Зато теперь мы наконец-таки переходим к Дажьбогу. Имя «Дажьбог» иранского происхождения и, как доказано лингвистами, содержит иранский корень «даг» со значением «жара». То есть он никакой не «дающий бог» и уж тем более, как некоторые высказывались, не бог дождя. Да, по поводу «даждь» и «дождь». Я замечу, что люди весьма далекие от лингвистики, зато обладающие весьма хорошим самомнением твердо уверены, что, чтобы определить значение слова, родство слов, надо, чтобы там более или менее совпадали согласные (про такое явление, как «чередование», они и думать, как правило, не хотят, но это ладно), а гласные ставятся как угодно. Так вот лингвист, в отличие от них, прекрасно знает, что в древних языках гласные ставятся отнюдь не по вкусу, а чередование гласных подчинено еще более жестким законам, чем чередование согласных. И с этими законами нужно более чем серьезно считаться. Поэтому из того факта, что в имени «Дажьбог» «дажь» и в слове «дождь» совпадают согласные, и близко не следует, что эти два понятия стоит отождествлять. Я, естественно, в рамках данного курса не могу объяснять то, что касается законов чередования гласных в древних языках, просто я прошу поверить мне на слово. Итак, в имени Дажьбога – иранский корень со значением «жара». Дажьбог – это изначально бог жары, бог-владыка, покровитель летнего периода. Его могут называть «сын Сварогов». И вот здесь как раз-таки и работает гипотеза Рыбакова (я не призываю ей следовать, я просто призываю ее знать), отождествляющая Стрибога и Сварога. Но, независимо от того, чьим сыном представлялся Дажьбог, мы, видимо, должны последовать за Рыбаковым в том, что говорится о Дажьбоге как о центральном божестве Руси времен двоеверия, то есть это XI–XII века, когда культ Дажьбога чрезвычайно расцвел, дальше это довольно трудно излагать без конкретных картинок, поэтому опять-таки я просто отсылаю вас к книге Рыбакова «Язычество Древней Руси», где он подробно связывает образ Дажьбога с иконографическим сюжетом вознесения Александра Македонского, с легендой о том, что Александр в Персии увидел храм, в храме увидел грифонов, потребовал, чтобы их запрягли ему в колесницу, и на них взлетел на небо, держа на двух копьях два куска мяса, то есть, понятно, грифоны потянулись за мясом, стремясь за мясом, полетели всё выше и выше, Александр увидел землю с высоты и страшно испугался… При чём тут Дажьбог? По мнению Рыбакова, этот иконографический образ – собственно, вот те самые два куска мяса на копьях – следует связать с ритуальными жезлами, которые сохранились у некоторых славянских жрецов, в частности у болгар, до времени чуть ли не фотографий. Эти ритуальные молоты использовались в качестве моления о дожде. Дажьбог, как уже было сказано, бог жары. И таким образом, образ Дажьбога с ритуальными жезлами в руках на колеснице, запряженной грифонами, – вот он распространился в эпоху двоеверия, когда один и тот же символ мог восприниматься как имеющий одновременно, я подчеркиваю, без противоборства, и христианское, и языческое значение. Именно поэтому этот образ был так популярен в искусстве. Рыбаков его видит (и не только Рыбаков, его любой человек может видеть) в древнем Владимире на Дмитриевском соборе, полностью покрытом белокаменной резьбой. И там, что любопытно, изображение вот этого самого сюжета – «Вознесения Александра Македонского» – находится на южной стене, которая в любое время года освещена солнцем, в одном из трех нефов, а именно в восточном нефе, наиболее близком к алтарю.
Какая связь между алтарем христианской церкви и языческим божеством? И на этот счет у Рыбакова есть ответ, с которым, скажем так, я не призываю соглашаться, но не считаться с этим ответом нельзя. Ответ дают серебряные русские клады. Как я уже упоминала, в эпоху двоеверия князья следовали обеим религиям одновременно, и по этой уважительной причине у русских княгинь было два праздничных серебряных убора. И тогда, опять-таки рассуждая логически, на центральном щитке диадемы должно быть изображение верховного языческого божества той поры. Что же мы там находим? А находим мы там как раз сюжет «Вознесения Александра Македонского», что, видимо, и дает Рыбакову основной аргумент в пользу того, что действительно за вот этим сюжетом, казалось бы связанным с литературой, за этим для русских людей стоял образ своего божества. Вот это то, что касается Дажьбога, еще к этому можно добавить, что, судя по всему, действительно это было центральное божество эпохи двоеверия.
