уть на подоконник, как, услышав посторонний звук, чуть не сверзился вниз.
Ядрён батон! А это ещё что? C той стороны дома, возле входа в подъезд, мягко хлопнула дверь машины. Резко раздумав прыгать, я вцепился в свой насест покрепче. Откуда тут машина взялась?! Ведь буквально только что ничего не было! Да как тихо появилась…. Видно, водила, заглушив мотор, катился вниз по улице накатом. Вот и получилось, что никто ничего не услышал. А ещё через минуту в проёме появился человек и, посмотрев вниз, завесил окно одеялом, выполняющим роль светомаскировки. Биомать! Глянь он не вниз, а вверх, наверняка увидел бы мою глупую физиономию. Ведь не больше метра до него было.
Вытерев плечом капельку пота со щеки, соображал, как же быть дальше, попутно прислушиваясь к разговору в квартире. То, что говорили там по-немецки, даже не удивило. Судя по всему, приехавший был старшим, а засадники теперь отвечали на его вопросы. Причём тёплая, видно, у них там компашка собралась — никаких званий я не услышал. Друг к другу только по именам обращались. Хотя конечно, без присущих русским подколок и общей душевности беседы. Давно заметил — фрицы, даже если они добрые знакомые, о работе разговаривают сухо и обстоятельно. Вот и сейчас разговор у них проходил в картонно-деловом ключе. Приехавший, которого один из встречавших назвал Генрихом, спрашивал — как прошёл день. Ему отвечали, мол, тихо, спокойно — без шума и пыли. И в свою очередь задали вопрос, от которого я чуть не кувыркнулся повторно.
— Генрих, а что на площади? К объявлениям кто-нибудь подходил?
— Нет, Курт. Точильщик утверждает, что в основном только местные. Было также пятеро незнакомых, в разное время. За ними ушли филёры, но потом выяснилось, что это тоже пустышка. Да, ещё уголовник там из новеньких тёрся, но ближе десяти метров не подходил. А с такого расстояния ничего бы он не разглядел.
— Уголовника тоже проверили?
— Нет, людей уже не было, но Крамаренко утверждает, что это точно ворюга. А у него — глаз намётан.
— Всё равно — зря его не проверили.
— Курт, ты прекрасно знаешь, сколько у нас людей. Тем более что Крамаренко с этим субчиком разговаривал. Тот интересовался, какой фильм в офицерском кинотеатре идёт. Да и по поведению на советского шпиона совершенно не похож. Обычная шантрапа.
— Если бы шпионы были похожи на шпионов, наша работа значительно бы упростилась.
— Ты как всегда прав. Но всё равно, как бы там ни было, тот, кто должен забрать документы, мимо этой квартиры не пройдёт.
Тут они, видно, закурили, потому что я услышал щелчки зажигалки, и на какое-то время повисло молчание. Потом Курт опять подал голос:
— А резидент не мог соврать?
— Ты же сам присутствовал на допросе. Он рассказал и то, что знал, и о чём давно забыл.
— Да действительно… жалко только, что Отто перестарался. Что там врачи насчёт русского говорят?
— Ничего особо страшного. Как обычно отбитые почки, сломанные рёбра, выбитые зубы. Дня через три можно будет продолжить. Главное, документы успели перехватить. А это уже — Железный крест. Да ещё и за каждого, кто здесь появится — премия.
Фрицы негромко рассмеялись, а я сильно огорчился. Вот козлы! Похоже, наша миссия — напрочь провалена и придётся теперь уходить несолоно хлебавши. По всем статьям местные контрики обыграли. Хотя, правда, не по всем — нас-то поймать не удалось. Но насколько тут всё схвачено! Подойди я сразу к этим объявлениям, имел бы сейчас, как Вилли, — отбитые почки и сломанные рёбра. Да и Светку бы ломали не меньше… Представив, как неизвестный мне Отто мордует мою напарницу, только зубами скрипнул. Нет уж, ребята! Просто так мы не уйдём! В самой квартире, судя по репликам, народу было человека четыре, помимо старшего, поэтому тут шуметь не будем. А вот вашего Генриха за цугундер — однозначно тряхнём.
Дождавшись, когда ловцы человеков начали прощаться, скользнул вниз по дереву и, за секунду вбив ноги в сапоги, метнулся к сараю.
— Леха, тут жопа полная. В хате — засада. Вилли у них, документы тоже.
Пучков только кивнул и ответил:
— Я это понял, когда машина подъехала.
— За рулём кто есть?
— Сейчас только водила — я уже глянул.
— Совсем хорошо. Значит, будем брать их старшего. Шофёр твой, начальник — мой. И без мочилова! Может, оба пригодятся.
Напарник кивнул и уже было ломанулся в сторону «опеля». Еле поймать успел.
— Ты куда, балбес?! А если его провожать выйдут? Нет уж. Я так думаю, они накатом приехали, накатом и уедут. Движок включат только вон там, где улица поворачивает. Вот перед поворотом их и возьмём.
— А если сразу заведутся?
— Тогда колёса дырявить будем, хоть и не хотелось бы. Глушак на месте?
