У самых ворот стоял старый готический мавзолей с осыпающимися фронтонами. Облицованные камнем стены из серого кирпича едва проглядывали из-под мертвых побегов плюща. Здание опоясывали ниши с урнами для праха.
Прячась в глубине двора, откуда открывался вид на кладбищенские ворота, Цинк с Деборой увидели, как Рика пошарила за одной из урн, подошла к боковой двери у дальнего угла здания и, прежде чем войти, вернулась к урне.
— Подожди здесь, — прошептал Чандлер.
— Ты куда? — спросила Лейн.
— Туда. Хочу найти Сакса и поговорить с ним.
— Смеешься? Это же незаконно.
— У меня нет времени решить эту проблему иначе. Через тридцать с небольшим часов я вылечу с работы.
— Но у тебя нет пистолета!
— Да. Я ведь в Британии.
— А если он вооружен?
— Придется рискнуть.
— А если Рика и Сакс там не одни?
— Жди здесь.
— Хватит обращаться со мной, как с маленькой, Цинк. Меня это тоже касается. Я иду с тобой. И ты меня не остановишь.
0: 46
Вурдалак был в бешенстве. Куда девалось время?
В туннелях, пробуравленных могильными червями в его мозгу, уже бился пульс космических ветров, налетающих из межзвездных пропастей, и Р'лайх поднимался с морского дна. Гробница Ктулху была готова принять ритуальную кровь — и выпустить Его на волю.
Как же это? Леграсс не остановлен! Ренд сейчас должна быть его пленницей, предназначенной на заклание. Жертвенник и головоногий идол готовы, но время, время!.. Нужно найти жертву, пока звезды благоприятствуют.
— Выпусти меня! — завопил он.
0: 47
Цинк и Дебора вышли из тени и перебежали через двор. Лейн отыскала позади урны ключ и подала Чандлеру. Они вошли в боковую дверь.
0: 48
Когда на консоли компьютера в стальной комнате его сознания замигал второй сигнальный огонек, Джек Ом удивился. Элейн велела ему ждать Рику Хайд — и действительно, на экране только что промелькнул ее силуэт, транслированный камерами, наблюдавшими за прихожей перед собственно моргом.
Так кого, черт возьми, засек сейчас электрический глаз?
— Элейн, — напряженным голосом позвал он. Почти тотчас за дверью возник черный силуэт Тиз.
— В чем дело? — спросила она. — Впусти меня.
Ом нажал на аварийную кнопку, открывающую панель. У него так и не нашлось времени починить основной выключатель.
— Кто это? — прошептал он, уставясь на экран. Компьютер, встроенный в его мозг, автоматически подключился к установленной наверху системе безопасности.
Элейн Тиз взглянула на изображение.
— По-видимому, за Рикой следят. Или они разобрались в компьютере.
— Как это — «разобрались в компьютере»?
— Джек, он попал в руки полиции.
— Полиции! — потрясенно повторил он с дрожью в голосе.
— Один мой друг его потерял.
— Ты отдала мой компьютер в чужие руки?
— Заткнись, Джек. Дай подумать.
— А меня даже не спросила! Со мной не посоветовалась!
— А зачем? — фыркнула она. — Парадом командую я. Джек Ом пришел в ярость. Хороши новости! Немудрено, что радио молчит о массовом убийстве в Альберт-холле. Сколько же времени полиция копается в его компьютере, где хранится карта с проложенным им маршрутом? И цветы… теперь они обо всем догадаются. Господи Иисусе, сегодня вечером его могли схватить с поличным!
— Гадина! — Ом свирепо воззрился на черный силуэт в дверном проеме. Рядом на стенном экране светилось изображение, транслируемое установленной наверху камерой: Цинк и Дебора шли через холл. — Ты думаешь, ты можешь помыкать мной, как тебе вздумается? Нет, Элейн. Я отказываюсь на тебя рабо…
Вдруг слева от Ома в компьютере что-то взорвалось, а стальная стена справа от него (в действительности — граница его сознания) сюрреалистически выпятилась.
— Останови их! — приказала Тиз, показывая на экран, на Цинка и Дебору.
В панике Ом ткнул в другую кнопку.
Где-то далеко внизу Чандлеру и Лейн чудилась едва слышная музыка. Они шли по узкому коридору, где вдоль стен, параллельно полу, тянулись тяжелые брусья. В дальнем конце коридора виднелась комната, озаренная светом свечи, — по-видимому, помещение для бальзамирования. К ней они и шли.
Незваные гости были на середине пути, когда двумя этажами ниже Джек Ом ткнул в кнопку, и левая стена коридора ощетинилась брусьями, перекрывшими дорогу. Один брус зацепил Дебору, и от удара в живот она потеряла сознание. Прежде чем Чандлер успел отреагировать, тяжелая доска справа от него мстительно повернулась на пружине и огрела его по затылку.
В глазах у Чандлера потемнело.
0: 49
У входа в колодец мелькнул темный силуэт Элейн Тиз, и Вурдалак завопил: «Выпусти меня! Звезды! Звезды благоприятствуют! Мне нужно найти жертву!»
Черви с чавканьем высасывали остатки его мозга. Стерео ревело «Милый, возвращайся поскорей» из «Слейд жив!». Вурдалак подхватил кресло, сделанное из человеческих костей, и запустил им в Элейн.
