ира смерти.
У нас был один вопрос, теперь у нас два вопроса. Уже в двух сюжетах выпущена завязка. Мы по-прежнему не ответили на вопрос, зачем Илья поехал к Святогору. Теперь у нас еще вопрос: зачем Святогор потащил Илью к своему отцу и, вообще говоря, что там дальше в сюжете могло быть? Мы можем хотя бы предположить развитие этого сюжета? И всё пока без ответа!
Теперь у нас Илья и Святогор едут к гробу. И что же мы видим там?
Кстати, я в связи с этим не могу не рассказать об одном научном курьезе. Академик Борис Александрович Рыбаков, которого мы знаем как автора хороших книг по язычеству, он всё-таки историк и в своей ранней книге «Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи» попытался подойти к русским былинам с исторических позиций. Ему, прямо скажем, это удалось с изя ществом слона в посудной лавке. В частности, о былине о Святогоре он написал, что в основе этой былины лежит эпизод: дружинники Олега Черниговского (не спрашивайте меня, почему именно этого князя) отправились на юг и на Таманском полуострове они обнаружили белый античный саркофаг, ради смеха туда положили товарища, но не смогли сдвинуть крышку, и якобы этот сюжет лег в основу былины. Уважаемый ученый пошел еще дальше и на одной из страниц своей книги привел фотографию этого саркофага, таким образом осчастливив нас фотографией гроба Святогора. Я привожу это как пример научного курьеза, который не отменяет заслуг Рыбакова в других областях, но вот что бывает, когда историки пытаются работать с фольклорными текстами.
Итак, богатыри едут и видят этот самый белый гроб и решают выяснить, кому он впору, причем выяснить ложась в него. Первым ложится Илья, ему этот гроб велик. Мы тут наконец-то начинаем понимать причину поездки Ильи, потому что стремление пройти через гроб, стремление пройти через смерть – это, безусловно, стремление инициатическое. Заметьте, что на этапе сложения былины логика инициации уже утрачена, логика инициации уже забыта, и, соответственно, оттого, что Илья лег в этот гроб, для него ничего не меняется. Ему этот гроб просто велик. Заметим, что богатыри снова стали разного роста. Тогда в гроб ложится Святогор, крышка сама наскакивает на гроб. Святогор начинает просить Илью, чтобы тот освободил его из гроба, Илья говорит, что он не может поднять меч Святогора, и Святогор начинает передавать Илье свою силу. Как он ее передает?
Самый распространенный способ – это передача силы через дыхание, но возможны и другие. Из щелей гроба идет кровь, и ее надо лизнуть, или пена, то есть пот, и опять-таки его надо лизнуть. Такие очень архаичные формы буквальной, вещественной передачи силы. Первый раз Илья принимает силу от Святогора, он теперь уже может поднять меч, он пытается разрубить крышку, но вместо этого на крышке возникают железные обручи. Святогор передает Илье силу второй раз, опять же это ни к чему не приводит. Предлагает передать ему силу в третий раз, но Илья отказывается, потому что если он примет силу от Святогора в третий раз, то есть всю силу Святогора, то его, Илью, не будет носить мать сыра земля, он перестанет быть человеком, он станет таким же иномирным существом, как сам Святогор. Иногда, кстати, Святогор говорит, что дыхнул бы на Илью мертвым духом, Илья молодец, что отказался. После чего Святогор остается в гробе, а Илья с мечом Святогора уезжает на святую Русь, на Русскую землю.
Наконец мы добираемся до завязки этой былины. Безусловно, это былина инициатическая. Безусловно, речь идет о том, что Илья едет к Святогору за силой и за мечом. Почему действие происходит в горах? Да потому, что горы мыслятся вообще как символ силы и, соответственно, всегда они будут в эпосе местом посвящения. Если мы возьмем и посмотрим параллели в эпосе сибирских народов, там у нас это будет чрезвычайно устойчивая картина, когда герой, сын одного из небожителей, рождается на земле у смертных родителей и ему необходимо обрести свою мощь полубога. Он с этой целью поднимается на вершину мировой горы, обращается к своей небесной родне, получает от нее силу, облик, кстати, оружие и иногда коня. Соответственно, тогда получается, что слепой отец Святогора Илье приходится, скорее всего, скажем так, родственником. Мы не будем сочинять подтекст былины, не будем говорить, что это отец Ильи, но то, что они в родстве, безусловно. С другой стороны, Илья у нас, как мы увидим в дальнейшем, будет очень тесно связан и с противоположной силой, силой матери сырой земли. Я еще раз напомню, что земля и камень, земля и горы – это в русском эпосе силы противоположные. И то, что Илья Муромец устойчиво крестьянский сын это, безусловно, знак самой непосредственной его связи с землей.
Соловей-разбойник
Теперь, когда мы немного разобрались с тем, что же собой представляет Илья Муромец, можем начать его историю с начала. Остается вопрос: где это начало? У нас есть сказание об исцелении Ильи, которое ученые единодушно признают гораздо более поздним, где сообщается, что Илья сидел на печи тридцать лет и три года и его исцеляют калики перехожие. Для любого эпического героя абсолютно любого народа сказания начинают складываться отнюдь не с начала биографии, а прямо с середины, с главного подвига героя или же с его знаменитого первого подвига. В случае с Ильей это будет, разумеется, Соловей-разбойник.
