Малек совсем обезумел. Он силой вырвал у меня ключи, которые я ему отдал бы без всякого принуждения, если бы он их попросил. Вырванными ключами он не сразу попал в замок соседней сержантской камеры, а когда провернул ключи в замке с такой силой распахнул дверь, что за малым не сорвал ее с петель.
— Сдать оружие и ремень! — Малек переключил свое внимание на меня, — Часовой! Часово-о-ой!!!
Малек толчками загнал меня в сержантскую и слово "часовой" относилось уже не ко мне. Я с караула был снят и обезоружен. С "собачки" прибежал молодой воин и Малек приказал ему забрать у меня автомат, поставить в пирамиду и принести ведро хлорки. Через пару минут умный дух вернулся на губу без моего автомата и без ведра хлорки. В поединке дисциплины и разума победил разум.
Малек аж зашелся!
Молодой воин был избавлен от автомата, получил рукой по шее и прикладом по спине, после чего влетел в сержантскую и дверь за ним захлопнулась. Я сумел принять его в свои объятия, иначе разогнанный юноша рисковал вписаться торцовым отсеком в бетонную стену. Мы не успели осознать свое новое положение и свое стремительное превращение из караульных в арестантов, как дверь снова распахнулась, на пороге возник злорадный Малек и с довольным криком:
— Нате, получите!
Дал полведра хлорки под потолок.
Осыпаясь от потолка ядовитым снегопадом хлорное облако стало опадать на пол. В горле появился спазм, на глазах выступили слезы.
— Сейчас опадет, — откашливаясь успокаивал я духа, — хэбэшками кучу накроем. А то задохнемся тут не хрен!
Но видно в ВОКУ Малька обучили пыточному делу во всех тонкостях, потому что облако не успело еще осесть, как дверь снова распахнулась и на пол вылилось ведро воды.
Вот это уже было лишнее!
На улице стояло никак не меньше сорока градусов. Внутри прогретого бетона гауптвахты — все шестьдесят. Впитываясь в хлорку, вода стала тут же испаряться и стало просто нечем дышать. От резкого, ядовитого запаха не было спасения. Диафрагма подавилась спазмом. Метрах в двух от пола, под самым потолком, было проделано узкое зарешеченное оконце, чтобы в камеру мог проникать хоть бледный луч солнца. Одновременно и без всякой команды мы взвились под потолок, повисли на прутьях решетки и у меня еще хватило сил выбить кулаком стекло. Толку от этого было мало — ядовитый воздух камеры, сжигая наши легкие, стал просачиваться наружу, а свежий не мог пробиться сквозь плотный влажный выхлоп хлорки.
Пальцы, удерживающие на весу всю массу тела, стали неметь, а сознание мутиться. Когда Малек через некоторое время отворил камеру, то я уже мало что соображал и плохо помнил как меня зовут. У меня текло отовсюду — из глаз, из носа, из ушей и причинных мест. Меркнущий автопилот вывел меня на свежий воздух, но спазмы в груди не давали отравленным легким глотнуть кислорода. Вдохи получались мелкие и частые, как у только что пойманного пескаря. Караул мы нести уже не могли, а отправить нас в санчасть Малек не рискнул. Он только вернул нам ремни и велел лечь в комнате отдыха. Там мы и пролежали до конца караула под сочувственными взглядами пацанов.
Три дня после этого я мог только пить. Любая пища, тут же выблевывалась сожженным пищеводом. Две недели в носу и во рту стоял противный, резкий, ядовитый запах хлорки.
27. Подготовка к армейской
Отправка дембелей-сержантов совпала с началом подготовки к армейской операции. Эти два процесса шли параллельно: каждое утро на разводе зачитывались списки счастливчиков, а весь остальной полк выдвигался на полигон и со всей серьезностью относился к занятиям, понимая, что ведро пота экономит кружку крови. Занятия, и без того не скучные, пошли еще интереснее. Обычная тактика со стрельбой была приправлена новыми увлекательными упражнениями. А что может быть увлекательней десантирования с вертушек в полной боевой выкладке?
Врагу не пожелаешь такого веселья.
Само по себе упражнение несложное: погрузиться в вертушку, перелететь с сопки на сопку и выгрузиться бодренько и быстро. Сложности начинаются деталях.
