— Интересно, как убийце удалось похитить восемь девочек и не засветиться.
— Этого мы до сих пор не знаем.
— Ага… — задумчиво протянул Брейтуэйт.
— Мы знаем, что все девочки в момент исчезновения находились вне дома одни. К нам поступило несколько тысяч описаний машин, якобы замеченных поблизости от тех мест, где девочек в последний раз видели живыми. Но это ничего не дало. Однако интересно вот что: все восемь преступлений были совершены в дождь. Мы полагали, что ненастье давало убийце возможность скрывать свой истинный облик, не вызывая ничьих подозрений…
— Но теперь вы думаете, — перебил Брейтуэйт, — что это делалось для того, чтобы собаки не могли по следу убийцы или его жертвы выйти к канализации?
— Уинстон, — Ренд разгладила карту, приколотую к доске, — я слышала, что, если человек хорошо знает этот подземный лабиринт, он может пройти Лондон из конца в конец, ни разу не поднявшись на поверхность.
— И теперь вы охотитесь за убийцей из канализации? — спросил доктор.
— Да, — ответила Ренд.
— Ладно, вернемся к этому. Но сначала расскажите, что еще вам удалось обнаружить.
— Не так уж много, — созналась Хилари. — Во внешности жертв нет ничего, что позволило бы вывести закономерность вроде «голубоглазые блондинки». Две девочки занимались балетом, но в разных студиях. Две за месяц до смерти делали покупки в «Хэмли», но каждый год через этот магазин игрушек проходит половина Лондона. И все.
Брейтуэйт прищурился.
— Невероятно, правда? — спросила Хилари Ренд. — Может быть, Честертон все-таки прав?
— Вы сказали, все девочки были из обеспеченных семей. Выкуп не требовали?
— Ни разу.
— Никаких деловых связей? Никаких причин для мести?
— Нет. Насколько нам удалось выяснить, никакого общего мотива, связанного с семьями, нет.
Доктор пожал плечами. Его вопросы иссякли.
— В этих убийствах уже созналось более двухсот психопатов, — вздохнула Ренд. — На случай, если способ убийства связан с медициной, мы тщательно проверили работников здравоохранения. Врачей. Медицинских сестер. Студентов-медиков. Биологов. Научных работников. И вновь безрезультатно. Мы допросили всех числящихся в Центральном архиве растлителей и насильников, кого сумели разыскать. Без толку. Мы сняли скрытой камерой похороны, чтобы посмотреть, кто пришел на кладбище. Мы пробовали гипнотизировать свидетелей и обращаться к медиумам. Опять ничего. Репортажи в средствах массовой информации спровоцировали поступление десяти тысяч заявлений, но ни одно из них не принесло пользы следствию.
— Понятно, — хмыкнул Брейтуэйт. — И теперь все ищут козла отпущения.
— Да, — подтвердила Ренд.
— Как вы думаете, сколько у вас времени?
— День, два… В лучшем случае — три. События прошлой ночи, несомненно, накалят обстановку. На восьмом этаже считают, что дело чересчур разрослось для того, чтобы им занималась женщина.
— На ваших людей можно положиться?
— Только на Дерика Хона. Никто не хочет подстраховывать неудачницу, рискуя собственным благополучием.
— Когда идет травля, все собаки лают.
— У меня в подчинении сотни людей, а мне кажется, я работаю с одними компьютерами.
— Одиночество острее всего чувствуешь в толпе.
— Я знала, вы поймете.
— Итак, что от меня требуется?
— Поддержка. Я в отчаянии, Уинстон. Работа — это моя жизнь.
Доктор встал из-за стола и прислонился лбом к оконному стеклу. В нем отражалось мертвенное сияние ламп дневного света. Внизу, на мостовой, на вечернем синем снегу сгрудились автомобили. Три техпомощи и семь патрульных машин пытались ликвидировать пробку, вызванную аварией.
Кто-кто, а Брейтуэйт знал, чего стоило Ренд, вопреки всему сопротивлению, добиться успеха на избранном ею поприще. Оба платили непомерно высокую цену: она — за свой пол, он — за цвет своей кожи. Доктор был польщен и не на шутку озабочен просьбой старшего суперинтендента. Польщен, поскольку Новый Скотланд-Ярд — самая закрытая организация в сегодняшней Британии, и все же Хилари нарушила установленный порядок, доверившись ему. Озадачен, поскольку, если он откажется или не сумеет помочь, Хилари Ренд в определенном смысле станет его жертвой. Порядочный человек всегда больше тяготится нравственным долгом защищать ближнего, нежели необходимостью защищаться.
Брейтуэйт слыхал, будто когда-то Хилари Ренд крепко повздорила с одним из ветеранов независимой службы охраны порядка Сити, и тот заявил: «Хилари, лучшее лекарство от всех ваших проблем — это хороший мужик». На что Ренд, по слухам, ответила: «Возможно, инспектор, но тогда вы мне ни к чему».
«Черномазый знахарь», — подумал Уинстон Брейтуэйт.
Он отошел от окна.
