— Ну да, я ведь так и сказал, — кивнул головой Вальтер. — Партия победила.
— И все же победили коммунисты не сами по себе, а вместе с социал-демократами, верно? — возразил Эрих. — Причем большинство портфелей в новом правительстве досталось именно социал-демократам. Хотя канцлером все же стал Тельман — другой такой харизматической личности в Народном Блоке не было. И с чего же началось правление новой власти? Что произошло весной 33-го года?
— Нацисты подожгли Рейхстаг, — с готовностью ответил Мартин.
— Это ложь! — неожиданно резко сказал Хорст.
— Почему же ложь? — удивился Шольц. — В учебнике было сказано, что правда.
— Нашел что читать! — презрительно фыркнул Эрих.
— Да ведь над нацистами был суд! — убедительным тоном сказал Вальтер, потянувшись за новой бутылкой. — Разве нет?
— Эх, Вальтер, Вальтер, — вздохнул Эрих, — ну какой же ты наивный! Ну да, нацистов обвинили в этом поджоге. Ну да, над Адольфом Гитлером и другими руководителями НСДАП был суд. Но по требованию Тельмана суд был закрытым, и его материалы так и не были преданы гласности до сих пор. Ту знаменитую речь Гитлера в свою защиту не опубликовала ни одна газета.
— А ведь это была великолепная речь, — заметил Хорст.
— А ты сам-то откуда все это знаешь? — несколько растерянным тоном спросил Шольц то ли Эриха, то ли Хорста.
— Родительские связи иногда бывают полезны, — уклончиво ответил Эрих. — Мне удалось в свое время побывать в спецхранах и полюбоваться материалами этого дела. Подлог на подлоге, фальсификация на фальсификации. Вроде сталинских процессов в России — правда, те были позже.
Вальтер опустил голову, почувствовав какую-то странную тошноту. Шольц твердо знал, что его друг Эрих Райнеке — насмешник, демагог и нигилист. Но не лжец. А это значило, что врал не Эрих, а учебник истории. И его составители.
— Разумеется, — продолжил Эрих, — Гитлер и его соратники были признаны виновными, после чего их приговорили к долгим срокам заключения, а нацистская партия была запрещена.
— Ну и правильно! — сказал Мартин, заедая торт эклером.
— Как же правильно, — удивился Вальтер, — если они ни в чем не были виноваты?
— Да какая разница? — пожал плечами Мартин. — Все равно они были порядочными мерзавцами. Не останови их тогда, так мало ли каких дел эти ублюдки бы натворили.
— Типичная коммунистическая логика, — укоризненно покачал головой Эрих.
— Подожди, подожди, — вдруг встрепенулся Вальтер. — А что же социал-демократы? Почему они не воспрепятствовали этому… произволу?
— Социал-демократы, — вздохнул Эрих, — совершили тактическую ошибку. Они также не любили нацистов, и сочли запрет НСДАП благом — как для Германии, так и для себя лично.
— Просчитались, голубчики! — злобно хихикнул Хорст.
— Таким образом, — продолжил свое повествование Эрих, — Тельман обьявил о проведении новых выборов. Уже без нацистов.
— А что же стало с нацистами? — поинтересовался Вальтер, поднося к губам новый стакан.
— Часть руководителей НСДАП, — ответил Эрих, — попала в тюрьму, как я уже говорил. Остальные разбежались. Что же до рядовых членов запрещенной партии, то коммунисты изьявили желание взять их к себе. Многие это предложение приняли.
— Предатели, — покачал головой Хорст.
— Да ну, — махнул рукой Мартин, — почему же предатели? Ну, заблуждались ребята, да, было. А наши приняли их в партию, вот они и перевоспитались. Да и то, зачем нормальному человеку ставить на дохлую лошадь?
— Естественно, — сказал Эрих, — новые выборы принесли победу коммунистам. Теперь им уже не нужно было блокироваться с социал-демократами, и правительство стало полностью коммунистическим. А что было дальше…
— А дальше вроде был какой-то путч в 34-м, — наморщил лоб Шольц, припоминая полузабытые страницы.
— «Ночь длинных ножей,» — кивнул головой Эрих. — Сперва социал-демократы устроили демонстрацию. А в неё внедрились провокаторы. Начали бросать камни в полицейских. Последовали кровавые столкновения, перешедшие в настоящее побоище. Лидеры социал-демократов были убиты в ту же ночь, остальных же обвинили в попытке переворота. А дальше с социал-демократами случилось то же, что и с нацистами — запрет партии, арест и разгон руководства, массовый переход рядовых членов к коммунистам…
— А ведь ловко, да? — подмигнул Вальтеру Мартин, явно не испытывающий и тени возмущения.
— Я этого не знал, — опустил голову Шольц. Его тошнило все больше.
— Я вижу, ты много чего не знал, — сказал Эрих, не столько насмехаясь над Вальтером, сколько сочувствуя. — Ну, а потом были новые выборы, и теперь уже коммунисты получили столько голосов, что смогли вносить изменения в конституцию. А уж там-то пошло-поехало. Закон о национализации крупных предприятий. Закон о запрете буржуазных партий. Закон о борьбе с врагами общества. Создание государственной тайной полиции — сокращенно «гестапо». Концлагеря для недовольных…
— Если враг не сдается, его уничтожают, — довольно хмыкнул Мартин.
