Полтава вместо ответа положил на стол два патрона:
— Бери листок бумаги, такой, чтобы потом можно было в гильзу засунуть, а после вынуть и прочитать. Пиши.
— Чего писать?
— Ну, как чего? Домашний адрес и фамилию родственника, который будет труп получать.
— Чей труп?! — опешил я.
— Как чей? — опешил в свою очередь Полтава, — Твой! Пиши скорее, комбат нас на плацу ждет.
На клочке бумажки я написал:
Мордовская АССР,
430025, г. Саранск,
Энгельса 1-33,
Мать — Малыханова Нина Борисовна
Затем зубами вынул пули, высыпал порох, засунул в две гильзы две бумажки, снова воткнул пули на место и повесил один патрон себе на шею, а второй…
— Сань, а второй куда девать?
— В пистон себе засунь. Ты что? В самом деле такой глупый или придуриваешься?
Я сунул второй патрон в маленький кармашек брюк, который назывался пистоном, но ясности не было:
— Сань, а на хрен они нужны — военник же есть?
— А вдруг он сгорит или когда тебя убьют на тебе не будет хэбэшки?
— А для чего два: на шею и в штаны?
— А если тебя разорвет миной там… или снарядом? Пусть твои родственники хоть что-то от тебя получат, чтобы похоронить.
Я представил, как моя мать получит половинку меня и веселее мне от этого не стало. На плац я вернулся притихший и грустный. Не то, чтобы я начал дрожать за свою жизнь и мне расхотелось ехать на операцию, нет! Я по-прежнему был готов хоть сейчас в бой и честное слово я бы не струсил и не подкачал!
Но задора поубавилось…
Часа через полтора, убедившись в том, что все в батальоне до последнего бойца экипирован как следует, комбат закончил строевой смотр и по батальонным шеренгам пошла верхушка полка: командир, начальник штаба и замполит. Эти осматривали нас не менее придирчиво и тоже, хоть и выборочно, требовали показать военные билеты и смертные патроны.
Тревогу назначили на два часа ночи.
Глядя как укладываются остальные, я тоже забросил четыре угла плащ-палатки к центру и ухватив ее за четыре конца поволок свой скарб в палатку укладывать все это добро в старенький рюкзак гражданского вида, но, в отличие от солдатского вещмешка, очень объемистый и удобный.
День уже клонился к вечеру, а нам нужно еще было получить у полковых связистов заряженные аккумуляторы к радиостанциям и в двадцатый раз "словиться" друг с другом на батальонных и полковых частотах: на войне связь должна работать, пока не погиб последний солдат.
Перед ужином Полтава спросил:
— У тебя плавжилет есть?
Плавжилет — это предмет гардероба, входящий комплект одежды водителя и башенного стрелка бэтээра. Короткая жилетка на крючках из тонкого брезента, с отстроченными карманами. На груди их ровно четыре и на фабрике в эти кармашки встрачивались полиэтиленовые колбаски, набитые ватой. Предполагалось, что такой спасательный жилет сможет удержать раненого на плаву при неудачном форсировании водной преграды. Лет шесть назад, вскоре после начала боевых действий, выяснилось, что подсумок на четыре магазина — не самое удобное снаряжение пехотинца. Может быть в глазах генералов он красиво смотрится на строевых смотрах, но на войне настоящей она совершенно непригоден. Мало того, что он оттягивает ремень на правый бок, так он еще и норовит соскользнуть назад и висеть там как у барана курдюк, шлёпая солдата по заднице или наоборот, передвигается вперед и пренеприятно бьет по тем местам, которые не напрягаются при ходьбе. Наиболее сообразительные солдаты и офицеры для ношения магазинов стали приспосабливать плавжилеты. Они надрезали его на груди, вытаскивали к черту вату, а в образовавшиеся кармашки вставляли магазины. Получилось очень удобно: кармашки по размеру точь-в-точь совпадали с магазинами, обладателей плавжилетов при ходьбе ничто не жало и не тёрло, а люди в очередной раз убедились: насколько в нашей Армии все хорошо продумано — надо только проявить смекалку и догадаться что для чего предназначено. Вскоре вся Сороковая армия изготовила себе такой удобный предмет амуниции. Во всем Афгане, разумеется, никто никогда в нем не плавал, но название прижилось — плавжилет.
Что такой плавжилет я знал и у меня его не было.
— Будешь делать, — коротко резюмировал Полтава.
Под его руководством из каптерки была извлечена самая старая хэбэшка, из рукавов которой получились очень удобные мешочки для патронов. У оставшейся в моем распоряжении безрукавки был немедленно оторван воротник и отрезана задняя часть до середины спины. Получился "фрак наоборот": у фрака фалды сзади, у моей хэбэшки спереди. Эти фалды я пришпандорил к груди и мелкими стежками прошил по два длинных кармана с каждой стороны. Засунул в них свои четыре магазина — влезли. Получилось очень удобно и по-своему даже элегантно красиво. По совету Полтавы и пришил к груди моего нового плавжилета ИПП — индивидуальный перевязочный пакет — и теперь можно считать, что я к войне был экипирован и готов.
Полтава порылся еще в шкафчиках каптерки и бросил мне еще одну мятую хэбэшку и летние брюки-бананы:
— Одевай.
— Зачем? — я рассматривал третьего срока тряпье, брезгливо держа в вытянутых руках брюки и хэбэшку подальше от себя.