Что об Илье и Соловье известно? Илья едет в Киев. Он едет с вполне благородной целью послужить князю Владимиру. Он узнает, что прямая дорога на Киев заросла, проехать там невозможно, потому что ее перегородил нехороший Соловей-разбойник. На этом пока остановимся и разберемся, что это вообще за персонаж. Во-первых, к обычным разбойникам он не имеет никакого отношения, поскольку обычный разбойник будет сидеть на той дороге, где люди ездят. На той дороге, по которой проехать физически почти невозможно, никакой нормальный грабитель сидеть не будет – там некого грабить. Между тем разбойники в эпосе, и это оба раза связано с Ильей (в былине о Соловье и потом в былине о трех поездках), сидят и терпеливо ждут Илью. В данном случае речь идет о том, что Соловей-разбойник – это образ, восходящий к стражу границ между мирами, между миром людей и потусторонним миром. Соответственно, никто, кроме Ильи Муромца, эту границу преодолеть не может, никто, кроме него, не способен открыть эту дорогу в мир людей. Я хочу обратить ваше внимание на то, что мотив героя, который едет из потустороннего мира в мир людей, – это мотив редкий, это мотив, достойный архаики. Для русского эпоса с его вторичной мифологизацией этот мотив сравнительно характерен, мы видим его уже во второй былине.
Итак, Илья выбирает эту дорогу, попутно он ее расчищает, затем он приезжает к месту, где на двенадцати или же семи дубах сидит Соловей-разбойник. Я сделаю некоторую паузу, чтобы мы осознали, что только что было сказано. Попытаемся представить себе дуб. Это дерево, требующее минимум десяти квадратных метров для своего нормального роста. Соловей-разбойник, как нам сказано, сидит на семи или двенадцати дубах, кому что больше нравится. Он занимает территорию не меньше семидесяти квадратных метров. Хороший такой соловей, маленькая такая пичужечка… Итак, перед нами очень характерный образ чудища, совершенно немыслимых размеров, исполина. Сила этого исполина заключается в его чудовищном, сверхъестественном свисте. Соловей-разбойник начинает свистеть, всё живое от этого свиста гибнет, конь у Ильи падает на колени, и Илья берет свой лук. Заметьте, эта былина сюжетно предшествует былине о Святогоре, у Ильи еще нет меча, меч он потом получит от Святогора. Илья берет свой лук, стреляет в Соловья, вышибает ему «право око со косицею». «Косица» – это никакая не коса, это висок. Он его ранит, привязывает к седлу. Мы уже привыкли к тому, что герои меняют размер. Пока Соловей был во всей своей силе, он сидел на двенадцати дубах (можно на семи, если это что-то меняет). Как только он ранен – всё, он уменьшается до такого размера, что его можно привязать к седлу. Илья едет дальше, приезжает в Киев, где Илью ждет, как мы знаем, далеко не самый теплый прием.
Еще несколько слов о свисте Соловья. Для героя и его врага непременно характерны некие общие черты, это вполне следует из того, что писал Пропп. Это совершенно не обязательно змеиность, это может быть другая черта, которая героя и его врага объединяет. Соловей – это, безусловно, главный враг Ильи и наиболее значительный из персонифицированных, потому что второй основной враг Ильи – это татарское войско. Илью и Соловья объединяет этот самый исключительно громкий голос. В уже упомянутой мною былине о том, как Илья освобождает Царьград от Идолища, Илья, когда приходит в Царьград в образе калики перехожего, то есть паломника, начинает просить милостыню, что вполне естественно для паломника, но просит он милостыню таким голосом, что в царских палатах дребезжат стекла. Голос Ильи ничуть голосу Соловья не уступает. Затем, забегая вперед, мы увидим, что сначала Соловей, а потом Илья в разных былинах, в разных сюжетах учиняют в Киеве одно и то же безобразие: они сшибают золотые маковки церквей. Одним словом, у Ильи с Соловьем гораздо больше общего, чем различий. Именно поэтому мы можем понять бедного князя Владимира, который при виде того, что к нему заявилось этакое чудо в виде Ильи Муромца, немедленно говорит ему: «Иди отсюда!», поскольку служба такого существа миру людей не нужна. Вот что стоит за изначальным неприятием Ильи Владимиром. Все социальные моменты, что крестьянскому сыну не место в дружине, есть, но на гораздо более поздних уровнях. Изначально Владимир, как правитель мира людей, не хочет принимать к себе на службу монстра. Владимира вполне можно понять.
Идем далее по тексту. Илья пытается доказать, что его служба Киеву очень нужна, он доказывает, что привез Соловья, и все идут во двор посмотреть на это пленное чудище. Владимир приказывает Соловью засвистеть вполсвиста, Соловей отказывается подчиняться Владимиру, подчиняясь только Илье. Тогда уже Илья приказывает Соловью засвистеть вполсвиста. Соловей, желая отомстить за поражение, свистит в полную силу. В Киеве случается означенное бедствие: летят маковки с церквей… и потому на Софии Киевской маковки XVII века, шучу, шучу… Илья убивает Соловья, срубает ему голову. Затем Илью принимают в число киевских богатырей, но Илья в Киеве практически никогда не появляется. Повторю, Владимира можно понять, смотри выше о Геракле. Такое чудо, чтобы не сказать похуже, держит подальше от Киева, а то никаких денег на реставрацию церквей не напасешься.