— Ты кто? — ткнул я пальцем в мелкого.
— Водила, — шмыгнул тот соплями.
Мой кулак, опущенный ему на панаму должен был подсказать ему правильный ответ: во-первых, он — дух, во-вторых — рядовой. А все военнослужащие кроме звания имеют еще и фамилию.
— Водитель четвертого взвода рядовой Бурдужан, — отрекомендовался белобрысый со второй попытки.
— Пула, значит? — уточнил я.
— Так точно.
— Молодец! — похвалил я его и обратил свое внимание на второго.
Этот второй был выше меня почти на целую голову и его рост подваливал к двухметровой отметке. Из него мог бы получиться отчаянный горный егерь, если бы не лениво-сонное, глуповатое выражение лица. Широкие плечи и могучий рост — это не то, что делает солдата бойцом. Должна быть какая-то искра разума и хоть капля куража. В этом втором, если и присутствовал разум, то был запрятан где-то очень глубоко. Или просто вытравлен службой.
— Ты кто? — задал я все тот же вопрос.
— Башенный стрелок рядовой Шимкус, — ответило "туловище" с явным прибалтийским акцентом.
— Из Латвии?
— Из Литвы.
— Молодец! — похвалил я и его, будто встретил земляка.
Так я познакомился с первыми двумя членами Четвертого Интернационала — водителем Аурелом Бурдужаном и башенным Арнольдом Шимкусом. Нагнав на них еще немного страху своей черпаческой лютостью и погоняв их по бэтээру и вокруг него, я решил ознакомиться, наконец, с матчастью:
— Вруби, — приказал я Аурелу, взглядом показывая на красные кнопки стартера.
Аурел нажал поочередно на обе кнопки и в корме взвыли два движка. Я приказал поднять жалюзи над движками и минуты две прислушивался к сипам в работе движков, работающих на средних оборотах. Как ни мало я понимал в технике, чахоточные звуки из обоих двигателей, говорили мне, что машина "убитая насмерть".
— До Мазарей доедет? — без всякой надежды спросил я Аурела.
— Дальше доедет, — с обидой за свой бэтээр ответил водила, — Машина — зверь!
— Ага, — вздохнул я, — "из-под себя рвет". Вот что, Аурел… Длинное у тебя имя… Сложное… Будешь Адиком.
Аурел быть Адиком не возражал.
— А ты, Арнольд, будешь… — я подумал кем может быть Арнольд, если Аурел может быть Адиком, — ты, Арнольд, останешься Арнольдом.
Вообще-то у меня напрашивалось имя Арик, но оно никак не подходило к гиганту-Арнольду.
"Ну, что? Машину я посмотрел", — подумал я, ощущая полную безнадёгу дальнейшей своей службы, — "Машину посмотрел, духов "построил", пора получать пулемет".
Адику был дан приказа нацедить мне полведра бензина, из оружейки был взят и принесен в парк пулемет Калашникова модификации ПК, калибром 7,62 мм, под винтовочный патрон, 1972 года выпуска. Пулемет без коробки с патронами весит девять килограмм. С коробкой — все одиннадцать. Почти в три раза больше, чем автомат. И вот все эти одиннадцать килограмм счастья мне предстоит таскать на себе весь второй год. А прежде, чем таскать, не мешало бы все-таки почистить все эти килограммы.
Пулемет я держал в руках первый раз в жизни.
Ничего, не боги горшки обжигают. Оказалось, что пулемет — это даже еще проще, чем автомат. Крышка у него не снимается, а откидывается. Ствол — выворачивается. А в начинке у него всего только три железки — пружина, затворная рама с шарниром и сам затвор. Пулемет был разобран меньше, чем за пять минут и сложен по частям в ведро с бензином, чтобы отмок нагар и его потом легче было отчищать. Столь длинное время — пять минут — понадобилось мне для того, чтобы руки привыкли. Не головой же думать, всякий раз разбирая пулемет? Ну уж если я замарал руки, то на меня напал зуд — люблю, когда оружие чистое. Пожалуй, никто меня не поругает за то, что я почищу еще и башенные пулеметы. Движки на машине могут быть убитые, но пулеметы должны быть исправны и всегда готовы к бою.
Вдвоем с Арнольдом мы сняли КПВТ. Я, стоя возле башни, держал его за ствол, а Арнольд принимал его снизу. КПВТ был разобран внутри бэтээра, следом за ним был разобран второй пулемет — ПКТ, а вся эта бурная деятельность, которую я развил на своей новой машине, на военном языке называлась "регламентными работами по обслуживанию боевой техники".
Пока мы с Арнольдом возились с запчастями пулеметов, складывая их в ведро с бензином, возле бэтээра "нарисовались" еще три персонажа, которых я уже видел в строю пятой роты. Это были черпаки вверенного мне отделения — мой призыв.
Первый был высокий, жилистый, черноволосый, с лицом на котором было явно написано: "где бы стырить что-нибудь?". Это — Коля Шкарупа. Черниговский хохол.
У второго был рот до ушей, нос картошкой, лицо школьного хулигана и пегие волосы, торчащие из-под панамы длиннее, чем то позволял устав. Это — Олежка Елисеев. Уроженец солнечного Ташкента и потому — узбек.