Славянские богини
Дальше мы переходим к женским божествам. О Морене речь пойдет, когда мы дойдем до былин, потому что там действительно былины хорошо отразили ее образ. А сейчас я обращу ваше внимание на два божества, которые то ли они «кабинетные», то есть выдуманы учеными, то ли нет – сложный вопрос, однозначного ответа на него нет. Это Лада и Леля. Я хочу заметить, что я опять буду излагать точку зрения Рыбакова. Такие серьезные ученые, как Топоров и Иванов, с этим категорически спорят. И хотя у меня в статье выводы Рыбакова, но писала я ее достаточно давно, сейчас я уже не знаю, я сомневаюсь. Поскольку всё-таки в статье это у меня есть, то как-то надо обозначить свое мнение по этому поводу. Итак, твердых данных о том, что у нас были эти две богини – Лада как богиня-покровительница замужних женщин и Леля как покровительница девушек, – точных данных у нас нет. Действительно, ряд ученых считает, что имя «Леля» фигурирует только в народных песнях и является искаженным от «аллилуйя». Кстати, можно вспомнить Александра Островского с его «Снегурочкой». И там, стало быть, пригожий Лель в качестве одного из главных героев (то, что это мужской персонаж, – дополнительно информация к размышлению о «кабинетности»). С Ладой сложнее. Самый интересный, самый убедительный аргумент Рыбакова в пользу Лады – это то, что он находит литовскую песню, где упоминается Лада как божество: «Святое божество, великое божество». Известно, что литовцы дольше других народов сохраняли языческие представления в неизменности. Одним словом, по поводу того, были ли у славян божества Лада и Леля, я могу только изложить обе точки зрения и оставить вам решение этого вопроса, пусть сам решает для себя на основании тех данных, которые нам известны.
Буквально пару слов о Морене. Ее имя содержит индоевропейский корень *mr/*nr, известный нам в словах «смерть», «мор». Топоров и Иванов видят этот корень в таких словах как «мрак», «мороз», «нора», сюда же индийское название преисподней «нарака» и т. д. Словом, образ Нижнего мира как темного мира смерти. Морена – богиня более чем известная. Богиня, связанная с зимним периодом года, запирающая силы природы. Богиня, изображения которой уничтожались на Масленицу. То есть сначала делались, потом уничтожались. Поэтому хотя мы и утеряли ее культ, но физические воплощения культа Морены, дожившие до наших дней, – это наши парки ледяных скульптур (ну уже такая трансформация); словом, о Морене речь пойдет, когда дойдем до былин.
Следующее женское божество, вызывающее чрезвычайно серьезные споры, это Мокошь. При произношении с ударением на второй слог возникает вопрос: что писать в первом слоге – «а» или «о»? Неизвестно. И более того, конкретно по летописям мы имеем оба варианта написания. Более распространен вариант через «о». Существовала ли эта богиня у славян – нет никаких сомнений, поскольку она упомянута в списке божеств, которые входили в первый Владимиров языческий пантеон. Рыбаков ее имя пишет через «а» и считает, что ее имя означает «мать урожая». Считает следующим образом: корень «ма» – это корень слова «мать», уже тут серьезные есть возражения и вопросы, потому что как бы половину корня у славян отдирать всё-таки не принято, ну да ладно. А слово «кошь» он связывает с термином «кошелка», и таким образом имя «Макошь» у него оказывается «мать наполненных кошелок» и тем самым – мать урожая. Не работает. Топоров и Иванов связывают это с глаголом «мокнуть» и с обычаем оставлять в жертву Макоши ткань, шерсть, пряжу, полотенца у родников. Честно говоря, они меня тоже не убедили, потому что обычай оставлять ткань у родников – он вообще универсальный, он действительно связан с культом богини-матери, но что при этом мокнет и почему, собственно говоря? Как тогда вообще надо понимать имя богини? Одним словом, я не могу вам дать ни одной этимологии этого имени, которую я сама считала бы удовлетворительной. Для меня это вопрос не решенный в науке, что и констатирую. Итак, что мы о ней знаем. Знаем мы тот факт, что действительно связана она с женскими работами, что она считалась покровительницей рукоделия и, безусловно, была богиней судьбы. О судьбе гадали у родников, и есть ряд еще других данных, связывающих Мокошь ни в коем случае не с урожаем, а именно с прорицанием судьбы и, кроме того, с женскими рукоделиями. И кстати, если девушка была очень хорошей рукодельницей и кто-то посторонний видел ее работу и спрашивал, кто же это так хорошо вышил, то девушка могла обидеться и огрызнуться: «Мокошь ткала, пока я на полатях спала», – дескать, если я показываю эту работу, то понятно же, кто это ткал, или там прял, или вышивал.
Ярила
Далее нас ждет божество Ярила. Здесь это уже я буду давать не по Рыбакову, а, наоборот, по его идеологическим противникам – Топорову и Иванову, которые в своей книге «Исследования в области славянской древности» о Яриле пишут, что сохранилось упоминание этого божества, что он представлялся в образе прекрасного юноши в белой одежде на белом коне, в венке из цветов, со снопом колосьев в правой руке и отрубленной человеческой головой – в левой[5]. Вот такой вот красавец. Итак, Ярила – это божество, в первую очередь связанное с весной, но не только. Ну сразу об отрубленной голове, которая как-то так этот прекрасный образ делает несколько менее прекрасным. Действительно, существовал обычай, очень распространенный: чтобы пашня дала хороший урожай, ее необходимо было окроплять кровью. И вот этот жесткий образ Ярилы отсюда и происходит. Но само имя бога указывает нам на его ярость. Здесь лингвистика нам весьма-весьма в помощь. И ее услугами пользоваться даже и не трудно. Поскольку корень «яр» присутствует у нас в словах с тремя типами значений. Во-первых,