— А воевать ты в этом собрался? — Полтава показал на мою форму.
Я осмотрел себя: форма, может и не глаженая, зато чистая и нелинялая. И лычки на погонах алеют ярко и жизнеутверждающе. А то, что на галифе нет стрелок — так и хрен с ними, со стрелками. В батальоне ни у кого их нет. Мне стало жалко портить свое хэбэ, я вспомнил "банду махновцев", вернувшихся с операции и только теперь понял, почему люди на войну одеваются так невзрачно, если не сказать — затрапезно
На ужин пришел весь полк: люди в последний раз хотели поесть горячей пищи, сидя за столом. Вечернюю поверку провели сразу после ужина и кто хотел отдохнуть, легли спать, а остальные пошли на фильм. Показывали что-то про войну, а я смотрел на бутафорские взрывы и невсамомделешнюю стрельбу на экране и думал, что завтра мы выезжаем не на киношную, а на самую настоящую войну, с которой, возможно вернутся не все и в следующий раз полк будет смотреть фильм без них.
Взвод вернулся с фильма и лег, переодевшись в старое, но сняв сапоги и ремни, как в карауле: одеяла уже были в рюкзаках, а постельные принадлежности сняты и положены стопой, чтобы дневальный постирал их к нашему возвращению.
В два часа ночи горнист на плацу протрубил тревогу.
4. Балх
Не раздевшись в ожидании тревоги, все спали вполглаза, поэтому проснулись шустро и без лишних ворчаний. Шандура, остающийся дневальным, вышел отпирать оружейку. Взвод свесил ноги в проходы, натянул сапоги, подпоясал ремнями бушлаты и пошел вслед за Шандурой получать оружие, каски и бронежилеты. Заранее было оговорено, что наш призыв оружие не получает, а вместо этого закатывает подушки в матрасы и несет свой мягкий инвентарь на бэтээры — наши автоматы захватят черпаки.
Водителей подняли за час до тревоги и они сейчас заканчивали выгонять технику из парка, выстраивая ее в четыре "нитки", которые трогаясь одна за одной скоро образуют полковую колонну на марше. Мы отыскали свои бэтээры во втором ряду и закинули матрасы на броню, где их перехватили башенные и уложили в люк. Послышался голос Сафронова:
— Полк! Становись!
И прибывшие, и только подходившие от оружеек стали выстраиваться перед носами машин первого ряда. Минут через пять все, выезжавшие на операцию построились.
— Равняйсь! Смирно!
Сафронов рявкнул так, что вздрогнул командир полка, стоявший рядом.
"Как хорошо, что я не в первых шеренгах", — подумал я радуясь, что командиры меня сейчас не видят в темноте да еще и на задних рядах, но ножку на всякий случай выпрямил.
Начальник штаба, видимо уголком глаза заметил, что напугал своего прямого начальник и продолжил уже голосом просто громким:
— Слушай боевой приказ. Приказываю совершить марш по маршруту: пункт постоянной дислокации — Мазари-Шариф — Балх. Скорость движения шестьдесят километров. Интервал двадцать метров. По ходу следования колонну не растягивать. Техзамыкание подбирает отстающих. Порядок следования: разведрота, саперы, рота связи управление полка, четвертая рота, управление второго батальона, РМО, пятая рота, минометная батарея, шестая рота, техзамыкание. Нитку собираем перед въездом в Мазари и на выезде из Мазарей. Связь на штатных частотах. Эфир пустыми разговорами не засорять, а то в прошлый раз командир не мог на связь пробиться: там видите ли командиры разведроты и пятой роты друг другу анекдоты травят! Разжигин, Бобыльков! К вам обращаюсь, товарищи офицеры. Прекратить это безобразие, а то после возвращения посажу обоих на гауптвахту. Командирам подразделений задача будет уточнена по прибытии на место. По машинам!
Строй рассыпался вокруг машин и все стали карабкаться на свои бэтээры и бээмпэшки. Захлопали дверцы КАМАЗов и водители, опустив стекла, стали заботливо, как белье на просушку, вывешивать на них свои броники — мало ли что в дороге может произойти? Никогда не отгадаешь: откуда по тебе стрельнут.
Взревел первый мотор и на его рев тут же откликнулась сотня моторов. На площадке перед полком сделался шум и ад такой, что с кормы бэтээра нельзя было докричаться до сидящего над командирским люком. Наконец, головная бэрээмка разведроты дернулась, качнула носом и тронулась, выруливая на трассу Кабул — Хайратон. Вслед за ней дернулась и пошла вторая бэрээмка и первая нитка правого крайнего ряда начала вытягиваться в колонну.
Проезжая мимо нас машины правого ряда подняли пылищу выше крыши и чтоб не глотать ее я отвернулся к полку. Полк не спал. Во всех модулях и штабе горели окна. Двое часовых в опустевшем парке сошлись вместе и смотрели в нашу сторону. В палаточном городке дневальные и дежурные вышли на переднюю линейку посмотреть как трогается колонна. Даже в модуле совспецов горел свет — гражданские тоже не спали. Меня качнуло и полк поплыл влево — это тронулся с места наш бэтээр. Вырулив на бетонку бэтээр оставил полк за кормой и набирая скорость занял свое место в колонне. Башня передо мной поползла, разворачивая пулеметы вправо. Остановившись, пулеметы опустились, показывая на "три часа".