– Спрятана где, спрашиваю? – повторился он. – Знаешь, что тебя ждет? Я тебя по кусочкам резать буду. По крохотным таким, пока ты мне наизнанку не вывернешься. Или вот еще вариант. Уж очень он понравился, хотя авторство принадлежит не мне. Колени тебе прострелю, жадр в руку суну, а затем заберу, чтобы ты разницу почувствовал. Они у Теоретика отменные, боль снимут, как ее и не бывало, а затем она снова придет. Будь уверен – соловьем запоешь! Не ты первый. Пихлю наверняка ведь знаешь? Он ведь из вашей мразоты. Так вот, ночь напролет нам пел.
– Вообще-то у вас меньше часа осталось на все про все. Ну а потом – бум!
Горячая речь Гудрона на перквизитора не подействовала нисколько. Наверняка из-за жадра, который одинаково успешно действует и находясь в желудке. Другое дело, не каждый сможет использовать его во второй раз, из-за брезгливости, когда он выйдет естественным путем.
– Ну ты-то до этого времени точно не дотянешь! – усмехнулся Трофим.
– Стоп! – прервал я всех. – Повтори, что ты должен был передать.
– Передать должен был Крахмал, – кивком головы указал перквизитор на своего мертвого собрата. – Ну а мы так, за компанию. У него и спрашивайте.
– Брюхо тебе вспороть, чтобы ты поскромнее себя вести начал? – задумчиво сказал Гудрон, который наверняка сообразил, где находится жадр.
– Петрович, – обратился я к Жамыхову, – передай, желательно слово в слово, само послание.
Никому Гудрон брюхо вспарывать не станет. Ну и зачем тогда все эти пикировки? Они могут и до утра затянуться.
– А чего там особенно передавать? – вздохнул Жамыхов. – Показалась эта троица на виду, и один из них белой тряпкой машет. Под самые стены подошли и требуют их внутрь пропустить, чтобы пообщаться с главным. Именно требуют. Ну а когда их сюда привели, этот, – Жамыхов движением головы указал на жертву Артемона, – заявил: «Час вам на то, чтобы Теоретика Гардиану предоставить, иначе взорвем к такой-то матери». Собственно, все. Ну я сразу и послал за тобой. Теперь нам необходимо решить, что делать дальше. Сам что думаешь?
Жамыхов выглядел спокойным, и, несомненно, тоже из-за жадра.
– А чего тут думать? – влез в разговор перквизитор, как будто он находился здесь на равных правах. – Теоретик, собирай вещички и галопом к Гардиану! Не боись, целым останешься. Ты же вроде человек благородный? Жадры бесплатно всем заполняешь. Ну так спасай людей!
Гудрон замахнулся, чтобы влепить ему затрещину, но так и застыл с отведенной рукой: какой смысл бить, если тот все равно не почувствует боли? Затем почему-то посмотрел на руку и все-таки завершил то, что хотел. Голова у перквизитора дернулась, на щеке остался отпечаток от пальцев, но и только-то.
– Время, господа, время! – Несмотря на разбитые в кровь губы, перквизитор продолжал улыбаться. – Не можете сами придумать, тогда я вам подскажу. Спеленайте Теоретика, ну а мы с Кровлей его, так и быть, упрем. Иначе бух – и в округе одни развалины!
– Ну отдадим мы его, – сказал Жамыхов, как будто меня здесь и не было, – но где гарантия, что тогда не бух? А так, глядишь, будем целыми, пока Игорь здесь.
– Жамыхов, ты в чем тут видишь проблему? Собрались и дружненько, организованной колонной вернулись туда, откуда сюда пришли. Все это можно обговорить, главное, насчет Теоретика прийти к консенсусу. Собственно, он, – перквизитор указал на меня пальцем, – и есть причина того, что вы все еще живы.
– Теперь слушайте. – Я говорил для всех, но смотрел на перквизиторов. – Убедили, выйду. Но не сейчас и не с вами. Ближе к вечеру, часиков этак через восемь. Можешь засечь время.
Глава пятая
– Часы у тебя есть?
Они имеются у многих. Проблема в том, что продолжительность местных суток в отличие от земных больше чем на треть. Что совсем не мешает синхронизировать действия при необходимости.
– Через восемь часов – получается в десять, – взглянув на собственные, которые показывали без четверти два, заявил я. – За три часа до этого знаменательного кто-нибудь из вас должен прийти, чтобы получить инструкции.
Оставалось только надеяться, что к тому времени у нас все будет готово. А самое главное – мы придумаем способ, для того чтобы остальным выбраться из этой неожиданной ловушки. Что крайне сложно, но, если очень хочешь жить, что-нибудь да придумаешь. Недаром же Слава Проф утверждает, что лучший стимулятор для работы мозга – ситуация, когда его владельцу угрожает смерть. Тогда он работает на полную мощность, и никакими другими средствами так его не заставить.
– Все, выметайтесь отсюда!
– Теоретик, я тут подумал… – задумчиво протянул Гудрон. – Чтобы передать, и одного достаточно, второго-то отпускать зачем?
– Вообще-то они парламентеры, – напомнил ему Жамыхов.
– И что? Один хрен, всех кончать придется.
– Грыжу не заработаешь? – Лицо у того, который не был Кровлей и чьей клички я не знал, скривилось в презрительной усмешке.
