— Разве это не та война, какую мы заслужили? — яростно крикнул он своим воинам и усмехнулся. — Это наше поле боя, и они здесь умрут!
Он посмотрел вперед, на не иссякающие волны прибывающих орков, на бесконечное множество врагов.
«Хорошая война, — подумал он. — И если это конец, то славный…»
Орки привезли с собой и артиллерию, но обстрел с их стороны был слишком рассредоточенным и потому неэффективным. Нерегулярные залпы разбрасывали снаряды по всему плато и представляли угрозу скорее для самих чужаков, чем для легионеров. Один из снарядов упал в нескольких метрах от Вона. Взрыв подбросил его в воздух, но он сумел приземлиться на ноги. Рядом упал легионер Орасус. Вон быстро помог ему подняться и пристрелил трех орков, уже спешивших сорвать с воина доспехи.
Отделение легионеров восстановило строй и снова двинулось вперед.
— Об этой битве сложат песни, — сказал Орасус.
— Так оно и будет, — согласился Вон.
Его респиратор вместе с запахом серы принес и вонь отработанного фуцелина.
«Но может ли песня жить без певца?»
Нет, однако сейчас вокруг них звучала музыка: глубокий ритмичный рокот оружия легионеров и бесконечные раскатистые взрывы. В хоре голосов зеленокожих появилась пронзительная боль и страдание — их убивали десятками, сотнями, а вскоре погибнут тысячи. И все это подчинялось особому ритму марширующих ног и убийств, стуку сабатонов по камням и треску плоти, разрываемой снарядами.
Война без возможности отступить. И в ней есть своя слава.
«Мы к этому стремились? На протяжении всей нашей истории мы искали именно такую войну?»
Вон снова вернулся мыслями к настоящему, к битве, которую он будет вести так долго, как только сможет. Легионер вызвал по воксу Резалт и запросил сведения об обстановке на орбите.
— Мы держимся, лорд-командующий, — доложила она. — Зеленокожие сейчас в основном заняты высадкой своих войск.
— Займи их флот, насколько это в твоих силах, — сказал Вон.
— Я не буду рисковать кораблем без веской причины, — заверила его Резалт, — но и мы принесем определенную пользу в этой войне.
«В этой последней войне», — услышал Вон в ее голосе.
«Мы все об этом знаем, — подумал он. — Каждый из нас. И в этом мы обретем наслаждение — наслаждение финалом».
Амфитеатр был высечен из цельной массивной плиты базальта. Казалось, что сам Ноктюрн в награду воинам создал эту однородную и гладкую композицию специально для собраний своих сыновей. На первый взгляд помещение создавало впечатление темной монолитной простоты и мощи, но при более близком рассмотрении в нем проявлялись настоящие шедевры мастерства: каждый ярус скамей был украшен резными изображениями чудовищ Ноктюрна, которые, несмотря на свою реальность, давно стали мифическими существами. Величавые драйгнирры и дактилиды извивались на поверхности камня как символы упорной жизни этого мира, такой же суровой, как и планета, бросающая вызов собственным обитателям. В такой жизни была своя красота, благородная, но не допускающая слабости.
За исключением игниакса, сидевшего на одном из средних ярусов, амфитеатр пустовал. Рай’тан поднял голову навстречу Вулкану, вошедшему через правую верхнюю арку. Его лицо было мрачным, как и одолевавшие душу сомнения. Примарх прочел эти эмоции и в свою очередь сам ощутил их прикосновение.
Рай’тан не обрел желанную веру, а Вулкан не мог ее ему внушить.
— Ты думал, что конец ожиданиям будет означать и конец сомнениям, — сказал он, подойдя к Рай’тану.
— Да, — признался игниакс. — Я был неправ и уже просил прощения за свои сомнения, господин Вулкан.
— А я сказал, что в этом нет необходимости.
— Да, сказал. Но я снова прошу снисхождения, ведь я должен это сделать, поскольку не выполнил свой долг и подвел тебя. — Он обвел взмахом руки пустой амфитеатр. — Мне пришлось бы солгать, если бы я решился говорить здесь.
— Я бы не стал просить тебя об этом, — сказал Вулкан. — Никогда. — Он сел рядом с игниаксом. — Скажи мне правду.
Рай’тан вздохнул.
— То задание Терранского Восемнадцатого… — заговорил легионер. — Оно ведь безнадежно без нас.
— Верно.
— И нет никакой гарантии, что мы придем к ним вовремя.
— Теоретически: нет. Но я верю в своего отца. Он не отправил бы нас на бессмысленное испытание.
— Прости, но что, если неудача и есть испытание? Я не хочу сказать, что Терранский Восемнадцатый погибает напрасно. Его деяния благородны и полны героизма. Я не хочу никого ни в чем обвинять, но такая ситуация повторяется снова и снова. Я вижу здесь замысел, мой лорд, и суть его в уничтожении. Может, в этом и заключается наш урок?
— Нет, — возразил Вулкан. — Если только мы не сможем исполнить свой долг. Терранский Восемнадцатый не погибнет, потому что мы спасем его. Мы сохраним его и объединимся, и в этом будет заключаться урок.
