— Вокруг просто ад какой-то творился, — говорил каперанг. — Кое-как скинул с себя куртку-канадку и ботинки, чтобы плыть удобнее было. Озираюсь, прикидываю, в каком направлении курс держать, а сам думаю, не приведи бог ноги судорогой сводить начнёт… И тут вижу, рядом плывёт кто-то. Кричу ему, мол, ты там как? А он смотрит на меня и тоже что-то кричит, только на немецком. Я присмотрелся… Ба, это ж фашист! И форма на нём фашистская. Как он, думаю, в воде оказался? Нас же только подводные лодки атаковали… Хотя мы по одной из них и стреляли, когда та находилась в надводном положении. И не только мы. Но тут уж дальше не до размышлений стало. Немчура этот, вижу, плывёт в мою сторону, явно собрался меня утопить и пустить на корм рыбам. Здоровый причём лось такой… Но и я не лыком шит. И такое спокойствие во мне, будто на кону не жизнь моя стоит, а партию в шахматы с моим помощником Федькой Лакшиным играем. И вот между нами метров пять, три… Он подплывает вплотную, я даже чувствую запах чеснока из его пасти. Готовы сцепиться, и вдруг — бах! У немчуры на лбу появляется красная дыра размером с гривенный. А я оборачиваюсь и вижу позади себя нашу шлюпку, и стоящего с пистолетом руке своего помощника Федьку Лакшина с пистолетом в руке. Стоит и лыбится во все тридцать два… Хотя на самом деле зубов у него поменьше было. Ну да не суть. В общем, на душе у меня в тот момент странное чувство было. Вроде и облегчение с благодарностью Федьке, а вроде бы и обида от того, что не довелось мне с фрицем в рукопашной схлестнуться. Но как бы там ни было, потом я перед своим помощником проставился, кто знает, может, он мне на самом деле жизнь спас.
Ну а импровизированный концерт мы с Натальей почти в десять вечера закончили песней «Комсомольцы-добровольцы». Причём припев пели хором все присутствующие. Получилось очень душевно.
Посиделки закончились около 11 вечера, когда и Антонина Васильевна уже увела своего благоверного, и каперанг, наконец-то раскуривший трубку, ушёл восвояси, и все остальные стали клевать носами. А уж я держался из последних сил, только и мечтая, чтобы побыстрее оказаться в постели. И, едва добравшись до кровати, я тут же выпал из реальности.
Следующим утром проснулся рано, в начале восьмого, от ощущения наполнившей рот слюны — ноздри щекотал запах чего-то вкусного. Андрея в комнате уже не было. Я сладко потянулся, понимая, что вроде бы неплохо выспался. В комнате было тепло — печка трудилась сутки напролёт, только дровишки подкидывай. Встал, подошёл к маленькому окошку. Надо же, Андрей проводил бой с тенью, пар из его рта вырывался резко очерченными клубами. Ему явно было жарко. Хм, может, и мне к нему присоединиться? Зря я, что ли, прихватил из дома трико и кеды… А то ведь в последнее время зарядку немного забросил делал через раз, а это не есть хорошо.
По пути вниз встретил бодрствующего Сергея Михайловича. Лебедев-старший сидел в кресле, читал журнал «Нева».
— О, Арсений! Чего не спится?
— Да вроде выспался, Сергей Михайлович. Просто решил вот по примеру Андрею поработать над своей физической формой.
— Это дело хорошее, я вот тоже, как встал — полста раз отжался.
— Вот и я беру пример со старшего поколения… Кстати, чем так вкусно пахнет?
— Так это Ольга завтрак готовит. Девчонки омлет захотели, а нам, мужикам — яичница на сале в большой сковороде. Там десятка полтора яиц, всем должно хватить. А на обед шашлык добьём.
Когда я присоединился к Андрею, тот уже перешёл к комплексу дыхательных упражнении.
— Ого, как ты рано вскочил! А то дрых без задних ног, я думал, только к обеду проснёшься.
— Был разбужен запахом готовящейся яичницы со шкварками, — сказал я чистую правду. — А ты, смотрю, уже заканчиваешь? Тогда я лёгкую пробежку себе устрою, вроде бы после вчерашнего дождичка земля неплохо подсохла.
— Давай, — кивнул Андрей. — Только направо по улице не беги, там собака дурная, её старуха-хозяйка — малость повёрнутая вдова какого-то полковника — не на привязи держит, так она всё время через дыру под забором на улицу выбегает и на людей кидается. Вообще-то не кусает, да и мелковата, но лает грозно. Лучше вокруг озера пробегись, там нормальная тропка есть, утоптанная.
Я так и поступил, устроил себе пробежку вокруг водоёма, поверхность которого местами ещё была затянута ледком. Поначалу было трудновато, всё-таки не бегал я уже почти с месяц. Но ничего, раздышался, и вторую половину дистанции, составившей, по моим прикидкам, около пяти километров, бежал уже легко. Прибежав, отдышался, успокоив пульс, и приступил к упражнениям на растяжку. Затем перешёл к самодельному турнику — металлической трубе между развилок в стволах двух яблонь. Подтянулся двадцать пять раз. Мог бы и ещё пяток осилить, но это уже было бы через силу. А тут ещё и Ольга Леонидовна скрипнула выходящей на заднее крыльцо дверью, махнула рукой.
— Арсений, завтрак стынет!
Не успели мы покончить с завтраком, как заявился парторг Быков.
— Я ведь вчера вполне серьёзно говорил про концерт, — сказал он нам с Натальей. — Выступите?