Пучков продемонстрировал «вальтер» с надетым глушителем. Ну и добре… Пока рысили вниз, я всё оглядывался на виднеющуюся через деревья машину. Похоже, успеваем. Фрицы действительно, не включая мотора, начали катиться вниз. Так что поворота достигли почти одновременно, но мы чуть раньше. И как только услышали звук втыкаемой передачи, метнулись к притормозившему автомобилю. Взяли Генриха быстро и почти без шума. Почти, потому что Лёшка, перелетая через капот, поскользнулся и шустрый водила среагировал на метнувшуюся тень. Успел достать свой «люгер», поэтому напарник не стал миндальничать. Так что фриц с проломленной пистолетом башкой угомонился навсегда. Зато его начальник был вполне жив. Ударом по темечку я его только слегка ошеломил, но ни в коем случае не покалечил. Пучков, скинув на заднее сиденье дохлого водилу, сам уселся за руль и покатился вниз, к речке.
Доехав до кустов, остановил машину и в темпе потащил труп к обрывистому берегу. А я, глядя в совершенно круглые и ещё мутные глаза Генриха, без лишних слов сломал ему мизинец, одновременно затыкая рот, чтобы не очень уж вопил.
— А-а-а бхе-хе!
Фриц захлебнулся придушенным криком, потому что дополнительно заполучил кулаком в живот.
— Генрих, у тебя осталось ещё девять пальцев на руках и кое-что между ног, поэтому не вопи и чётко отвечай на вопросы, а то у меня времени мало. Понял?
Похоже — не понял… Глаза у него прояснились, но гестаповец был ещё занят собой, то есть внезапными повреждениями руки. Ну как знаешь…Быстро провёл ту же процедуру с безымянным пальцем.
— О-у-о! Бхе хе бе-е-е…
Только успел, ухватив его за шею, высунуть из машины, как допрашиваемого бурно стошнило. Вот говнюк! Хорошо, на меня не попал…. Дёрнув пленного обратно, повторил вопрос:
— Осталось восемь пальцев. Будешь отвечать?
Ага! Вот сейчас — понял! Быстро закивав и не сдерживая часто катящихся от боли слёз, фриц проявил наконец готовность к сотрудничеству.
— Где документы, отобранные у русского?
— Мы их сразу передали по инстанции. Я не знаю, где они.
— Точно?
Я сделал вид, что прицелился к следующему пальцу.
— Да! Да! Я правду говорю. Их забрал гауптштурмфюрер Леске! Ещё позавчера!
— Где Леске?
— Он сразу же уехал в Кошицу.
Похоже — не врёт… Странно было бы думать, что такие бумаги немец таскал с собой, не передав кому положено. Ладно, пойдём дальше:
— Где русский резидент?
— Он в армейском госпитале, в отдельной палате. Под охраной.
— Сколько человек в охране?
Гестаповец с недоумением посмотрел на меня, видно не веря своим ушам. Пришлось слегка смазать его по скуле, чтобы не особо задумывался.
— Два, два человека! Один возле дверей и один в палате.
— Почему госпиталь, а не ваша санчасть?
— Её разбомбили на прошлой неделе.
Угу… понятно… пойдём дальше.
— Кто сдал русского?
Генрих не понял вопроса, поэтому пришлось повторить:
— Как узнали о местонахождении русского?
— Сосед из квартиры напротив — наш осведомитель. Он доложил о новом жильце. Когда пришли с проверкой, выяснилось, что этот человек объявлен в розыск.
Ну, соседушка, с тобой, я думаю, ещё разберутся. Вот сука! Да не будь этого бдительного предателя, всё было бы в ажуре. Хотя чего теперь сожалеть… Я глянул на часы. До контрольного времени у нас было ещё минут сорок. Немного пожевав губами, принял решение:
— Леха, дуй к девчатам и всех давай сюда. Немного повоюем.
Пучков кивнув, скрылся в темноте, а мы с Генрихом продолжили беседу. Для начала выяснил, на каком этаже лежит резидент. Потом сколько там вообще постов охраны, включая дежурных медсестёр. Пропустят ли его ночью к этому пациенту? Сильно ли напрягутся те двое охранников, если Генрих будет не один? Затем сказал:
— Поможешь вытащить резидента — останешься в живых. Честное пионерское.
Гестаповец мне закономерно не поверил. Но потом, слегка воспрянув духом, захотел гарантий.
— Какие тебе гарантии, идиот? Тут одно из двух — или я тебя отпускаю, или нет. Но при любом раскладе пыток больше не будет. В самом худшем случае умрёшь быстро и почти безболезненно.
— Извините?
Немец, наморщив лоб, растерянно хлопал глазами.
А потом, видя, что я жду объяснения его заминки, робко пояснил:
— Извините, просто я через слово догадываюсь, что вы говорите. — И, глядя на мои сурово нахмуренные брови, торопливо добавил: — Ваш немецкий, конечно, очень хорош, но я его почему-то плохо понимаю…
Вот зараза! Всегда так — как только начинаю строить мудрёные фразы на вражьем языке, то фрицы впадают в ступор. Видно, этот язык знаю всё-таки гораздо хуже, чем мне кажется… Поэтому пришлось повторить медленно и без литературных изысков:
— Если ты нам поможешь, то мы тебя отпустим.
На этот раз меня поняли нормально, но пленник опять пребывал в сомнениях:
— Даже если вы отпустите, то меня свои же расстреляют за помощь русским.
— Ещё раз идиот. Кто про это узнает? Охрану-то живой мы оставлять не будем.
В общем, пока склонял фрица к сотрудничеству, появились ребята. Галка, немного послушав нашу беседу, активно в неё включилась:
— Да что с ним говорить? Режь его, Сёма. Я про ту лечебницу и сама всё знаю. Там от кочегарки можно прямо в подвал больницы попасть. Ещё с царских времён ход этот существовал.