Пятой роте выделили две вертушки для отработки этого упражнения. Сразу же выяснилось, что в салон вертолета целиком не помещается ни один взвод. Даже наш, четвертый, в котором всего-то двенадцать человек. Нет, не подумайте — места внутри хватало. Поднатужась, Ми-8МТ может оторвать полторы дюжины пассажиров от земли. Повторю: новый Ми-8МТ совершенно спокойно может взлететь с полутора дюжиной пассажиров. Но, во-первых, техника убитая не только в пехоте, но и у летунов. Наши вертушки свой моторесурс выработали еще до того, как я у военкомата пьяный стоял. А во-вторых, и мы — не пассажиры, а десант. То есть, не руки в брюки пришли и сели, а загрузились в полном вооружении. Я не самый здоровый в роте — шесть пудов чистого веса. Но у меня пулемет весит одиннадцать килограмм, патроны и ленты к нему еще три, броник — шесть. Прибавьте каску, воду, саперную лопатку, сухпай, огни, дымы, ракеты, гранаты и запалы к ним и в результате получите средневекового рыцаря с массой за центнер. А еще в нашем взводе три АГС-17, которые весят гораздо тяжелее моего ПК. Весь наш куцый четвертый взвод по полной выкладке весит под две тонны. Борттехник, отодвинув дверь в грузовой салон, глянул на нас с высоты грузового отсека, пересчитал нас по каскам на головах, оценил вооружение, пухлость рюкзаков и… наотрез отказался грузить всю нашу груду железа. Издалека увидев заминку с погрузкой, к вертушке на командирском бэтээре подъехал Бобыльков. Несколько минут они с борттехником говорили друг другу смешные слова, которые я на всякий случай запомнил, чтобы повеселить друзей на привале. Потом из кабины вылез командир вертушки и Бобыльков по-пехотному прямо и нелицеприятно докладывал летунам какие они есть уроды, если саботируют боевую подготовку самой лучшей в полку пятой стрелецкой роты. Кажется, летунам удалось втолковать нашему ротному, что они никакие не трусы, а не берут на борт лишний вес для блага и целости самого же личного состава, вверенного старшему лейтенанту Бобылькову. Сошлись на том, в вертушки будут грузиться первые три взвода, а четвертый взвод рассосется по другим взводам.
Задачка для третьеклассника.
Дано: одна рота в составе четырех взводов. Для перемещения оной в пространстве выделено четыре вертолето-вылетов, то есть две вертушки по два захода. Самый маленький четвертый взвод — тяжелее самого большого первого.
Правильный ответ: вся рота никак не поместится в четыре вертушки.
Она и не поместилась. Летунам пришлось делать третий заход, чтобы десантироваться смогли все.
Новое дело: взводам было приказано отрабатывать погрузку по-боевому, то есть без лестниц. Нужно было немного разбежаться и с разбегу лихо запрыгнуть в грузовой отсек. Ничего сложного. Будь я в трико и в кроссовках, я, может, и сальто бы в воздухе крутанул. Но на мне тридцать кил! Попробуйте взвалить на плечи штангу и вместе с ней перемахнуть хотя бы через табуретку. Пол грузового отсека приходился как раз на уровне мой груди, прикрытой титановым бронежилетом. Мне, выпало лететь со вторым взводом и как самого тяжелого меня грузили последним. Я сразу понял, что разбегаться тут бесполезно — выше чем на спичечный коробок я не подпрыгну и от земли не оторвусь. Поэтому, я очень спокойно подошел к двери, аккуратно поставил на ребристый пол вертолета свой пулемет и не обращая внимания на мат борттехника сделал попытку забросить ногу в вертушку. Рюкзак за спиной потащил меня назад. Пришлось срочно ставить задранную ногу на место, что бы не усесться задницей на полигонные колючки. К счастью шесть рук вцепились в меня сверху и не без труда и натуги я попал, наконец, во чрево вертолета, где меня одного ждал целый взвод. Борттехник задвинул дверь и вертолет оторвался от земли. Меньше, чем через минуту пилот завис над соседней сопкой, на которую нам надлежало десантироваться, отрабатывая упражнение.
Меня так не били даже по духанке, как я сам себя избил при десантировании.
Прыгал первым.
Высота — два метра.
Сначала об землю ударился приклад моего пулемета, который я держал за ствол. Пулемет немного самортизировал удар, но только немного и лишь на долю секунды, потому что меня сразу же хлопнул по спине бронежилет, следом за ним по хребту огрел тяжелый рюкзак и стальным подзатыльником на голову приземлилась каска. В глазах помутилось, но сверху кричали, чтоб я отбегал и не мешал десантироваться. Я отбежал метров на восемь, залег и изготовился к стрельбе, прикрывая выгрузку второго взвода. Было понятно, что именно так, в таком порядке и будет проводиться десантирование на настоящей, а не полигонной войне — я прыгаю первый, отползаю, ложусь и прикрываю остальных.
Как и любое другое упражнение в армии, десантирование проводилось на норматив. К обеду броник и рюкзак нахлопали мне на спине огромный синяк. Каску я ненавидел, а пулемет мне было жалко. От такого беспощадного втыкания приклада в землю мушка, конечно, сбилась и мне ее придется пристреливать заново в конце занятий. То есть автоматчики и снайперы будут лежать и курить, а пулеметчики в это время приводить свое оружие к нормальному бою.
Через неделю мы научились высыпаться из вертушки как горох из стручка и расползаться на местности. Норматив мы перекрыли точно так же, как до этого перекрывали любой другой норматив.
Не успел я отдышаться от десантирования, как настал черед нашей роты проходить горную подготовку. Пока мы катались на вертолетах, горную подготовку проходила четвертая рота.
Занятия вел майор Оладушкин, который в марте специально ездил на сборы в Крым и теперь передавал нам полученный там опыт. Только что такое крымские горы по сравнению с нашими? Клумба, а не горы.
К краю обрыва подогнали два бэтээра и к их корме привязали два капроновых троса в палец толщиной. Концы тросов были сброшены с обрыва. Не смотря на некоторые успехи в прохождении полковой горной полосы препятствий, высоты бояться я не перестал. Я посмотрел с обрыва вниз и на глубине примерно пяти этажей увидел каменистое русло пересохшей речки. Пару месяцев назад, когда таял ледник, тут текла вода. Теперь ледник истаял и вода кончилась. Спускаться мне не хотелось ни за что!