– Тут уж как получится, – улыбнулся в ответ Гудрон. – Возможно, и заработаю: это же какую кучу дерьма разгребать!
– Все, – прервал я взаимные издевки. – Проводите их. – И обратился к перквизиторам: – Напоминаю, ровно в семь жду за инструкциями. Кстати, можете и сами. Но не забудьте хорошенько отмыть жадры.
– Что-то они странно двигаются, – осторожно выглядывая в окно, заметил Янис.
Те действительно едва брели.
– Трофим?
Он был среди тех, кто провожал перквизиторов до входа.
– Не удержался, соблазн был большой. Боли они не чувствуют, но опорно-двигательный аппарат я им повредил так, что теперь эти двое почти минус. К своим-то они как-нибудь доберутся, но, думаю, состояние того самого аппарата своей прогулкой они усугубят настолько, что теперь им предстоит долгий курс лечения, а затем и серьезная реабилитация. Вот только не надо жалеть этих нелюдей! Был у меня дружок закадычный, Костя, верил, как самому себе. Но однажды нашел его еще живого, но без кожи. Наслышаны все, что перквизиторы этим промышляют? Так вот, а мне видеть приходилось. И чем я мог ему помочь? Пристрелить, чтобы не мучился?
Ничем. Кожа – такой же орган, как и сердце, почки, легкие… К тому же самый большой. У нас их всего два, способных к регенерации, – печень и, собственно, она.
– А может, кто-то из них с Костика ее сдирал? Короче, называйте меня как угодно. – На скулах Трофима заходили желваки. – Ладно, все это лирика. Что делать-то будем?
– Для начала позавтракаем.
Завтрак был вкусным: Лера расстаралась. Портили его только постоянные покалывания в левой ладони, когда в ней оказывался очередной жадр. Приятно быть благодетелем, и все-таки куда лучше, когда твоя благотворительность происходит в удобное для тебя время. Но не в тот момент, когда лихорадочно пытаешься найти выход из создавшегося положения и все чаще склоняешься к мысли, что придется подчиниться Гардиану.
– Наелся? Добавки не хочешь? – И обратился к окружившим меня людям, посуровев голосом и лицом: – Может быть, хватит? Совесть у кого-нибудь есть?
Признаться, я и сам не ожидал, что желающих заполнить жадры будет настолько много: их все несли и несли, к тому же не по одному. Я даже подумал – где-то здесь нашлись запасы прежних обитателей. Иначе трудно поверить, что все жадры были у них при себе.
– Последний десяток, – решительно заявил я. – И давайте-ка сделаем так, чтобы он оказался не в одних руках.
– Теоретик, у тебя проблемы?! – Голос Гудрона прозвучал так грозно, что от стола, за которым я восседал, отхлынули практически все.
– Борис, как раз собрался тебя искать: хотелось бы обсудить одну мысль.
– Покумекаем, не вопрос! – с готовностью кивнул он. – Зная тебя, дурного ты не предложишь.
Я едва не рассмеялся – это сказал Гудрон, который практически после каждого моего предложения заявляет обратное.
– Ну тогда собирай всех, вдвоем нам никак не справиться.
– Теоретик, ты хорошенько подумал?
Сколько раз я уже слышал этот вопрос? По большей части, как и сейчас, от Гудрона. Но и другие задавали его не раз. За исключением Леры, которая, даже если злится, никогда по кличке не назовет. И еще Ирмы. Ну для нее я – непререкаемый авторитет, и потому подобного не дождешься. Шпильку способна отпустить, но тут уже дело в ее характере.
– Как смог. И еще буду рад услышать другие варианты.
Чем дольше размышлял, тем больше утверждался во мнении – без риска, причем огромного, нам не обойтись. Отсюда, из долины, не уйдет никто, причем месть будет показательной. Не так давно, еще и года не прошло, едва только сюда попал и мне начали объяснять, куда именно, самой большой страшилкой были не геламоны, не гвайзелы, не полный других смертельных опасностей мир, а перквизиторы.
Гардиан отлично понимает, что, если уйдет отсюда, не покарав, он никогда уже не сможет вернуть прежний страх перед теми, чьим именем пугают детей. Сколько про перквизиторов ходит легенд! Они и бесстрашны, как берсеркеры, и все до единого стреляют как олимпийские чемпионы. С ними опасаются связываться еще и потому, что знают об их феноменальной мстительности. К тому же перквизиторы все как один облачены в бронежилеты из пластин гвайзела – практически неуязвимого хищника, что тоже добавляло им жуткой славы.
Чего уж там, я и сам изрядно их побаивался. Затем случилось так, что мне пришлось убить сразу трех перквизиторов, чтобы спасти себе жизнь. Потом еще и еще. Не так давно мы узнали, что пластины для бронежилетов они добывают, не охотясь на гвайзелов, как утверждали все, а обдирая их с мертвых туш в одной из горных долин, куда те приходят, чувствуя, что вскоре издохнут. И никакие они не берсеркеры. Нет, среди них есть и такие, но ими насильно становятся «дети вазлеха» – расходный для перквизиторов материал. Остальные – обычные люди, которые боятся и боли, и смерти. Для меня обычные и, надеюсь, для всех, кто сюда пришел. Но если отсюда никто из нас не уйдет, перквизиторы так и останутся теми, кем пугают детей. Пугают до ужаса.