Мы с девушкой переглянулись. Честно говоря, я думал, что Иван Фёдорович ляпнул про приглашение выступить в праздничном концерте, находясь под воздействием винных паров, и к утру про свою просьбу забудет. Оказалось, что нет.
— Не бесплатно, — добавил Быков, видя наше замешательство. — Много не обещаю, но поговорю с руководством, хоть по десяточке, но заплатим.
— Ну если по десятке…
Я с улыбкой покосился на Наталью. Для меня-то эта сумма никакой роли не играла, а вот Наталья, похоже, воодушевилась. Впрочем, причина её воодушевления, возможно, крылась в самом факте выступления перед большой аудиторией. Прежде-то она пела разве что в небольших компаниях типа вчерашней, у костерка да по водочку. Ну или без костерка, и под чай.
— Не против? — спросил я у неё.
— А ты?
— Я не против… Единственное, нужно посмотреть график дежурств, но вроде бы я 10- заступаю на сутки. В крайнем случае можно с кем-нибудь поменяться, у нас такое иногда практикуется.
— Тогда и я не против, — разулыбалась Наталья.
— Вот и славно, — тоже расцвёл Иван Фёдорович. — Давайте-ка мы, ребята, обменяемся телефончиками, нужно всё время быть на связи.
А перед обедом, когда вторая порция шашлыка, извлечённая из холодильника, под чутким присмотром Лебедева-старшего уже понемногу превращалась в ароматные, поджаренные кусочки мяса, мы с Ритой решили прогуляться по окрестностям. Это была моя идея, я попросил её показать мне посёлок, и она не отказала. К тому же выглянуло солнышко, и по сравнению с утренней зябкостью стало заметно теплее.
Мы пошли направо, а когда я упомянул про собаку, о которой мне утром рассказывал Андрей, Рита с улыбкой отмахнулась:
— Ой, да ладно, этот Бобик никогда никого не кусает, только лает. А на меня вообще не кидается, потому что я ему всякие вкусняшки даю. Вот, видишь?
Она показала полиэтиленовый пакетик, в котором лежало несколько кусочков сырого мяса.
— Наш шашлык? — скорее констатировал, чем спросил я.
— Ага, он самый, незаметно взяла, а то папа фиг бы дал. Идем?
Шавка и впрямь не заставила себя долго ждать, выскочила непонятно откуда, и тут же кинулась, размахивая калачиком хвоста, к Рите, при этом косясь в мою сторону недобрым взглядом. Лохматая псина в холке мне чуть ниже колена, а из-за лохматости и не понять была, насколько она упитана. Вернее, насколько тоща, вряд ли хозяйка её закармливает.
— Привет, Бобик!
Рита присела на корточки, потрепала пса за свалявшуюся шерсть, тот попытался лизнуть кормилицу в лицо, но Рита быстро отстранилась, не забывая говорить с псом ласковым тоном, и вывалила перед ним на землю сырое мясо. Первый кусок Бобик, показалось, проглотил моментально. Оставшиеся три взял в зубы и, оглянувшись ан нас, потрусил в сторону забора, под которым, как оказалось, имелся лаз, в который пёс и пролез.
— Вот ты и познакомился с Бобиком, он тебя, если что, по запаху узнавать теперь будет, — коротко рассмеялась Рита. — Ладно, идём я тебе кое-что покажу.
Этим «кое-что» оказалась находившаяся в паре километров от посёлка старая усадьба, принадлежавшая до революции какому-то то графу. Усадьба красного кирпича была в два этажа высотой. Чем-то она мне напомнила ту, что находилась в селе Куракино. Причём эта сохранилась даже вроде бы получше, ещё местами виднелись следы былого величия. А в сотне метров от усадьбы возвышалась церквушка с колокольней, уходившей вверх метров на двадцать.
— Масоном был граф, — сказал я, задумчиво разглядывая строение.
— Это почему? — спросила Рита.
— А ты на фронтон погляди… Лепнина изображает заключённый в треугольник глаз с расходящимися от него лучами, ещё вон и циркуль под ним, а это масонские символы.
— Я слышала, даже Пушкин был масоном.
— И не только. В 18 и 19 веках в России быть масоном считалось круто, как сейчас состоять в КПСС. Суворов был масоном, Кутузов, Карамзин, Грибоедов, император Павел I… Вообще вроде бы масонство в Россию завёз Пётр I, его ещё, по слухам, в Голландии завербовали. А вот при Александре I все эти тайные ложи стали прикрывать, и только в начале 20-го века масоны в России вновь активизировались. Тот же Николай Гумилёв состоял в ложе.
— Слушай, какой ты начитанный, — округлила глаза Рита и тут же сменила тему. — Давай на колокольню заберёмся? Оттуда вид просто потрясающий. Поднималась на неё последний раз в 16 лет, лестница ещё была в более-менее приличном состоянии.
— А если сейчас уже не в приличном? Не боишься оттуда сверзиться?
— Ха, так ведь ты у меня есть, великий целитель, который даже мёртвых воскрешает! — не без пафоса произнесла девушка.
— Ну с мёртвыми, пожалуй, перебор, а в целом ты права.
После чего схватила меня за руку и потянула к колокольне. Минуту спустя мы оказались внутри сумрачной башни. Обрывки старых газет, рваный башмак без шнурка, пустая бутылка из-под пива «Колос»… А на «второй этаж» вела слаженная из металлических прутьев лестница, причём как минимум половины прутьев не хватало. Странно, что ещё всю лестницу не срезали на металлолом.