— Хорошо, Хилари. Можете рассчитывать на меня. Помимо всего прочего, мне вдруг захотелось разгадать загадку, которую столь дерзко предлагает нам убийца. Нам, британцам, никогда не обогнать Америку по «валу» убийств, но, если говорить об извращенности, в наших убийствах есть нечто уникальное. Я думаю, как нация мы убиваем поистине с блеском.
— Да, Уинстон, — ответила Ренд. — Что да, то да.
ЯЗЫК ЦВЕТОВ
Англия. Лондон
13 : 47
Когда Джек Ом смотрел на мир, тот представал перед ним изображением на экране монитора.
Дело в том, что собственное сознание Джек воспринимал как помещение со стенами из нержавеющей стали. Один бок этой металлической коробки целиком занимал гигантский экран компьютера. Левее стояло периферийное оборудование системы DEC VAX 11/780. Сам VAX представлял собой шкаф размерами 6 на 15 футов. Сейчас лампочки на его панели помигивали, свидетельствуя о том, что управляющая им берклеевская операционная система UNIX функционирует без сбоев. У противоположной стены, развернутый к экрану, стоял единственный стул — из нержавеющей стали, с прямой спинкой. Он был придвинут к большому рабочему столу со встроенным компьютерным терминалом и несколькими электронными системами безопасности — «PG-2000» с камерой, работающей по принципу видикона (матрица из 100 X 100 элементов идентифицировала личность, считывая линии на ладони); «Ай-Дентифаером», [8] анализирующим рисунок кровеносных сосудов сетчатки глаза с погрешностью 0,005%; «Айдентиматом», снабженным цепочкой фотоэлементов для измерения геометрических характеристик ладони, и системой распознавания голоса от «Тексас инстраментс».
Несомненно, Джек Ом был очень осторожным человеком.
В жизни Ома значился период, когда он свято уверовал в то, что к нему в компьютерную систему проник чуждый разум, упорно внедряющий в глубины его, Джека, подсознания некие идеи. Эта уверенность возникла у Джека вскоре после того, как он прочел книгу Вэнса Паккарда «Тайные увещеватели» и узнал о подробностях проката в пятьдесят седьмом году в Нью-Джерси фильма «Пикник».
Ученым давно известно, что человеческое подсознание способно поглощать информацию, которой не пробиться сквозь непрерывность сознания. Джек Ом прослышал о том, что в запечатленную на целлулоиде игру Ким Новак были вмонтированы возникающие на экране на долю секунды и незаметные при просмотре фильма одиночные кадры, призывавшие аудиторию покупать воздушную кукурузу и прохладительные напитки. И что же? Буфет кинотеатра в тот день штурмовали толпы алчущих зрителей.
Узнав об этом, Джек Ом немедленно вообразил, будто стал жертвой зловещей атаки неведомого хакера на подсознание. Ведь он видел внешний мир только на экране компьютера, а значит, был совершенно беззащитен перед психотронным промыванием мозгов.
Кто-то же внушал ему омерзительную мысль: «Не бойся гомиков»?
Внушал!
Поэтому несколько дней Джек Ом потратил на тщательную проверку всех информационных каналов и связей своего мозга, стараясь отловить хакера, который бомбардировал его тайными приказами и подслушивал его мысли. Он ничего не обнаружил, и его страхи утихли — по крайней мере до поры, — но, стремясь обезопасить себя от возможного будущего нападения, он на следующий же день купил себе электронную защиту. И с тех пор чувствовал себя в безопасности — вот как сейчас.
Слово «безопасность» было главным в жизни Джека Ома.
— Купить тебе выпить?
— Э-э…
— Пива?
— О… э… я еще не допил это.
— Не возражаешь, если я присяду?
— М-м…
— Не робей, красавчик. Врежем по пивку.
С этими словами мужчина в римской тоге уселся за стол. Джек Ом был убежден: все, с кем бы он ни сталкивался, считают его ничтожеством. Сам он видел себя грузным коротышкой, которого никак не назовешь божьим даром женщине, робким и застенчивым скромным ученым — заурядное незапоминающееся лицо, ранняя лысина в обрамлении редеющего венчика тусклых каштановых волос, нерешительные карие глаза. Но это не означало, что в нем не было изюминки.
Кто, как не он, считался лучшим студентом выпускного курса в Гарварде? И кто, защитив в Массачусетском технологическом институте диссертацию на тему «Микроканальцы мозга человека как белковый аналог компьютерной сети», был удостоен за нее Техасской премии?
Джек Ом знал себе цену.
Так отчего, сотни раз задавался он вопросом, все вокруг считают, что он не стоит их внимания?
Все — но не подсевший к нему мужчина.
Человек в римской тоге уже изрядно нагрузился. От него разило кислым пивным духом. Этот пухлощекий субъект с тремя или четырьмя подбородками и бугристым, в сетке лиловых жилок, носом картошкой разменял пятый десяток. Прижимаясь ногой к колену Джека, он не отрывал водянистых глаз от застежки на брюках молодого человека.
— Я видел, миленький, как ты поглядывал отсюда на баньку. — Говорил он негромко, с трудом ворочая языком. Судя по выговору, это был житель северных штатов. — Уставился из окошка, а глазенки так и блестят. Может, прогуляешься со мной, исследуешь новые глубины? — Он подмигнул и добавил: — Конечно, если ты меня понимаешь.