Стремление обрести надежду сверкнуло в глазах Рай’тана, но его сомнения еще не рассеялись.
Вулкан похлопал его по плечу и поднялся на самый верх амфитеатра. Звук его шагов гулко прокатился в пустоте.
«Я заполню эту пустоту, — поклялся примарх. — На наковальне этой войны я создам первоклассный сплав».
Вон потерял счет времени. После первых десяти дней оно утратило значение. Он мог бы свериться с хронометром, но не видел в том смысла. Цифры на нем слишком напоминали обратный отсчет до смерти между дождем из серы или дождем из снарядов. И разница между днем и ночью тоже почти стерлась: днем завеса пепла становилась чуть светлее, а вспышки взрывов ночью сверкали чуть ярче. В этой войне не было ни затиший, ни передышек. Орки атаковали с таким остервенением, словно каждый миг был решающим.
Вон вернулся на базу, чтобы пополнить боекомплект, когда по воксу поступил вызов Ксерексении. Она просила об аудиенции в командном пункте.
Он прошел туда через полевой госпиталь. Все хирургические столы были заняты ранеными братьями. Фимбрус, старший апотекарий легиона, руководил персоналом, пытавшимся спасти их жизни. Он коротко кивнул Вону и склонился над столом, продолжая ампутацию левой ноги легионеру, еще сохранившему сознание. Вон шел от стола к столу, негромкими словами выражая воинам благодарность и поддержку.
Ему самому это казалось прощанием перед гибелью.
В командном пункте настроение было не таким мрачным. Ксерексению он застал в состоянии неиссякаемого любопытства. Вон подозревал, что техножрица будет с восхищенным интересом наблюдать даже за процессом собственной смерти.
— Нарастает еще один выброс магмы, — сказала она подошедшему легионеру. С южной стороны, из этой вершины.
Из-за ее сутулой спины появился механодендрит, указавший в точку на пикт-экране.
— Так быстро после прошлого извержения? — удивился Вон.
Он посмотрел на красный ручеек потоковой информации о геологической активности. Планета Антеум находилась в состоянии перманентной агонии и грозила развалиться на куски. Извержение вершины в центре лавового поля было неизбежным, к тому же в цепочке вулканов на юге отмечалось резкое повышение давления.
— Как скоро? — спросил командующий.
Ксерексения что-то защебетала на двоичном наречии.
— Через четыре часа, — ответила она затем.
— Это замедлит орков, — произнес Вон, осознавая представляющийся шанс. — Во время извержения они не смогут пересечь горы. Их посадочные площадки будут отрезаны от плато. Так мы получим возможность уничтожить армию от базы до горного хребта. Теперь мы на них нажмем. А когда начнутся извержения, мы загоним их в лаву.
Он не поддавался льстивым посулам надежды на победу. Но продвижение орков можно замедлить, тем самым выиграв дополнительное время для себя и для населения, которое оставалось под защитой Восемнадцатого. Это уже неплохо, и они будут сражаться. День за днем, час за часом.
Предсказание Ксерексении оказалось точным: первой взорвалась южная цепочка вулканов, когда танковые соединения уже загрохотали по плато. Пешие отряды шли вровень с бронетехникой, образуя непреодолимую и смертоносную для орков стену, протянувшуюся от базы до конуса. РСЗО «Вихрь» двигались сзади, и их ракетные залпы вызывали цепочки взрывов в рядах орков на средней дистанции, а боевым танкам Вон приказал сосредоточиться на ближних подступах. Интенсивный согласованный обстрел наносил противнику колоссальный урон. Зеленокожие попадали под гусеницы машин, а Восемнадцатый медленно и методично продвигался вперед, словно на параде истребления.
Начавшиеся извержения как будто говорили о том, что Антеум решил вступить в союз с легионерами против нашествия ксеносов. Земля дрожала, опрокидывая наименее крупных орков, тучи пепла застилали горизонт. Взрывы, раскалывающие небо, прокатывались по плато, повреждая их ушные перепонки и заставляя пехоту спотыкаться. Еще через несколько минут началось извержение вулкана, на котором стояла база легиона, и из недр горы хлынули потоки расплавленного камня и грязи.
Однако южный край кратера еще держался.
Вон ехал в башне «Погибели этнарха» и косил зеленокожих из сдвоенного комбиболтера, установленного на поворотной турели. Лазпушки в спонсонах рассекали плоть ксеносов перед танком, а ускорительные орудия беспощадно карали орков шквалами бризантных снарядов. При ограниченной видимости легион утратил согласованность действий, и Вон видел лишь окружающий хаос непрерывной стрельбы и вулканические выбросы.
Перед его глазами мелькнул образ из прошлого. В начальной стадии Великого крестового похода, на совещании старших офицеров легионов, Вон оказался на борту «Гордости Императора», флагмана Третьего. Там собралось множество летописцев, и, когда примарх Детей Императора вел Вона по одной из галерей, воина особенно поразило одно из полотен, украшавших стены, — огромная картина высотой не менее шести метров и вдвое большей ширины. Настоящий вихрь движения, тусклые цвета, наслаивавшиеся один на другой, яркие красные и оранжевые штрихи. Это абстрактное полотно вызывало непреодолимое потрясение.