— Нашел кого цитировать, — фыркнул Хорст. — Какого-то русского.
— А хоть бы и русского, — пожал плечами Мартин. — Хороший был писатель. Наш, пролетарский.
— Одним словом, — продолжил Эрих, — к началу берлинской Олимпиады 1936 года от былой свободы и демократии не осталось и следа. Теперь уже Тельман был полновластным хозяином Германии — и официально именовался не канцлером, а фюрером. А страна наша стала именоваться Германским Демократическим Рейхом. Неофициально — Третьим Рейхом.
— А вот армию он так и не тронул, — заметил Хорст.
— Разумеется, — кивнул головой Эрих. — Прусский офицер — это не какой-нибудь политик-оппозиционер, ему даже нравится беспрекословно подчиняться. Кроме того, Тельман в своих речах говорил отнюдь не только о строительстве социализма. Он также умело призывал к национальному возрождению, к смыванию версальского позора, к борьбе с западным империализмом. То есть, по сути дела, к новым войнам. А что еще офицерам нужно? Да и военные заводы он пока оставил прежним хозяевам, временно освободив их от национализации. Даже придумал для Круппа и других военных магнатов специальное звание…
— «Полезный капиталист,» — хихикнул Мартин. — Такая вот диалектика.
— А что было дальше, — сказал Эрих, — известно и так, тут уж официальная пропаганда почти не наврала. Сперва Тельман ввел войска в Рейнскую зону, потом вместе с Россией послал добровольцев в Испанию, которые помогли подавить мятеж франкистов. Потом заключил союз с Муссолини — как-никак, тот ведь тоже когда-то был социалистом. Потом спровоцировал коммунистический мятеж в Австрии и ввел туда войска. Потом присоединил вслед за Австрией еще и Судеты. Потом оккупировал и расчленил Чехословакию. Англия и Франция, конечно, протестовали, но вмешиваться боялись. Тем более что Тельман все больше дружил с русскими. А в августе 39-го заключил наконец с Москвой формальный союз двух социалистических стран.
— Нашел кому верить — русским, — покачал головой Хорст.
— Да, союз оказался не очень-то прочным, — кивнул головой Эрих. — Предполагалось, что Германия с Россией нападут на Польшу совместно. Однако русские отнекивались две недели, пока наши не разбили поляков на западе — и только после этого Красная Армия вошла в Польшу с востока. Зато потом, уже зимой, когда русские напали на Финляндию, Тельман никакой поддержки им не оказал.
— И нечего, — махнул рукой Мартин. — У нас своих дел хватало.
— Тоже верно, — согласился Эрих. — В 40-м захватили — простите, освободили — Норвегию, Данию, Францию, Голландию, Бельгию. Весной 41-го — Югославию и Грецию. Заключили союз с Венгрией, Румынией и Болгарией. Русские тем временем аннексировали Прибалтику и Бессарабию. Ну, а в июне 41-го случилось то, что должно было случиться — война двух окончательно рассорившихся социалистических колоссов. Один из которых оказался на глиняных ногах.
— К счастью, это были не мы, — довольным тоном произнес Мартин.
— Ну, а через пару лет наступил мир, — сказал Эрих.
— А в 44-м расстреляли Гитлера, — как-то не совсем кстати заметил Хорст.
— Да что ты приуныл, Вальтер? — обратился Мартин к Шольцу, который давно уже молчал с печальным видом. — Ну да, грязноватая история. И кровавая, верно. Но зато с хорошим концом. Все же сколько добра коммунисты сделали! Ликвидировали безработицу…
—…конфисковав деньги и имущество арестованных, а потом пустив эти средства на всевозможные общественные проекты, — уточнил Эрих.
— Ну и правильно! — пожал плечами Мартин. — А сколько автобанов построили…
—…используя каторжный труд политических заключенных, — заметил Эрих.
— Да какая разница? — поморщился Мартин. — Так им и надо, недобиткам. И экономика у нас будь здоров, а не как при твоей любимой демократии было. Хотя могло бы быть и лучше. Вот если бы все предприятия национализировали, а не только крупные…
— Ты что же — хочешь, чтоб социализм у нас был как в России или Греции? — возмущенно спросил Эрих. — Неужели ты не понимаешь, что частный владелец всегда управляет эффективнее, чем государственный чиновник?
— Брехня! — фыркнул Мартин. — Я вот работаю на государственном заводе. А мой приятель, Петер, такой же автомеханик, ишачит в частной мастерской. И что же? Зарабатываю я столько же, но у меня — семичасовой рабочий день, а он по девять-десять часов в день трудится. А хозяин у него большие деньги зашибает, чужим трудом живет. Разве это правильно?
— В России так тоже когда-то было, — равнодушным тоном сказал Вальтер, думая о чем-то другом. — «Нэп» называлось.
— Мартин, ну как же ты не понимаешь, — сказал Эрих, — что твой автозавод просто-напросто щедро дотируется государством?
— А мне-то что за беда? — усмехнулся Мартин.
— И откуда же, по-твоему, государство берет такие деньги? Одних налогов на это не хватит…
— Ну и откуда? — спросил Мартин без особого интереса.
— А ты поинтересуйся, какие деньги нам ежегодно платят французы, чехи, югославы, русские…