У третьего было лицо забулдыги, такое, как если бы он неделю пил без продыха. Разве что перегаром от него не несло. Это был Саня Мартынов или просто Мартын. Он был русский, но из Киева, а следовательно все равно хохол.
Я начал подводить предварительные итоги:
— Командир экипажа — русский мордвин.
— Водитель — молдаванин.
— Башенный — литовец
— Пулеметчик — русский узбек.
— Второй пулеметчик — чистый хохол.
— Третий пулеметчик — русский хохол.
Всего — два духа и четыре черпака.
Понятно, что этот экипаж — неуправляемый и Бобыльков сильно рискнул, собрав нас всех вместе. Ни у кого из членов экипажа на лице не было написано слепой веры в уставные нормы поведения. Шкарупа тут же убедил меня в правильности моего умозаключения, достав из панамы приличный кропаль чарса. Косяк был выкурен на четверых тут же возле бэтээра и я стал чистить свой пулемет уже с хорошим настроением, четко понимая что и зачем я делаю.
Я уяснил себе главное — и в пехоте люди живут, а пацаны в экипаже, что называется свои.
На следующий день наш экипаж пополнился еще одним членом. Звали члена — Саня Андрюхов и он был не просто дедом, а "ссыльнопоселенцем" — его перевели в наш полк из Кабула за ряд неудачных "залётов". Я этому нисколько не удивился: если на лицах черпаков Четвертого Интернационала можно было прочитать скептическое отношение к уставу и Распорядку дня, то на Санином лице было совершенно явственно написано "ЗАЛЁТЧИК!". Всё в нем выдавало нарушителя воинской дисциплины с головой — у него были глаза залетчика, усы залетчика, улыбка залетчика и даже панама как у типичного залетчика. Словом, Саня пришелся нам "ко двору".
На следующий день рота стояла в карауле и мне достался пост номер пять трехсменный круглосуточный — стоянка машин второго батальона. Пост номер шесть в том же парке охранял Шкарупа и мы коротали свои два часа в разговорах на умные темы. Ничего интересного в карауле не произошло и героического подвига мне совершить не удалось.
Зато после караула были ротные тактические учения с боевыми стрельбами. В этот день произошел переворот в моем мировоззрении — я понял, что был рожден для пулемёта.
На третий день своего пребывания в пехоте я познакомился, наконец, со своим командиром взвода — прапорщиком Кузнецовым. Валера Кузнецов только недавно оттянул срочную и было ему двадцать один год от роду — меньше, чем Арнольду, который закончил политех и которому было уже двадцать два. Ни по возрасту, ни по сроку службы прапорщик Кузнецов служить для меня непререкаемым авторитетом не мог, потому, что по сроку службы был духом и служил в Афгане только второй месяц. В плане боевой подготовки ничему он нас научить не умел и слава богу, что у него хватало ума понять это.
Статус-кво с командиром взвода был установлен тут же, перед посадкой на бэтээры:
— Значит так, товарищ прапорщик, — заявил я ему, — ты — командир взвода. Это значит, что на построении твое место справа от взвода. Я — командир второго отделения. Это значит, что я им командую. Ты в наши дела не лезешь. Тебе по сроку службы не положено. Перед строем ты — "товарищ прапорщик", вне строя — Валера. На операциях ты пока не был. Поэтому, если у тебя какие вопросы возникнут — обращайся. Черпаки тебе всегда помогут. Если вздумаешь "включать командира"… Я не знаю как ты будешь служить и дослужишь ли до замены?
Кузнечик все понял верно — не имея непосредственно боевого опыта, ему было не с руки ссориться со своими черпаками и дедами. Адам и Леха Адаев втолковали взводному то, что не уместилось в мою короткую речь. Они просто сказали, что шутить тут никто не любит, а на войне бывает всякое.
Четвертый взвод сел на свои два бэтээра и пристроился в хвост ротной колонне, которая двинулась не полигон.
Учения проводил командир роты старший лейтенант Бобыльков. Надо сказать, проводил толково: сначала рассказ, затем постановка задачи и, в последнюю очередь, выполнение самой задачи. Моему отделению была поставлена задача по прикрытию наступления трех взводов. Пулеметное отделение с поставленной задачей справилось, прикрывая действия наступающих с задних рядов боевого порядка.
Да, пулемет с непривычки показался мне несколько тяжеловат. Но у него была ручка, за которую его очень удобно было перетаскивать по полю боя. Зато потом, когда мы дважды успешно отработали наступление и перешли к стрельбе по мишеням…
Это была песня!
Это был симфонический концерт самого лучшего в мире оркестра.
За зиму я научился недурно стрелять из автомата. Сейчас мне предстояло научиться тому же ремеслу, но только из ПК. Специально для тех, кто никогда не держал в руках пулемет, сообщаю — у ПК есть сошки! Если при стрельбе из автомата прицеливание осуществляется с упором на руку, которая может устать или дрогнуть, то при стрельбе из ПК ствол упирается на неподвижные сошки, а само прицеливание ведется обеими руками — правая держится за рукоятку и нажимает на спусковой крючок, а левая лежит на прикладе и помогает правой. Целиться с помощь двух рук, согласитесь, в два раза легче, чем с одной. Грудные мишени за четыреста метров и ростовые за восемьсот снимались мной с первой же очереди.