Первая группа полицейских, прибывшая на место, остановилась за три улицы от кладбища. Оцепив участок по внешнему периметру, они стали ждать прибытия Ренд и оборудования.
— Эта глупая шлюха все-таки привела нам хвост, — прошипела Элейн Тиз. Теперь ее силуэт темнел на пороге черной комнаты Сида Джинкса, на россыпи костей, связанных кожаными ремешками. Джинкс схватил свежевальный нож. — Подойди-ка сюда, — Тиз повелительным жестом подозвала его к двери. — Кто это?
Сид выглянул за порог. За разверстой пастью Колодца в другой комнате светился телеэкран. На экране на полу распростерлись без чувств двое.
— Так-так-так, кто к нам пожаловал! — протянул он, ощупывая взглядом грудь и бедра Деборы.
— А мужика ты знаешь?
— Да. Этот козел — легавый из Ванкувера, Элейн. Из-за двери донесся нечеловеческий пронзительный вопль.
Сид Джинкс хотел выйти из комнаты, но Элейн Тиз круто обернулась.
— Нет! — рявкнула она.
— Я хочу эту девку.
— Бери ее себе вместе с легавым, только сначала пусть расколются.
— А сейчас нельзя?
Но Элейн на пороге уже не было. Джинкс уставился на черную стену у двери той комнаты, где он собирался истра-тить крупицу своего дара таксидермиста на недостойную Дебору Лейн.
«Наконец-то я повешу на стену ее титьки и щелку», — подумал он.
Его член напрягся.
Вурдалак вдоль стены Колодца подкрадывался к Элейн Тиз, сжимая в руке вместо дубинки берцовую кость.
— Иди-ка сюда, — позвала Элейн, отступая к двери, за которой светился экран. — Будет тебе жертва. Она наверху, в покойницкой. Но если хочешь, чтоб я тебя выпустила, сперва разберись с ними. Мужик, говорят, легавый. Из Ванкувера.
Вурдалак посмотрел на экран.
— Леграсс, — прошептал он.
1: 17
Чандлер очнулся, и его вырвало. Несколько секунд спустя вывернуло и подсознание инспектора. Канадец съежился от ужаса при виде слизистой изнанки своего разорванного в клочья желудка и вываленных на пол кишок. Потом у него затряслись руки и по щекам покатились слезы.
На миг он закрыл глаза, чтобы, вновь открыв их, очнуться от сна, но добился только медленного, вызывающего дурноту головокружения, какое бывает, если сильно перебрать. Цинк открыл глаза, и его снова вырвало, на этот раз освежеванными змеями и скользкими слизнями, что только усилило спазмы.
— О Господи! — простонал Чандлер. Слова застревали в пересохшем горле.
В мышцах вдруг закопошились крошечные паучки; они ползали между волокнами, пупырышками обозначались на поверхности тела. Регулярное недосыпание последних дней истощило силы инспектора. С усталой покорностью он ткнулся лицом в руку.
И тотчас похолодел, увидев каплю крови, которая мерцающим рубином выступила на сгибе локтя. Такие капельки он видел у наркоманов сразу после укола.
Его вдруг пробрала короткая сильная дрожь. Зубы выбили дробь, руки сами собой потянулись прикрыть озябшие плечи. Чандлер опустил взгляд и с удивлением обнаружил, что лежит в чем мать родила и кто-то белой краской нарисовал на его груди над сердцем мишень: три кольца и яблочко.
Он внимательно осмотрел себя. Кожа и мышцы куда-то пропали. Инспектор увидел свое сердце — нагое, утлое, серое, больное; увидел артерии, почти наглухо закупоренные чем-то белым. Цинк смотрел и не мог поверить: сердце сокращалось с великой натугой, всякий раз распухая до предела — казалось, оно вот-вот лопнет, но нет, на поверхности появлялась трещинка, и из нее брызгала струйка крови. Кровь текла вниз по животу, к гениталиям, которые съеживались, усыхали и в конце концов исчезли.
Когда в мозгу у Цинка прогремел призрачный выстрел, Цинк бросился на пол и по-крабьи уполз в темноту, подальше от света единственной свечи, вокруг которой на камень натекла лужица воска. Ткнувшись плечом в сырую стену, он свернулся в тугой клубок, скорчился, как зародыш. И, совершенно обессиленный, заплакал.
Утратив власть над эмоциями, он трясся в исступленных рыданиях и услышал, что зовет мать.
«Химия, — подумал он. — Это все химия. Держись… возьми себя в руки… себя… нет… меня нет… все единая бесконечность…»
Дыша медленно, словно под гипнозом, Цинк осмотрел в темноте свою руку. Он едва различал ее очертания или то, что полагал ее очертаниями, поскольку обрел способность видеть свою ауру, мерцающий поток тусклого серого света там, где атомы на границах его существа обменивались с атомами окружения.
«Нет никакого существа, — пронеслось у Чандлера в го-лозе. — Меня не существует».
Внезапное бесконечное удивление, рожденное этим открытием, сменилось восторгом. Мир уместился в границах царства света и тени, черного и белого; все прочее утратило значение, потеряло важность. Цинк смутно припомнил то ли путешествие, то ли странствие по далекому измерению — кажется, он что-то искал? Ах, все равно! Тело его устало, душа пуста… он хочет одного: забыться.
Однако что-то мешало ему — отвратительный, царапающий по нервам звук, идущий откуда-то сверху. Досадуя, Чандлер поднял глаза.