довольно бессмысленно.
– Они?
– Ну, не знаю – либо их было трое, либо там кто-то один три раза менял голос. Конечно, это очень странно, но, по-моему, один и тот же человек говорил разными голосами.
Шервуд опять жадно глотнул виски. Поднял бокал, посмотрел на свет и, кажется, очень удивился, что там уже только на донышке. Тяжело поднялся и пошел за бутылкой. Налил себе, чуть расплескав, потом протянул мне бутылку.
– Я еще и не начинал, – сказал я.
Он поставил бутылку на стол и опять сел.
– Ладно, – сказал он. – Вот ты пришел, и мы побеседовали. Все в порядке. Соглашайся на эту работу. Бери свои деньги и ступай. Нэнси, верно, тебя заждалась. Своди ее в кино или еще куда-нибудь.
– И это все?
– Все.
– Значит, вы раздумали, – сказал я.
– Раздумал?
– Вы хотели мне что-то сказать, а потом передумали.
Шервуд холодно, в упор посмотрел на меня.
– Вероятно, ты прав. Но это все равно.
– А мне не все равно. Я ведь вижу, вы чего-то боитесь.
Я ждал, что он обозлится. Кому приятно, когда тебя назовут трусом.
Но он не обозлился. И даже не поморщился, сидел как каменный. Потом сказал:
– Пей же, черт подери. Смотреть на тебя тошно, сидит тут – и ни с места!
Я отхлебнул глоток виски: я совсем забыл про свой бокал.
– Вероятно, ты вообразил себе всякие небылицы. И, конечно, подозреваешь, что я ввязался в какие-то темные дела. Вряд ли ты мне поверишь, но, представь, я и сам не знаю, в какие такие дела я ввязался.
– Да нет, я вам верю, – сказал я.
– Чего только я не натерпелся на своем веку, – сказал Шервуд. – Да разве я один? У каждого свои беды – не одно, так другое. На меня свалилось все сразу. Так тоже часто бывает.
Я покивал в знак согласия.
– Началось с того, что меня бросила жена. Это ты, конечно, знаешь. В ту пору, надо думать, все милвиллские сплетники только об этом и говорили.
– Не помню, – сказал я. – Тогда я был еще мальчишкой.
– Да, верно. Скажу одно: оба мы вели себя вполне пристойно. Ни крику, ни скандалов, никакой грязи на суде. Всей этой мерзости мы постарались избежать. И сразу после развода – банкротство. В производстве сельскохозяйственных машин разразился кризис, и я боялся, что придется закрыть фабрику. Очень многие мелкие предприятия тогда прогорели. Держались по пятьдесят, по шестьдесят лет, приносили солидный доход, а тут лопнули.